Зэ Бойс
Глава 1. Парни
«Проспала!» – Первый студенческий день, первая лекция, а на часах одиннадцать тридцать три!
Я подскочила на кровати, ухватилась обеими руками за взлохмаченные волосы и поняла, кошмар меня достал!
Что я теперь скажу маме? Ведь она умоляла не опоздать в первый учебный день. И даже обещала позвонить, чтобы разбудить…
Схватив с тумбочки телефон, я обнаружила девять пропущенных вызовов.
Чёрт!
Огляделась по сторонам.
Будильник храпел пузом к стенке в противоположном углу комнаты. Это же надо, как я его! Невероятно! Проигнорировать такого монстра! Хотя нет. Судя по всему, я его услышала. И отбросила куда подальше.
Спрыгнув на пол, я подвернула лодыжку, упала и… проснулась опять.
На часах было шесть пятьдесят шесть. За окошком светло. Огромные часы с двумя золотыми чашами на макушке, которые я специально поставила поближе, всё ещё спали беспробудным сном, так как оглушающая трель звонка была запланирована на семь. Телефон тоже мирно лежал, не подавая ни единого сигнала о пропущенных вызовах.
Приветственное «доброе утро» маме всё же удалось произнести, хотя ей и пришлось поволноваться, перезвонив несколько раз, так как в это время в туалете я приводила пожелтевшие зубы – забыла привезти зубную щетку, а в аптеку тащиться лень – в белоснежное состояние подручными средствами: пальцем, туалетной бумагой, полотенцем и водой. Затем быстренько собралась и вышла из общежития ровно в полвосьмого.
Дорога до корпуса, где должна была пройти моя первая в жизни лекция, лежала через горку.
Горкой та показалась только в начале пути, плавно превратившись в горищу по мере её преодоления. И на последних метрах я пыхтела, как паровоз, вытирая пот со лба и усов, которых, как говорила мама, нет – но я-то знала… видела бы она меня сейчас, – со злобой провожая взглядом худышек на огроменных каблуках, легко взмывающих в небо и обгоняющих меня.
В нужный корпус зашла мокрая и пунцовая. Огляделась по сторонам, пытаясь отдышаться без звука. Это оказалось нелегко. Особенно когда вокруг парни! Они здесь ходили! Их было так много! Ими кишел весь институт! И даже пятиметровые потолки в просторном вестибюле с его широкими лестницами не помогли ощутить себя свободной. Я словно попала в огромный, но тесный аквариум, где со всех сторон плавали акулы. Но что такое акула против кита? Глубокий вдох, протяжный выдох.
Спокойно.
Я опустила взор, машинально пригладила длинное платье и направилась в деканат. Самым простым было подойти к секретарю факультета и спросить, где находится мой лекционный зал, вместо того, чтобы скитаться по бесконечным коридорам.
Получив подробные разъяснения, я поднялась по лестнице, считая ступеньки и моля Бога, чтобы не врезаться ни в одного из чудовищ. Они были все как на подбор: брюки-скинни и прическа а-ля Роналду–кривая стрела. Наверно стриглись и одевались у одного косорукого портного.
Бог меня услышал. Эти животные сновали туда-сюда, обходя меня, как стенку.
Нужный кабинет находился на втором этаже за массивной двустворчатой дубовой дверью, которая, к счастью, была открыта. До лекции оставалось всего ничего, поэтому первые ряды оказались заняты. Пришлось подняться наверх и устроиться на пятом. Слева от меня сидела девушка, внимательно я её не рассмотрела, так как следовала принципу «никого не вижу – меня не видят». В глаза бросилась лишь её оранжевая кофточка, маячившая ярким пятном на периферии зрения. Справа место пустовало. Вот и хорошо.
Плохо. Какой-то парень, с шумом забежав в зал, плюхнулся именно на него. И, о ужас! Придвинулся ко мне так близко, что пришлось прижаться вплотную к соседке. Та неприветливо покосилась в мою сторону. А что поделать? Я не привыкла к столь бесцеремонному отношению. Школа, которую я посещала, была лишь для девочек, и даже преподаватели в ней были исключительно женского пола. В моей стране мужчины не позволяли себе подобных вольностей. Это порицалось обществом, поэтому процент моего общения с ними был равен нулю. За исключением многочисленных родственников, которых я, впрочем, тоже старательно избегала, и родных братьев, но последние не в счёт.
Лекция началась, и я всё внимание обратила на седого профессора.
По ходу занятия парень придвигался ближе и ближе, заглядывая в мою тетрадку и копируя то, что пишу я. Он точно был тупой. Так как повторял всё слово в слово, не удосуживаясь слушать и конспектировать сам.
А я будто проглотила язык. Но закрыла рукой листы.
Черт возьми. Детский сад. Чай, не глухой.
Но парень напирал, пытаясь подглядеть через руку. Я подняла край тетради и навалилась на девчонку слева. Почувствовала, как та нервно заерзала под моим телом.
Потерпи, милая. У меня война.
Наконец этот недоумок понял, что я не хочу ему давать списывать. Странно посмотрел, дергая глазом. Я не обратила внимания и продолжила держать тетрадку на весу, откинувшись на свою новую подставку. Кажется, та что-то пробурчала. Не очень лестное, пытаясь спихнуть с себя. Но мне было не до неё. Главное, чтобы этот дурак отстал. И он отстал, пересев на ряд вперёд и прилипнув к другой девушке, которая, к сожалению, оказалась менее стойкой, чем я.
Фу-х! Пронесло!
Зэ Джел
Глава 2. Тюрьма
«Я не хочу, чтобы ты в чём-то нуждалась!»
Папа сказал – папа сделал.
И мне вдруг стало так горько, что я считала его монстром, который не любит меня и критикует «для того, чтобы я стала лучше».
«Бриллиант получается из угля только под давлением, как и железо закаляется от огня», – так всегда говорила мама, защищая его. И меня прокаливали ремнем и продавливали умными наставлениями вплоть до окончания младшей школы. А после – калили языком до самого отъезда в другую страну. И вдруг всё волшебным образом изменилось. Папа, некогда свирепый и злой, превратился в милого, пушистого зайчика, который звонил и писал по десять раз в день, стараясь выполнить любую просьбу, вне зависимости от того, сколько ему это будет стоить. Лишь бы я не выходила из дома.
– Я куплю всё, чтобы ты ни в чем не нуждалась, только сиди в своей комнате, – уверял он по телефону мягким голосом, и противостоять ему было невозможно.
– Но пап, это общежитие единственное, которое находится на территории института, – всё же я попробовала возразить. – Оно лишь для девочек. Четыре вахтерши дежурят и меняются на входе. Территория вокруг охраняется, и после девяти часов вечера ворота закрываются на замок, так что никто ни войти, ни выйти не может.
– Всё равно. Девочки тоже бывают разные, – это сказала мама.
– Даже в столовую?
– Даже туда.
И тут я поняла, в чём кроется секрет. Если бы родители могли поместить меня в прозрачную банку и принести профессоров, чтобы те учили пять лет через стекло и в результате получился образцовый стоматолог, они бы это сделали.
В чём-то мама, конечно, была права. Раз папа так оберегает и заботится, значит, любит. Ввиду их религиозных убеждений, вообще казалось странным, что они отпустили меня одну в другую страну. Когда отец предложил поехать учиться заграницу, я сперва решила, что он шутит. Я обожала историю и иностранные языки, с детства мечтая стать преподавателем. Профессия врача вызывала отвращение и рвотный рефлекс, но папу переубедить не удалось: либо стоматолог в престижном университете, либо никто и нигде. Хорошенько подумав и из несуществующего выбора сделав тот, в котором убедила мама, я оказалась здесь. Абсолютно не готовая к жизни вдали от родных ни морально, ни физически.
До отъезда мы с мамой долго сидели в интернете, просматривая видео в ютьюбе, дабы узнать, что необходимо привезти с собой в университет. И очень смеялись, когда одна девушка подробно рассказывала, что в общежитие надо взять свои матрас, подушку, постельное белье, бытовые приборы. Особенно позабавило, когда она сказала, что следует привезти занавески.
Нет. Папа не купил мне матрас и подушку. Он притащил новый спальный гарнитур с кроватью, шифоньером, трельяжем, письменным столом и тумбой. А так как тот оказался слишком велик для одноместного номера, снял двухместную комнату, где должна была проживать я одна. За дополнительную плату, естественно. Далее усовершенствовал туалет, купив туда новую штору, покрытие для стульчака, ванные принадлежности и коврик, а также кухню, которая по совместительству являлась коридором и, соответственно, была очень маленькой, как-то разместив в ней чайник, электрическую плитку и микроволновку. Холодильник там оказался новый, поэтому его отец оставил. Еще был привезён ковёр и… занавески!
Позднее я обмолвилась, что придётся часто ходить в главный корпус делать ксерокс, и тут же, буквально на следующий день, мне привезли новый копировальный аппарат. Девочки из соседней комнаты с большим удивлением разглядывали моё модернизированное жилище, когда, оставив дверь открытой, я впихивала в него необъятных размеров коробку. Вахтёрши наблюдали издалека и тихо перешёптывались. Подойти близко никто не решался. А мне это и надо. Я привыкла к одиночеству. Подруг у меня было всего три, но самых надёжных и любимых, с которыми мы до сих пор поддерживали связь через интернет, и пока этого хватало.
Поэтому, жалея папины нервы, я послушно не выходила из комнаты, кроме как на учёбу и обратно.
На просьбу о возможном походе в тренажёрный зал папа тут же отреагировал заявлением: «Ни о чём не беспокойся, скоро купим беговую дорожку и велотренажер». И потом я долго сидела на ковре, с ужасом оглядывая забитую комнату в непонимании – куда же я их буду ставить?!
В первые дни было немного страшно оказаться одной среди незнакомых лиц, особенно противоположного пола. Но, как ни странно, я быстро привыкла, напрочь перестав их замечать.
Замечали ли они меня? Не думаю. Университет пестрил красавицами с макияжем, прическами и одеждой в обтяжку. Зачем смотреть на закутанную с ног до головы девушку, которая ходит, как танк, с каменным лицом, устремив взгляд в пол, на стены или потолок.
В общем, переживания мамы, что все накинутся на её обожаемую дочку с просьбами дать телефончик или подружиться – не оправдались. Хотя она перед отъездом и провела курс молодого бойца на тему: как вести себя с наглыми мужскими особями. В том, что они поголовно наглые, она не сомневалась ни на йоту.
Суть заключалась в следующем:
1. Если к тебе подошёл парень и начал говорить, выпяти губу, сожми кулаки и молча иди мимо. Пусть лучше подумает, что ты идиотка, чем решит, что легко доступна.
2. Если парень попросил у тебя телефон, дай… телефон папы. Мало не покажется. Зато больше не подойдёт.
Говорилось это без тени улыбки, мама старательно стягивала губы, но я не удержалась и рассмеялась, ведь серьёзность и мама – вещи несовместимые.
На мой шутливый вопрос: а как же я найду жениха, если ко мне никто подходить не будет, последовал лаконичный ответ:
– Если парень хороший, и тебе понравился, сама подойди и дай телефон… папы. Тот всё уладит.
Замечательно, Ватсон! Я навсегда останусь в девах.
Фейс ту фейс
Глава 3. Лицом к лицу
Как известно, в учебном заведении все студенты подразделяются на группы, среди которых обязательно должны быть: одна, состоящая из звёздных мальчиков, и другая – из известных красоток-девочек.
Мой университет не оказался исключением.
С первых дней стало понятно: кто тут, как и почему.
Наглые и шумные парни заняли места на галёрке, умные – в первых рядах. Красующиеся девушки расположились повсеместно, так как некоторые из них были заинтересованы в мальчиках, другие – в преподавателях, но отличительной чертой обеих групп было то, что аккуратно намакияженные мордочки и мудрёные причёски являлись их каждодневным, обязательным атрибутом. Умом и сообразительностью они не отличались, наверное, это закон природы.
Девушки попроще, вроде меня, старались занять места спереди, так как основной их целью было получение знаний.
Исключение в стандартном наборе составляла лишь четвёрка красавцев-парней, которые, как ни странно, оказались не в числе наглых и шумных, а среди умных.
То, что они входили в зал, становилось понятно без взгляда на дверь, так как все девчонки либо замирали (умные), либо начинали громко воздыхать (красивые). Но этим парням было всё равно. Хватало посмотреть на их серьёзные лица, чтобы сделать вывод: они сыты по горло женским вниманием, и им на всех плевать.
Поимённо я ребят не знала, так как не ставила себе такой задачи. Но один из них – высокий брюнет, был самым красивым. Иногда он позволял себе снисходительно улыбнуться умирающей при взгляде на него девице.
Другой – блондин, красавчик под стать первому. Тот не улыбался никогда.
И двое попроще, также брюнета, больше походили на бодигардов: широкие, как шкафы, и высокие.
«Великолепная четверка» занимала одни и те же места слева в третьем ряду. И многие девчонки, зная это, специально приходили на полчаса раньше, дабы расположиться вокруг.
Сегодня я проспала. По-настоящему. Проснулась в семь пятьдесят четыре. Подскочила как угорелая, а далее словно в сказке. Сама не знаю, как мне это удалось без метлы, но на лекцию я влетела ровно в восемь. Разумеется, запыхавшаяся, потная и красная, как помидор.
Спереди свободных мест не оказалось, поэтому я плюхнулась на пустое сиденье в третьем ряду слева. Лектор опаздывал, зал шумел, и я дала волю лёгким, откинувшись на спинку стула и протяжно выдыхая в потолок.
Вдруг кто-то слегка толкнул меня сзади, пытаясь протиснуться:
– Может, подвинешься?
Я открыла глаза. Надо мной возвышался брюнет, позади которого с серьёзным лицом наблюдал за моими расширяющимися глазами и ноздрями блондин. «Бодигарды» в ожидании стояли в проходе. Один из них, бородатый, с недовольной миной.
«Шо?! Они это мне?»
И тут до меня дошло: я заняла их место! Конечно, третий ряд слева! Лекция физики! Вот, балда!
Захотелось стукнуть себя рукой по лбу, но я сдержалась. Опустила глаза, молча приподнялась вместе со стулом и привинченным к нему столиком и передвинулась вперед. Брюнет сел рядом, затем блондин и следом один из «бодигардов». Бородатый устроился передо мной, грубо прогнав какого-то парня!
Мама была права: купаться надо каждый день. Особенно когда тебе приходится пролетать за четыре минуты огромное расстояние.
Пришлось покрепче прижать к телу руки и засунуть ноги под стул.
Слегка поведя головой в сторону, будто кого-то ищу, я попыталась понюхать подмышки. Не удалось. Наклонилась пониже, но стул покачнулся, а руки-то раскрывать нельзя, и я чуть не грохнулась на пол. Благо, кто-то вовремя удержал за столик.
– Осторожно, не поскользнись, – послышался приятный голос красавчика, и я вместе со всей конструкцией вернулась в вертикальное положение.
Какой конфуз. Ведь даже спасибо сказать не могу: морда немытая, зубы не чищены, во рту рыба сгнила. Какие там водные процедуры, когда в распоряжении всего пять минут!
Поэтому лучше не смотреть.
Не знаю, что подумал парень, но по его усмешке можно было предположить одно: мамино первое правило сработало на все сто.
В зал вошёл лектор. Студенты притихли. И я облегченно выдохнула в сторону, устремив внимание на него.
Больше брюнет ко мне не обращался, а я лишь краем глаза наблюдала, как быстро он строчит в тетради всё подряд.
В середине лекции, когда профессор исчеркал полдоски неведомыми каракулями, одна из куколок, сидящих сзади, жеманно постучала карандашом по спине красавчика, заставив обернуться, и противным голосом с натянутым английским акцентом спросила:
– А зачем лектор это всё написал?
Я брезгливо посмотрела на девицу, готовая выдать что-то нелестное, но парень меня опередил:
– А это чтобы ты с доской сфотографировалась.
Принцесса зазвенела, как колокольчик, приняв издёвку за шутку, а я, опустив голову, тихо рассмеялась. Значит, не всё потеряно.
Зато его бородатый друг впереди разочаровал. С виду жутко серьёзный мужлан, такого никак не назовёшь парнем, на перерыве взял телефон. Так как он сидел прямо передо мной, хочешь не хочешь, взору открылся его домашний скрин, на котором было запечатлено фото себя любимого с веночком из снапчатовского фильтра. Про то, что губки бантиком, даже вспоминать противно. И я поняла, что есть ещё одна категория парней, к которой относится именно этот: умных, но тупых.
Лекция закончилась. Хорошо, что сегодня она одна.
Быстрей! Беги купайся, крокодилище!
Зэ Боди
Глава 4. Тело
В один из замечательных, похожих друг на друга скучных дней мне пришло в голову нарисовать мужской силуэт. И чёрт меня дернул добавить к нему глаза, рот, уши и нос. А потом другой чёрт – послать это маме, чтобы оценила.
Вердикт пришёл нерадостный:
«Ты что, больше ни о чем другом думать не можешь?»
И я сразу представила её лицо: глаза прищурены и словно проедают взглядом, рот сжат в тугую гармошку.
«Мама, это просто силуэт», – возразила я, в глубине души радуясь, что не вижу её.
«А почему он голый?» – последовал вопрос.
«Он не голый. И вообще, это не он».
«А кто? Я же вижу, что это мужчина. Голый причём», – и мне вернулось фото рисунка, только с прилепленным между ног зонтом.
«Мама, он не голый!» – я шепнула себя ладонью по лбу.
«Да. В зонтике».
Синем. Раскрытом и перевёрнутом вниз по типу лукошка. И где она его откопала? Теперь на рисунок не могла смотреть и я.
«Он в лосинах!» – я удалила её произведение искусств из чата.
«Не видны лосины. Виден пупок! Совсем стыд потеряла!»
С мамой не поспоришь. И без толку объяснять, что ничего подобного на уме не было.
Пришлось надеть на него штаны, путём проведения жирной линии через пупок, и вновь послать ей:
«Так лучше?»
«Что это?»
«Штаны».
«Это не штаны», – покер-фейс.
«Он балерун», – я хихикнула, отправляя это сообщение.
«Пердолун. Ненавижу балерунов. Все они извращенцы. Надень на него нормальные штаны».
«Мама! – не выдержала я. – Я просто учусь рисовать фигуру!»
«Почему мужскую?» – Мама за словом в карман не лезла. А я в который раз убедилась, что ни она, ни папа в искусстве не понимают ничего.
«Я просто хотела показать тебе рисунок! А ты… Дай настоящую критику. По существу».
«Нормально. Если оденешь».
«И это всё?» – мои щёки уже пылали. Я ожидала от неё нечто большее: полезные советы по технике прорисовки мелких деталей, подсказки по правильному распределению теней, устранение неточностей в пропорциях тела, так как в свое время она тоже занималась художеством. Но она придала значение совсем не этим деталям.
«Нет. Челюсть у него какая-то вогнутая. И майку не забудь», – наконец она написала что-то по существу.
«Он смотрит вниз. Зато плечи, смотри, как я нарисовала».
На это мама прислала свою перекошенную мину. А потом фото моей сестры, где та кривила нос, рот и всё, что можно искривить на лице.
«Ничего больше не буду показывать», – пришлось обидеться.
Спустя секунду от мамы прилетело сообщение:
«Не обижайся. Мы шутим. Красивый рисунок. Только штаны на него надень. И рубашку. И не рисуй больше голых».
«Я старалась руки нарисовать».
«Хорошо получились. И ноги тоже. Только глаза косые».
«А как исправить?»
В ответ я опять получила мой рисунок с кричащими от ужаса смайликами между ног, на пупке и на груди.
«Всё, я злая!» – вспылила я.
«Да не. Нормально. Только ещё у него нижняя губа, как у кролика».
«Мам, я тебя убью! У Мулан тоже нет век».
«А при чем тут это?»
Хорошо, что не кто это? Хотя мультики мама любила не меньше меня.
«Потому что у меня мультяшный герой, а у них черты лица прорисовываются по-другому».
«А… Ну так бы и сказала. Ладно. Я пошла спать».
А на следующий день по закону «если узнала первая подружка – мама, узнает и вторая подружка – папа» мой другой родитель прислал письмо, в котором напрочь убил оставшееся желание рисовать. По сравнению с иронично-неодобрительным восприятием мамы, он возвел несуществующую проблему в ранг мировой, припомнив случай в Индии, когда ночью, закрывшись в туалете, я смотрела видео «Барби и её друзья» и пела песни, а папа решил, что я разглядываю голых мальчиков. Когда же я честно призналась, чем занималась, он заявил, что я либо вру, либо меня надо отправить в дурдом, естественно не поверив. Далее последовала хорошая порция ремня и двухчасовая лекция о том, что девушка – это честь семьи, и, потеряв свою честь, я опозорю не только себя, но и всю фамилию. Тогда мне было четырнадцать лет. Не трудно представить, что он подумал обо мне сейчас. Заканчивалось гневное послание тем, что он забирает меня домой.
Спасибо, добрая мама!
Собрав нервы в кулак, я отправила ему длинное сообщение с объяснениями и возмущениями, где подробно изложила свою позицию по поводу мужчин, что для меня они ровным счётом ничего не значат, а фигура, которую я нарисовала, вообще не имеет пола. Но он не отреагировал. Как выяснилось позже, обиделся. Мол, я совсем стыд потеряла, потому что кричу в грубой письменной форме. Так сказала мама. С чего он решил, что я кричу, осталось загадкой. Потому что выразилась я, хоть и категорично, но достаточно уважительно и мягко. И, нисколько не чувствуя вины, я тоже обиделась, а по прошествии получаса после назидательных сообщений мамы извинилась.
В общем, заняла наша переписка целый вечер и весь следующий день.
А моя тяга к рисованию пропала надолго.