© B. Akunin, автор, 2017
© ООО «Издательство АСТ», 2018
* * *
Действующие лица
(в порядке появления)
Князь Василий Васильевич Голицын, глава правительства. Красавец сорока пяти лет.
Князь Борис Алексеевич Голицын, воспитатель царя Петра. Весельчак тридцати восьми лет.
Двое в черном. Черт их знает кто.
Аникей Трехглазов, сибирский артельщик. Муж матерого возраста, с круглым родимым пятном посередине лба.
Скоморох. Человек, у которого вместо лица харя.
Медведь. Умеет плясать и пить водку.
Начальник уличной стражи. Вневременной персонаж: блюститель порядка.
Шевалье де Нёвилль. Вневременной персонаж: восторженный иностранец.
Придворный священник Сильвестр Медведев. Вневременной персонаж: русский умник.
Правительница Софья. Некрасивая женщина не первой молодости.
Царь Петр Алексеевич. Трудный подросток.
Царь Иван Алексеевич. Юноша с проблемами развития.
Дьяк. Вневременной персонаж: работник протокола.
Федор Леонтьевич Шакловитый. Начальник Стрелецкого приказа, человек действия.
Вдовствующая царица Наталья Кирилловна. Нервная дама нервного возраста.
Царица Евдокия. Очень молодая женщина, которой кажется, что она спит.
Пьяницы, стражники, потешные.
Действие пьесы происходит в Москве и ближнем Подмосковье.
Первый акт
Картина первая
В кружале
Питейное заведение в Москве. На краю сцены, спиной к зрителям, сидят двое мужчин в длинных потрепанных балахонах. Есть и другие столы. За одним медленно ест человек в синем кафтане; перед ним лежит плетка с длинным ремнем, закрученным в кольцо. Рядом с Синим, но не вместе, сидит некто вертлявый. За другим столом плечом к плечу – двое мрачных людей в черном. Они пьют вино, время от времени перешептываются.
Слышен неразборчивый шум множества голосов, пьяный смех. Доносятся отдельные выкрики – вроде бы по-русски, но их смысл непонятен: «Э-эх, жарынь! Нашкалим по дергунцу!», «Ну ты! Ты дудонь-дудонь, да не задудонивай!», «Ай, баско! Ай, кречетóм взошла!», «Тужно мне, православные, стрепетно!».
Двое мужчин, сидящих на авансцене, начинают разговаривать, обращаясь друг к другу, но по-прежнему сидя к зрителям спиной.
Первый мужчина. …Убо речено в достойномудром «Тестаменте от цесаря Басилевса сыну его Льву Философу»: «Всяк добропромышляющий долженствует измеряти строгою мерою себя, допрежь того никоего же не понося оглаголаниями злыми». Еще сице речено: «Долженствует всякому, ум имущему, присмотретися, како бежати суетнословнаго мудрования человеческий мудрости и беспреткновенно уклоняться гадательныя прелести…»
Второй мужчина. Однако ж сице еще речено, премудрый брате: «Всяку речению надлежащий час и надлежащее место». В кружале место не красноглаголанию, а питию.
Постепенно диалог становится понятен. Понятными делаются и выкрики кабацкого люда, которыми время от времени прерывается разговор: «Куда вторую наливаешь?!», «Здоровьица всему обчеству!», «Сам ты козлище!».
Первый мужчина. Твоя правда. (Оборачивается, медленно вглядывается в лица зрителей). Народу-то в кабаке. Больше чем в церкви. А какие рожи! Ишь, пялятся… Зачем ты меня сюда привел, Борис? Ты знаешь, я вина не пью.
Второй мужчина. Ты же любишь народ, всё о нем печалишься. Так погляди на него вблизи. Тебе полезно будет.
Первый мужчина. Это не народ, это бездельники, пьянь кабацкая.
Второй мужчина. Нет, Вася, это и есть народ. Когда ты его из окошка своей кареты видишь, он кланяется, в той же церкви прикидывается благостным, а на воле, сам по себе, он такой. Любуйся. Что, не нравятся тебе православные? Это они еще веселые, пьяненькие. Не дай тебе бог их злыми увидеть.
Первый мужчина (хочет подняться). Идем. Недосуг мне по вертепам сидеть.
Второй мужчина (удерживает его). Погоди. Тут не просто кабак, а именно что вертеп. Сейчас узнаешь, зачем я тебя привел. Не пожалеешь. А, вот и они!
Слышится звук дудки. Входит Скоморох с глумливой харей-маской на лице, с мешком за плечами, тянет на цепи медведя. Сзади идет, приплясывая, дудочник.
Скоморох (скороговоркой).
Ой, матицы мои таволжаные,
Ой, оконницы соловые-косящатые,
Ах, колодушка моя перевальчатая,
Ах, головушка моя дуркодырчатая!
Мы карасиков ловили со щетиночками,
Мы сорочек-то ловили со крючочками!
Наловили-нахватали чё ни попадя,
Жрите-кушайте, котята, не сдавитеся!
Скоморох выходит на авансцену и в дальнейшем обращается непосредственно к зрителям. Его припевки становятся понятными, манера исполнения постепенно осовременивается, так что в конце концов это делается похоже на рэп.
Скоморох.
Я вам правду расскажу, православные,
Чтоб вы знали-понимали да кумекали,
Как на матушке-Руси поживается,
Что за чудные дела у нас деются.
То ли спьяну мы все сполоумели,
То ль до белой горячки упилися,
Поглядим наверх – Матерь Божия!
У Расеи в глазах раздвоение!
Как на небе сияют два солнышка,
Как в ночи серебрятся два месяца,
А у нас два царя Алексеича,
Да один другого диковинней.
Сдергивает с головы и нахлобучивает на медведя свой дурацкий колпак, достает из мешка куклу. Медведь начинает ее качать, шутовски изображая царя Ивана.
Скоморох.
А вот старший – Иван Алексеевич.
Птаха божия, душа детская.
Знай сидит себе в златом тереме,
Только в куклы, болезный, играется.
Надевает на медведя потрепанную европейскую треуголку. Дудочник начинает бить в бубен, как в барабан. Медведь марширует.
Скоморох.
А вот младший – Петр Алексеевич.
Он не в куклы, в солдатики тешится.
Сам весь дёрганый да припадошный,
На немецкие штуки повадливый.
Медведь дергается, словно в припадке, треуголка падает. Из-за стола, где сидит человек в синем кафтане, поднимается его вертлявый сосед и тихо выходит.
Скоморох надевает на медведя кокошник. Тот начинает изображать царевну Софью.
Скоморох.
А с такими царями великими
Завелась на Руси небывальщина.
Правит баба расейской державою –
Сонька-стерва, царевна московская.
Первый мужчина порывисто приподнимается. Второй хватает его за рукав.
Второй мужчина. Слушай, слушай. Дальше интересней будет.
Скоморох.
Сонька-стерва, царевна московская,
Баба ражая да бесстыжая,
Всё милуется с Васькой Голицыным,
Государства всего сберегателем.
Скоморох начинает обниматься и целоваться с медведем. В кабаке гогот. Скоморох идет в обход кружала с шапкой. Человек в синем кафтане кидает в шапку монету.
Второй мужчина наливает вина в кружку, подвигает. Скоморох с поклоном берет, отпивает, потом дает допить медведю. Тот тоже кланяется.
Скоморох надевает картонный шлем, берет такую же сабельку, грозно ею размахивает. Медведь машет ему вслед лапой, как бы провожая в поход.
Скоморох.
А вот Васька-ерой на войну идет,
Хочет Крым воевать-завоевывать.
Да пинками его тамо встретили,
Прибежал назад, горько плакася.
Дудочник сбивает Скомороха с ног, гонит пинками в зад. Скоморох роняет шлем и саблю, ползет на четвереньках, бросается с плачем в объятья к медведю, который его гладит, утешает. Хохот еще сильнее.
Второй мужчина. Ну как, нравится?
Врывается уличная стража: начальник с тремя стрельцами. С ними Вертлявый.
Начальник стражи. Слово и дело государево! Бери скоморохов, ребята!
Стрельцы хватают – один Скомороха, второй дудочника. Третий подступается к медведю, тот угрожающе рычит.
Начальник стражи. Кто сопротивляется – руби. На то указ был.
Стрелец берется за саблю. Медведь опускается на четыре лапы, убегает.
Начальник стражи грозно прохаживается по кружалу. Останавливается перед залом.
Начальник стражи. Ишь, сколько вас тут, а только один честный человек нашелся, доложил об оскорблении власти. Глядите у меня, капуста! Посеку в мелкое крошево.
Так же грозно, вглядываясь в лица, идет вглубь сцены, вдоль столов. Стрельцы начинают связывать арестованным руки.
Первый мужчина. Скажи, пускай их отпустят.
Второй мужчина. Шутишь? Они над властью потешались, государей оскорбляли. За это отрезают язык.
Первый мужчина. Плохой закон, глупый. Я пробовал отменить, бояре не дали.
Второй мужчина. Правильно, что не дали. Народ должен к власти относиться с уважением, как к родной матери. А от насмешки недалеко до бунта.
Первый мужчина. Далеко. Пусть лучше болтают и зубоскалят, чем молчат и копят злобу. Вели освободить скоморохов.
Второй мужчина. Ну смотри. Они не надо мной глумились. (Поднимается.) Эй, десятник! Прикажи их развязать. Дал острастку, и будет.
Начальник стражи. Ты кто таков распоряжаться?
Второй мужчина скидывает балахон, под которым оказывается богатый кафтан.
Второй мужчина. Я ближний боярин царя Петра Алексеевича князь Борис Голицын. Слыхал про такого?
Начальник стражи (с поклоном). Как не слыхать? Не прогневайся, боярин, но в таком деле ты мне не указ. Тут оскорбление обоих царских величеств, да великой государыни Софьи Алексеевны, да пресветлого князя Василия Васильевича, государственных дел оберегателя.
Борис Голицын (первому мужчине). Давай уж сам, пресветлый. Видишь, бояре царя Петра у твоих хватальщиков не в чести.
Первый мужчина (тоже встает и спускает с плеч балахон. Его наряд еще богаче, на шее блестит золотая цепь). Я и есть Василий Голицын. Делай, как сказал мой двоюродный брат князь Борис Алексеевич. Скоморохов развязать, отпустить. Пусть ловят своего медведя, пока он кого-нибудь на улице не напугал до смерти.
Все сидящие встают, снимают шапки, низко кланяются. Кланяются и стражники.
Василий Голицын (оборачивается к залу, морщится, машет рукой). Ладно-ладно, вы хоть не вставайте. Уж одно что-нибудь: либо не потешайтесь, либо не кланяйтесь… Пойдем, Борис. Будет, повеселились.
За уходящими Голицыными двинулись и двое в черном. Братья остаются на авансцене. Занавес у них за спиной закрывается.