000
ОтложитьЧитал
Как-то я заметил, что Света при разговоре или прослушивании музыки имеет привычку бездумно калякать что-то на листе бумаги. Мне показалось, что её рисунки выглядят более-менее прилично и тогда мне в голову пришла идея, как отвлечь её от тяжёлых мыслей и занять мозг и руки. Я подарил ей сертификат на трёхмесячное индивидуальное обучение рисованию, но долго не решался его вручить, боясь её реакции. К моему удивлению, Светик приняла мой подарок, когда узнала, что общаться ей придётся только с преподавателем. Тогда я понял, что желание рисовать у неё преобладает над страхом показаться людям в своём новом облике. С тех пор я два раза в неделю возил её в Бор на занятия.
Я сам радовался, когда видел, как расцветает лицо Светланы после каждого занятия. Она делилась со мной всеми своими впечатлениями, однако я стал замечать, что Андрюха начал смотреть на меня искоса и даже вызвал на мужской разговор. Помню, как мы чуть было не подрались, когда я услышал, как он обвиняет меня в том, что я воспользовался ситуацией и увёл у него любимую. Глупый Андрей не знал, что моё сердце уже принадлежало тебе, – Серёжа улыбнулся, даря мне лукавый взгляд, а я тепло посмотрела на него.
– В конце концов Света признала, что тот несчастный случай открыл в ней талант к живописи, она потихоньку вернулась к жизни и позволила Андрею вернуться в её жизнь, особенно когда узнала, что он чуть шею мне не свернул из-за ревности. Я не знаю, как происходила их встреча, но Света после этого стала намного счастливее, и Андрей больше не отходил от неё ни на шаг. Если бы ты зашла в дом Бородиной, ты бы увидела там кучу портретов Андрея, сделанных ею.
– Но свадьбы так и не было? – уточнила я.
– Нет, Света не захотела. Она до сих пор думает, что не имеет права привязывать к себе Андрея и не оставляет попыток избавиться от него, желая ему лучшей доли, чем, как она считает, изуродованная психичка, рисующая глупые картины. Она никак не поймёт, что Андрюха не замечает её недостатков и любит всем сердцем. Я уже со счёта сбился, сколько раз он предлагал сыграть свадьбу. Он ещё тот ревнивец, хочет, чтобы Света принадлежала ему по закону, полностью.
– Судя по твоему рассказу, Андрей – хороший человек. Но, Серёжа, зачем ты мне всё это рассказываешь?
– Хочу познакомить тебя с ней, забыла, зачем мы сюда приехали?
– Но ты так и не сказал, для чего? Я, конечно, буду рада знакомству, но почему так спешно и почему именно сейчас?
– Светик теперь хорошо разбирается в искусстве и красоте, хочу, чтобы она убедила тебя, что твои фотографии великолепны.
– Нет, только не это! – запротестовала я, повысив голос и разбудив тем самым дочь. – Никому это не интересно! Тем более, я тоже кое что смыслю в искусстве – это моя профессия!
– Безусловно, – Серёжа продолжал лукаво улыбаться. – Но одно дело знать историю и теорию, а другое – перенести свои знания на практику. К тому же ты не можешь объективно оценить своё творчество. Так позволь оценить его разбирающимся людям.
– Нет, Серёжа, я не хочу! Поехали домой.
– Я не хочу домой, – раздался сзади голос моего ребёнка, а я вздохнула, бросив на Серёжи уничтожающий взгляд.
– Вылезайте из машины, – скомандовал предатель. – Пойдём прогуляемся. Держу пари, Светик вновь зависает на своём излюбленном месте с кисточкой в руке.
Я раздражённо вылезла из машины, злясь на Волкова. Хоть я и жаждала после его рассказа познакомиться со Светой и увидеть её картины, меня абсолютно не прельщала перспектива показать ей свои фотографии с целью быть оцененной.
Серёжа взял Катю на руки и сделал попытку схватить мою ладонь в свою, но я обиженно одёрнула её и осталась стоять на месте, отводя от него взгляд.
– Каток, ты не хочешь поздороваться с дядей Борей? – вдруг обратился он к моей дочери. – Пойдём, я отведу тебя.
Я недоумевающе на него посмотрела, а он, бросив на меня грозный взгляд, отрезал:
– Стой здесь и не вздумай сбежать!
Похоже я не на шутку разозлила своего доброго и все-понимающего Серёгу и серьёзного разговора не избежать, раз он решил избавить дочь от нашего диалога. Я вдруг поняла, что впервые за столько месяцев вижу гневного Волкова и мне вдруг стало не по себе, настолько это было непривычно и неожиданно.
Через минуту он уже вернулся к машине и застал меня в защитной позе, со скрещенными на груди руками и опирающейся спиной на автомобиль. Я нарочно не смотрела ему в глаза, не знала, что смогу в них разглядеть, поэтому молча рассматривала мысы своих кроссовок, ожидая гневной тирады.
– Вероника, ну чего ты так противишься, – тихо и ласково начал он, а я от неожиданности услышать такой тон вздёрнула подбородок, заглядывая ему в лицо. – Никто тебя не будет осуждать, Света всего лишь посмотрит твои фото, – Серёжа потряс рукой, в которой красовался мой альбом.
– Я не хочу, чтобы незнакомые люди видели мои работы, это слишком личное, – пробубнила я.
– Ты ведёшь себя, как ребёнок! – огрызнулся Серёжа. Было заметно, что терпение его на пределе и оно вовсе не безгранично, как я предполагала раньше. – Сколько можно прятаться в своём панцире и бояться общественного мнения?
– Слушай, Серёжа, я ценю твоё желание помочь, но мне сейчас не нужна твоя помощь! – резко высказала я свой негатив и тут же прикусила язык, замечая в глазах любимого промелькнувшую тень боли. Я вдруг поняла, что веду себя как эгоистка, обижая его своим пренебрежением. Но он, похоже, не собирался обращать внимание на мои слова, обижаться и отступать от намеченного плана.
– Нет, нужна! Ты никак не можешь поверить в себя! Что, чёрт подери, сделал с твоей душой этот Власов, что ты не можешь оценить себя как личность? Тебе не надоело быть его тенью? Найди уже наконец в себе силы открыться, самоутвердиться и встать на ноги!
Острая боль пронзила моё сердце от его жестоких слов. Умом я понимала, что он говорит правду и хочет помочь, но сердце не хотело принимать эту правду. Неужели я была всего лишь чьей-то тенью? Неужели я настолько не верю в свои силы, что интуитивно прячусь и не желаю выставлять напоказ свою душу, боясь общественного внимания или осуждения. Я почувствовала, как непрошеные горячие дорожки слёз потекли по моим щекам и тут же услышала мягкий и такой родной голос:
– Маленькая моя, прости, – Серёжа обхватил меня кольцом своих сильных рук. – Я такой идиот, я не хотел тебя расстроить.
– Но ты расстроил, – обиженно процедила я, всё ещё злясь на него за упрямство и попытку поменять мой взгляд на вещи. – Ты давишь на меня!
Серёжа отстранился, и я снова заметила в его глазах зарождающуюся раздражительность, которую он пытался замаскировать или сдержать.
– Вероника, – спокойно выдавил он, но я очень отчетливо ощущала, с каким трудом он старается не повысить тон, – у тебя потрясающие фотографии, и я просто подумал, что это хобби может перерасти во что-то большее. Мне кажется, у тебя талант к этому. Я всего лишь хотел, чтобы кто-то, разбирающийся в теме, подтвердил мои догадки, ну или опроверг. Что ты теряешь? Ты познакомишься с хорошим человеком, Светлана не станет тебе врать или льстить, ты просто услышишь мнение одной девушки о своих фотографиях. Она либо похвалит, либо раскритикует их. Или ты не готова к критике?
Что? Вот ещё! Я не настолько мелочный человек, чтобы бояться негативного мнения по отношению к себе. Кажется, Серёжа решил применить другую тактику и взять меня «на слабо». Что ж, ему это удалось.
– Ничего я не боюсь! Только пообещай мне, что ты отстанешь от меня и больше не будешь поднимать эту тему!
– Договорились, – воодушевлённо выкрикнул Волков, слегка приподнимая уголки своих пухлых губ и, развернувшись, направился в сторону дома за Катюшей.
Я упрямо зашагала рядом, раздражённо вонзая кроссовки в покрытую листвой землю. Я всё ещё злилась на Волкова за его упёртость, за то, что видит меня насквозь, за то, что чувствует все мои недостатки, за то, что знает, как на меня повлияла любовь к Власову, за то, что напомнил мне об этом, за то, что открывает мне глаза на саму себя, за то, что так жестоко помогает мне встать на ноги.
Пока мы шагали по грунтовому берегу, моя злость на Волкова отступила под действием механических движений ногами и вдыхаемого холодного воздуха. Шаг за шагом я успокаивалась, а через несколько сотен метров уже и вовсе остыла и теперь мысленно вернулась к рассказу о девушке, познакомиться с которой я смогу уже через несколько минут. Я размышляла о судьбе Светы и о том, как она справилась с таким ударом судьбы. Я уважала её за то, что она оказалась сильной женщиной и справилась с отчаянием, нашла в себе силы продолжать жить, зная, что уже ничего нельзя изменить. Мне вдруг вспомнились слова Серёжи, которые он произнёс, когда мы почти год назад возвращались из цирка. Тогда он пошутил, что у него есть план по выводу Вероники Новиковой из депрессии и что он и не из таких передряг друзей вытаскивал. Теперь я понимала, о чём о говорил. Моя депрессия по сравнению с депрессией Светланы казалась мне какой-то смешной. Я вдруг окончательно перестала злиться на Серёжу, понимая, что всё, что он делает – он делает исключительно ради меня, пусть даже слишком напористо, но, похоже, по-другому меня не растормошить. Мне стало не по себе, когда я осознала, что мои интересы всегда стоят у него на первом месте. Даже это знакомство со Светланой он решил осуществить только ради меня. Серёжа верил в меня, верил в мой талант, видел во мне то, что я сама в себе не замечала. Эта ссора у машины мне показалась такой глупой и эгоистичной. Действительно, что такого я теряю, если кто-то сможет объективно оценить моё творчество? Если это будет критика, то я буду знать, что поменять для совершенствования, а если похвала – получу приятный заряд позитива.
Я поняла, что свежий воздух обладает удивительной способностью приводить в порядок мысли и дарит возможность рассуждать здраво и трезво. Я оторвала взгляд от земли и посмотрела на широкую спину впереди идущего Серёжи, и нежность к этому здоровяку вновь затопила моё сердце, заставляя его сжиматься от нахлынувших чувств. Я ускорила шаг, догнала своего мужчину и взяла его за свободную руку, крепко сжимая. Он остановился, продолжая держать в другой руке Катю, и удивлённо посмотрел на меня.
– Ты устала? – только и спросил он, а я, глупо улыбаясь, отрицательно помотала головой.
– Всё в порядке, – пролепетала я, понимая, что он больше не сердится.
– Осталось ещё немного и мы будем на месте. Только, Ник, не разглядывай Свету, она этого терпеть не может.
Я быстро кивнула, и мы продолжили шагать вверх по узкой тропинке. Через несколько минут мы были на месте, которое представляло собой равнинный выступ на отвесной скале берега. Мы продолжали идти сквозь поросль могучих деревьев, и вскоре я могла увидеть девушку, задумчиво грызущую кончик кисти и вглядывающуюся в просторную, шершавую от лёгких волн поверхность залива. Мы были слишком далеко, чтобы она смогла заметить наше присутствие, и я, нагло воспользовавшись такой ситуацией, внимательно разглядывала её. Света была повёрнута в нашу сторону левой частью тела и показалась мне прекрасной. Длинные черные прямые волосы развевались на слабом ветру, широкие точёные скулы придавали выражению её лица серьёзность или даже тоскливую грусть. Пухлые губы, сжимающие кончик кисти, говорили о её чувственности и женственности. Она была одета в бесформенную куртку и джинсы, но даже так я смогла различить, что девушка является обладательницей стройной фигуры. Больше всего меня поразил её взгляд из-под длинных густых ресниц. Он был задумчивым и одновременно острым, такие бывают только у людей, прошедших в жизни через тяжёлые испытания.
Мы уже почти приблизились, и я по своей неуклюжести наступила на сухую ветку, которая и оповестила Светлану о нашем присутствии. От неожиданности кисть выпала из её рук и девушка посмотрела на нас недоверчиво. Я тут же увидела ужасный шрам на правой стороне её лица, отчего мне захотелось кричать, настолько он уродовал её когда-то прекрасное лицо. Правый глаз девушки был уже левого, на нём и вовсе не было ресниц. Отсутствие правой брови резко контрастировало с изящным изгибом левой, что придавало её лицу ещё больше безобразия. Щека представляла собой исполосованное огнём пристанище шрамов, которые приподнимали уголок её верхней губы в странной гримасе. Я быстро отвела взгляд, пытаясь справиться с ужасом и отвращением, унять разогнавшееся сердцебиение. Помимо прочего я ощущала себя вторженцем в личное пространство чужого человека. Но мои опасения по поводу того, что мы здесь – нежеланные гости, тут же испарились, когда я увидела счастливую улыбку девушки, предназначавшуюся Волкову. Светлана явно была рада видеть его.
– Серёжа, привет! – выкрикнула она и крепко обняла парня, отчего я почувствовала еле заметный укол ревности. Было странно видеть, что Серёжа делает ещё кого-то счастливым, помимо меня и моей дочери. Её голос был низким, с некоторой хрипотцой, очень сексуальным.
– Привет, Светик, – ответил парень, представляя нас друг другу, не забыв упомянуть Катюшу.
Я заметила, что моя дочь внимательно разглядывает Свету и мне стало стыдно, но девушка, казалось, не обращала на это никакого внимания. А когда Катя вдруг спросила:
– Что это у тёти на лице? – Я готова была сквозь землю провалиться.
Серёжа разрулил ситуацию, объяснив дочери что-то про несчастный случай, а я всё так же молча старалась не смотреть на Светлану.
– Рада познакомиться с тобой, Вероника, – вдруг обратилась ко мне девушка, а я, краснея, повернулась к ней, стараясь не выдать своих эмоций и вести себя непринуждённо. – Серёжа мне все уши о тебе прожужжал.
– Я тоже рада познакомиться, – проговорила я, пряча взгляд, чтобы не смущать Свету и дать себе время свыкнуться с её внешностью.
– Вероника, я привыкла, что люди стараются делать вид, что со мной всё в порядке, – вдруг дружелюбно начала она. – Можешь расслабиться, я всё понимаю, я видела себя в зеркало.
Она вдруг рассмеялась, а я почувствовала себя жалкой. Эта девушка настолько была сильна духом, что могла смеяться над собой, над своим несчастьем. Я вновь испытала к ней глубокое чувство уважения и даже зависти. Мне такая сила характера не грозила, я свои фотографии-то боюсь людям показать, не то, что изуродованное лицо.
– А Серёжа мне про тебя до сегодняшнего дня ничего не рассказывал, – пролепетала я, всё ещё привыкая к образу Светланы.
– Ну и правильно, зачем тебе знать о депрессивной женщине, рисующей всякую ерунду и постоянно витающую в своих мыслях, – продолжала улыбаться девушка. – Но раз он всё-таки решился рассказать, значит на то есть причина?
– Есть, Светик, – серьёзно ответил Волков. – Нам нужен твой независимый взгляд со сторону и оценка эксперта.
– Ого, – воскликнула девушка. – Тут всё серьёзно!
Я покраснела и готова была Серёжу прибить сию секунду за то, что заставил меня подписаться на эту авантюру. Я бросила взгляд на треножный мольберт и восхитилась красотой картины, изображённой на холсте. Это не был пейзаж и не изображение вечернего залива, вид на который так красиво открывался со скалы, на картине был изображена красивая девушка, одетая в лёгкое развевающееся на ветру голубое платье, держащая маленькую серую птицу на вытянутых руках. Лицо её выражало любовь к объекту, находящемуся в её ладонях. Птица же не торопилась взлетать, она будто бы размышляла, стоит ли ей покидать тепло и уют ладоней девушки и отправляться в незнакомые дали в поисках своей судьбы.
После увиденного мне снова расхотелось показывать свои работы, которые на фоне картины Светы казались жалкими и бездарными.
– Идея Серёже принадлежит, – процедила я, метая в Волкова молнии.
– Да, это моя идея показать тебе фотографии Вероники, которые показались мне интересными, хотя их хозяйка считает иначе, – Серёжа вернул мне колкий взгляд и протянул альбом Светлане.
Девушка с заинтересованным выражением лица принялась листать страницы моего творения, а я ощущала нарастающее волнение в предвкушении вердикта. Теперь, когда я видела работу Светланы, её мнение значило для меня многое. Я внутренне сжалась, когда её левая бровь приподнялась вверх, выражая удивление.
– Вполне приличные работы, – проговорила она, заглядывая мне в глаза. – Ты вполне умело пользуешься контровым освещением там, где как раз необходимо. Если кое-где добавить выдержку, было бы намного эффектней. Могу с уверенностью сказать, что ты интуитивно чувствуешь, когда нужно сделать кадр, чтобы не вышло недоэкспонирование изображения. Во многих работах явно прослеживается мысль, которую ты пытаешься передать и у тебя это удачно получается. Мой вердикт – больше практики, изучение матчасти и тонкостей фотографирования, и твоим фотографиям цены не будет.
С этими словами она захлопнула альбом и передала его мне, наблюдая за моей реакцией. Вот так просто, сухо и по существу. Я же не могла никак вникнуть в смысл только что сказанных девушкой слов.
– Ты меня похвалила? – наконец выдавила я. – Ты действительно считаешь, что эти фотографии небезнадёжны?
– Да, если хочешь, я помогу тебе разобраться во всех тонкостях искусства фотографирования.
– Было бы неплохо, – застенчиво улыбнулась я. – Спасибо. Хоть это и моё хобби, но я бы хотела совершенствовать навыки.
– Это правильно, – поддакнул Серёжа. – Я же говорил, что у тебя талант!
– И оказался прав, – проговорила Света. – Приезжай в Лебяжье в следующую субботу, походим по пляжу, поучимся правильно использовать тройную выдержку.
– Спасибо, обязательно приеду! – воодушевлённо выпалила я.
– Спасибо, Светик, – Серёжа снова обнял подругу. – Нам пора. Отличная картина! – парень указал рукой на мольберт.
– Угу, – проворчала Бородина, и я услышала в её ответе недовольство собственным творением, которое лично мне казалось идеальным.
Волков снова взял Катю на руки, и мы направились обратно в деревню. На душе у меня было легко и радостно. Серёжа снова оказался прав, иногда полезно услышать объективное мнение. Теперь у меня появилась возможность совершенствовать технику под руководством более опытного человека, к тому же Светлана мне очень понравилась и я была рада знакомству с ней. Вечером, нужно будет извиниться перед Серёжей за свою упёртость. Придётся сильно постараться, чтобы загладить свою вину перед ним.
Глава 24
С той самой навязанной мне Волковым встречи со Светланой на берегу залива я стала проводить в её обществе много времени, и, надо признать, это приносило свои плоды. Светлана оказалась строгим, но опытным учителем, который быстро натаскал меня в не таком уж простом деле, как фотографирование. Помимо практики Света надавала мне кучу литературы, посвященной искусству фотографии. Надо ли говорить, что я всего за несколько недель открыла для себя столько нового, что сама не могла поверить, как без этих знаний у меня вообще выходили сносные работы, похоже, на одной только интуиции и чутье. Теперь на моём компьютере постоянно были открыты посвященные фотографированию сайты, где я продолжала черпать информацию и следить за работами других фотографов-любителей.
Светлана нравилась мне своей прямолинейностью, суровостью и жёсткостью. Она имела стойкое мировоззрение и иногда этим пугала меня. Я поражалась, как легко она делила мир на чёрное и белое, не оставляя в нём места для серых оттенков. Эта её особенность говорила лишь о том, что характер её был настолько закалён и чёрств, что она не могла принимать полутона, не считая их хоть сколько-нибудь значимыми. Не скажу, что я разделяла её точку зрения во всем, но я многому у неё научилась. Светлана не была жестокой, но она была строгой по отношению к себе и эту строгость переносила на окружающих её людей, требуя от них того же.
Было необычно наблюдать, как всё же менялась Света в присутствии Андрея. От этой пары словно исходило сияние, настолько влюблёнными они мне казались. Порой мне даже становилось неловко в их присутствии, когда они, не замечая никого вокруг, могли погрузиться в свои ощущения и смотреть друг на друга таким взглядом, будто бы всё, что держит каждого из них на этой земле, – это они сами, и ничего больше не имеет значения. Видя их отношения, я невольно задумывалась, испытываю ли я хотя бы толику тех чувств, которыми живут Светлана и Андреем к Серёже? Я могла бы с уверенностью сказать, что люблю Волкова, его невозможно не любить, особенно после всего того, что он для меня сделал, но иногда мне казалось, что моя любовь к нему гораздо слабее, чем его ко мне. Но потом мы оставались наедине, и все мои сомнения испарялись, потому что неимоверное тепло разливалось по моему сердцу в присутствии Волкова, он, словно весеннее солнце, грел мою душу и приносил в мою жизнь такие необходимые положительные яркие эмоции. Я знала наверняка, что без него не буду счастлива.
Время шло, и постепенно я действительно поверила в себя, поверила, что могу фотографировать очень даже неплохо. Я перестала стесняться показывать свои работы другим людям и начала даже выкладывать их на сайтах, посвящённых фотографии, где проводила много времени. Я делилась своими работами, выслушивала мнения таких же фотографов-любителей, как я, прислушивалась к их критике или советам, пускалась в обсуждения чужих работ. На этих сайтах я познакомилась со многими людьми по всей стране, и мне нравилось это общение.
Я чувствовала удовлетворение от того, что могу делать что-то только для себя, для собственного удовольствия, что у меня есть что-то личное, и радовалась, что у меня неплохо получается. Я узнала столько нового, что сама не заметила, как стала вводить специфические слова в свою речь, если она касалась фотографирования. Я замечала, что Серёжа скучает, если я пускаюсь в долгое повествование о любимом занятии, и решила, что мне вполне достаточно обсуждать своё хобби с соратниками по фотоаппарату и не наседать на уши любимому. В конце концов, с Сергеем мы могли говорить и на общие, интересующие нас обоих темы, которых было вполне достаточно.
Время продолжало лететь с неимоверной скоростью, и я не успела оглянуться, как декабрь вошёл в свои права, оповестив всех жителей Бора о своём наступлении толстым слоем снега. До Нового года оставалось несколько дней, и я с тройным усилием корпела над книгами, посвящая всё своё время чтению учебников и подготовке к первой сессии, которая должна была начаться как раз после новогодних каникул. Теперь, когда я больше не работала в кафе, я могла время от времени посещать занятия в ВУЗе, хоть это было и не обязательно.
В Питере я каждый раз встречалась с Лизой, мы частенько ходили вместе по магазинам. Надо признаться, хороший вкус этой девушки в одежде начал передаваться и мне, и порой я ловила себя на мысли, что рассуждаю о том, подойдут ли эти туфли к моей юбке и с чем было бы удачней всего сочетать эти брюки или рубашку. К слову сказать, со времени знакомства с маленькой Власовой мой гардероб претерпел большие изменения. Теперь большую его часть занимали платья на все случаи жизни, брюки различной длины, блузки разных фасонов и юбки. В последнее время я надевала любимые когда-то кеды и протёртые джинсы только на прогулку в лес или на пляж, а не по любому поводу выхода из дома. Мне всё больше нравилось ходить на каблуках, хотя ходить-то было особенно некуда, если не считать выездов в университет и свиданий с Серёжей.
Да, мы всё ещё ходили на свидания и также украдкой встречались по ночам в моей комнате, хотя Серёжа, одеваясь после горячего секса в необходимости вернуться домой, регулярно намекал мне на то, что пора начать жить под одной крышей. Каждый раз я старалась замять эту тему, я чувствовала, что пока не готова сделать этот шаг. Возможно, подсознательно я боялась повторения предыдущих ошибок, памятуя о том, насколько разрушающим для страсти и любви может оказать быт. Да и мне нравились наши свидания, нравилось, что мне приходилось каждый раз к ним готовиться, даже если нам предстояла обычная воскресная прогулка по лесу. К своему собственному удивлению, я даже научилась пользоваться декоративной косметикой и обзавелась парой туфель на сверх высоких каблуках на особые случаи. Эта лёгкость отношений, не отягощённых бытом, мне сейчас очень нравилась, и я не спешила с ней расставаться. Мне нравилось ощущать некоторое волнение, подбирая наряд перед походом с Волковым в ресторан или театр каждую субботу, пока Катя находилась в гостях у Виктора и Наталья Власовых. Я каждый раз с нетерпением ожидала момента, когда Серёжа заедет за мной вечером, усадит меня на пассажирское сидение своего автомобиля, сопровождая восхищенным взглядом, и повезёт навстречу развлечениям, после которых нас непременно ожидал страстный секс, иногда прямо на заднем сидении автомобиля.
Возможно, именно эта перчинка в отношениях меня сейчас привлекала куда больше, чем перспектива засыпать и просыпаться в объятьях Серёжи и трястись от страха, боясь его потерять, думая о том, что в скором времени семейная жизнь ему наскучит и он начнёт искать приключений на стороне, как это получилось с Власовым. Пока я была хоть немного недоступной для Серёжи, пока он видел во мне сексуальный объект, пока во мне оставалась хоть капля загадки, пока у него не было ощущения, что я целиком и полностью принадлежу ему – я была уверена, что он не разлюбит меня.
Иногда, размышляя о наших с Серёжей отношениях, я незаметно возвращалась к оценке моего прошлого брака и понимала, сколько ошибок я тогда совершила. Сейчас, когда чувства к Власову уже не тревожили моё сердце, я могла трезво оценить своё тогдашнее поведение и сделать определённые выводы. Я всё больше могла понять причину, по которой Марк оказался в постели другой женщины, хотя мне до сих пор было больно это осознавать. Осознавать то, что я тоже отчасти была тому виной. Моя зацикленность на Марке, моя слепая любовь, моё нежелание замечать вокруг движение жизни, моя ограниченность им сделали меня в его глазах жалкой. Теперь я понимала, что будь у него хоть маленький повод для ревности, всё могло бы сложиться иначе.
Мне было неприятно осознавать свою вину, но мне необходимо было понять и оценить моё прошлое, чтобы не повторить тех ошибок в настоящем. Я также понимала, что с Серёжей я совсем другая. У меня есть друзья, с которыми я провожу достаточно времени и которые приносят в мою жизнь много радости и разнообразия, у меня есть любимое хобби, которому я посвящаю довольно много времени, и определённая цель в жизни, к которой я стремлюсь.
Новый год мы встретили в доме отца. Я целый день корпела над праздничным ужином, пока Серёжа и Катя наряжали ёлку. В этом году мы решили отметить праздник шумной компанией и пригласили на вечеринку Ирину с Саньком, Свету с Андреем и отца Серёжи – дядю Борю. Я хотела пригласить и Лизу тоже, но она уже купила билет, чтобы отправиться праздновать домой к родителям в Новосибирск.
Праздник выдался на «ура», все веселились, болтали и поздравляли друг друга, а вечером мы отправились во двор запускать праздничный фейерверк, от которого больше всех была в восторге моя дочь. Власов прислал Кате подарок – коллекционную китайскую фарфоровую куклу в умопомрачительно красивом наряде из дорогих натуральных тканей. Она была настолько красивой, что Катя не решалась играть в неё, а просто любовалась какое-то время. Дочь очень обрадовалась подарку от папы, хотя и вспоминала о нём довольно редко. Он часто звонил ей, но много ли может дать четырёхлетнему ребёнку телефонный разговор? Я чувствовала, как они всё больше отдаляются друг от друга, и как Катя всё больше тянется к Серёже. Марк проявил присущую ему вежливость и прислал небольшой сувенир и для меня – маленькую хрупкую изящную музыкальную шкатулку в форме цветка, расписанную вручную, которая при открывании издавала чарующую мелодию, отдалённо напоминающую что-то, что я когда-то уже слышала, но не могла вспомнить это произведение. Я старалась не открывать её лишний раз, потому что всякий раз, когда я слышала эту мелодию, чувство непроглядной тоски прокрадывалось в моё сердце, заставляя его сжиматься от нахлынувших ощущений.
Новогодние каникулы вскоре закончились, и это означало для меня начало первой сессии. Я вся тряслась от страха, хотя была уверена, что выучила всё на зубок до последней строчки, но всё же боязнь забыть такие необходимые знания в нужный момент всё ещё жила во мне. Не помню, как я пережила эту напряжённую неделю, меня очень сильно поддерживала Лиза, но сессия закончилась, и я с облегчением вздохнула, когда поняла, что набрала необходимое количество баллов и даже немного больше. Это событие мы с Лизой отметили пятничным походом в бар, который, впрочем, продлился недолго, потому что за мной приехал ревнивец Серёжа и забрал меня уже изрядно нализавшуюся спиртного, танцующую в компании маленькой Власовой и целой толпы незнакомых молодых парней.
В тот вечер Волков, направляя свой автомобиль в сторону Бора, был серьёзен, как никогда, и я буквально ощущала кожей, как от него исходит ревность. Я была в приподнятом настроении, и меня даже забавляла такая реакция Серёжи. Я знала, что он недолюбливает Лизу за то, что она постоянно выманивает меня в Питер и периодически таскает по барам, хоть он и знал, что я не настолько люблю подобные заведения и соглашаюсь посетить их в крайне редком случае или если имеется особенный повод. Сидя на пассажирском сидении, я наблюдала за тем, как Серёжа сверлит гневным взглядом лобовое стекло и улыбка сама по себе наползала на моё лицо. Я коснулась кончиками пальцев руки любимого, лежащей на рычаге переключения передач, но он даже не взглянул в мою сторону, а только процедил сквозь зубы:
– Тебе так необходимо было тащиться в этот бар с этой коротышкой?
Я задохнулась от неожиданности. Такого гневного выпада я никак не чаяла услышать в ту секунду.
– Вообще-то у меня был повод! – огрызнулась я, одёргивая руку. – Я целую неделю на нервах была из-за экзаменов, имею я право немного расслабиться и выпить в компании подруги?
– Имеешь, безусловно! Только какое отношение к расслаблению имеет твоё виляние задом в обществе этих самцов?
От этих слов я рассердилась ни на шутку и хотела уже высказать свой протест в грубой форме. Но когда Серёжа взглянул мне в глаза, я передумала, потому что заметила в его взгляде помимо злости ещё и страх. Он всего лишь ревнует и боится меня потерять, поэтому-то и злится. Мне неожиданно стало очень лестно, что я способна вызвать ревность у любимого.
– Мы просто танцевали, – спокойнее ответила я, снова коснувшись руки Серёжи. – Не злись, милый. Ты же знаешь, я люблю тебя и никто мне больше не нужен.