banner
banner
banner
Название книги:

Знак чудовища

Автор:
Роман Афанасьев
Знак чудовища

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

Демон, уворачиваясь от огненных шаров, вспрыгнул на потолок и прижался к гнилым доскам. Фаомар вскинул руки, выпустил новый шар огня, и тут же демон рванулся вперед, обрушившись на колдуна всем телом. Фаомар сдавленно вскрикнул, тварь навалилась на него, но тут же ее объяло жаркое пламя. Демон взвизгнул, метнулся в сторону и покатился по полу, сбивая огонь, с размаха наткнулся на стену, ударился головой о камень и замер.

Колдун рывком поднялся на колени, оперся о пол руками и тяжело встал. Борода его сгорела, одежда дымилась, а левая щека висела кровавыми лоскутами. Его пошатывало, он едва держался на ногах, но не собирался сдаваться. Фаомар подался вперед, вскинул руки, и на кончиках пальцев вновь появилось пламя.

– Жги! – крикнул Сигмон. – Жги!

Но колдун вдруг вздрогнул и опустил руки. Курьер, выворачивая шею, обернулся на демона и застонал. У стены лежало тело Лаури. Дочь колдуна выглядела, как раньше: ни ран, ни ожогов, ни страшных когтистых лап…

– Отец, – прошептал фантом, поднимая голову.

– Нет! – закричал Сигмон. – Не верь ему! Это демон!

Но Фаомар не слышал его. Он медленно ковылял к дочери, протягивая к ней обожженные руки, на которых теперь не было пламени.

– Вернись! – крикнул курьер, но маг шел вперед.

Тело фантома выгнулось дугой и взлетело в воздух, обретая очертания демона. Извернувшись на лету, он приземлился рядом с колдуном и с налета запустил в него длинные когти. Фаомар забился в когтях демона, но тот легко поднял тело старика над головой и бросил вперед. Колдун с грохотом шлепнулся на стол, проехал по нему, сметая остатки колб, и замер на самом краю. Демон прыгнул следом, прошелся по столу и присел на корточки, нависнув над телом Фаомара. Выглядел он по-прежнему, как Лаури, вот только из рукавов призрачного платья торчали черные звериные лапы с длинными когтями, походившими на крестьянские серпы.

Колдун вздрогнул и захрипел. Из рваных ран на его теле ручьями текла кровь, но он все еще был жив.

– Фаомар! – отчаянно крикнул Сигмон, понимая, что все кончено. – Фаомар!

Демон повернул к курьеру милое девичье личико. Алые губы искривила злая улыбка, и раздвоенный, как у гада, язык ощупал воздух.

– Подожди, – сказала тварь. – Твой черед еще не пришел. У меня есть одно незаконченное дело…

Демон резко нагнулся и вцепился когтями в живот колдуна. Фаомар запрокинул голову, захрипел и судорожно забил ногами по столу. Чудовище вырвало из живота колдуна кусок мяса и вцепилось в него длинными клыками.

Сигмон застонал и опустил голову, стараясь сдержать тошноту, поднявшуюся из желудка душной волной. Демон же, как нарочно, поглощая плоть Фаомара, урчал и шумно чавкал. У курьера снова закружилась голова, во рту разлилась горечь. От страшной мысли, что следующим блюдом нежити станет он сам, сделалось еще хуже, и Сигмона стошнило желчью.

Отплевываясь, он ощутил странный толчок: каменный пол под коленями едва ощутимо вздрогнул. Сигмон подумал, что ему показалось, но потом дрогнула и стена, боднув его в спину, как норовистый теленок. Курьер вскинул голову. Тварь по-прежнему сидела над телом мага и насыщалась плотью. Рука Фаомара свешивалась со стола, по ней бежал ручеек крови: под столом собралась уже приличная лужа. Тан шумно сглотнул, решив, что начинает сходить с ума, но в тот же момент понял, что происходит.

Колдун умер. Его магия ушла вместе с ним, и дом, построенный с ее помощью, начал разрушаться. Все, что наколдовал Фаомар, должно было умереть вместе с ним. Сигмон с надеждой глянул на тварь, но она и не думала исчезать – видимо, кровь курьера и плоть мага позволили ей окрепнуть и удержаться в этом мире. Похоже, желание демона исполнилось, и он обрел настоящее тело.

Новый толчок, едва уловимый, снова пришелся в спину. Сигмон повернул голову и заметил, что железный браслет на его запястье потускнел, покрылся патиной – словно состарился в один миг. Не веря глазам, Сигмон дернул рукой, и металл блестящей трухой осыпался на пол. Колдовство, сковавшее его, уходило.

Курьер бросил быстрый взгляд на чудовище. Оно продолжало насыщаться, зарывшись лицом в живот колдуна, и даже не смотрело в сторону пленника. Сигмон неслышно вздохнул и рывком освободил вторую руку. Тварь ничего не заметила.

Сигмону сразу стало лучше, в голове прояснилось, сердце кузнечным молотом бухало в ребра, а в висках стучала кровь. Курьер пошевелился и убедился в том, что тело прекрасно его слушается. Даже мышцы не затекли. Похоже, колдун просто не успел наслать на него очередное ослабляющее заклятье.

Тварь довольно заурчала, курьер вздрогнул, но чудовище так и не оторвалось от страшной трапезы. Сигмон прикусил губу. Теперь он свободен, но что в том проку, когда выход загораживает смертоносная тварь, одолевшая колдуна? Даже если бы у него было оружие… Оружие! Сигмон повернул голову и прищурился, стараясь рассмотреть, куда делось оружие с деревянной стойки. Сразу же на глаза попался один из мечей: он лежал ближе остальных, в нескольких шагах от ног Сигмона и призывно поблескивал клинком. Это был полуторник с длинным и узким клинком, созданный для фехтования, для мастера клинка. Наметанный глаз курьера отметил и узор на гарде в виде птичьих лап, и оголовье с блестящим камнем, и синеватый отблеск лезвия… Похоже, меч был настоящим боевым оружием, без лишних украшений. Во всяком случае, выглядел он как один из старых эльфийских мечей, выкованных в незапамятные времена – во время войны рас, а то и раньше. И если это было правдой, то лучшего оружия не сыскать во всем королевстве.

Сигмону захотелось взять его в руки, так сильно захотелось, что у него даже зачесалась правая ладонь. Он жаждал ощутить в руках приятную тяжесть оружия. Если взять меч, то можно будет хотя бы попробовать прорваться к двери.

Осторожно повернувшись, курьер взглянул на тварь. Та по-прежнему была занята едой. Тогда Сигмон тихо встал на четвереньки и, не отводя взгляда от жующего чудовища, пополз к мечу. Он надеялся, что ему удастся тихонько подобрать клинок, напасть на демона со спины и одним хорошим ударом снести с плеч мерзкую башку. Нужно было только добраться до демона раньше, чем тот почует неладное. Один удар, только один хороший удар – о большем курьер и не мечтал.

До меча было недалеко, всего три шага, может, четыре. Но сейчас Сигмону казалось, что до него все три лиги. Обливаясь холодным потом, курьер полз вперед, замирая каждый раз, когда тварь переставала чавкать. Он не отводил взгляда от затылка демона, все еще сохранявшего облик Лаури, и полз. Он знал: остался только один шанс из тысячи. Только один.

Когда до меча оставался один шаг, Сигмон решил, что у него все получится. Иначе и быть не могло. Тварь должна умереть, ее нельзя выпускать в большой мир, никак нельзя. Демона нужно уничтожить, размазать по стенам, разрубить на куски, лишь бы это зло не вышло из подвала.

Пол вздрогнул, стены затряслись, и где-то далеко внутри дома раздался звон разбитой посуды. Тварь перестала жевать и подняла голову, принюхиваясь. Сигмон замер, проклиная так не вовремя вздрогнувший дом. До меча оставалось совсем немного – руку протянуть, и только. Но он не шевелился, боялся, что чудовище его почует, и тогда…

Тварь повернула голову, заглянула себе за спину, как умеет только сова, и уставилась на курьера. С лица молодой девушки, вымазанного кровью, на него смотрели черные и круглые, как у крысы, глаза. Долгую секунду никто не шевелился. Мир замер. А потом лицо твари стало вытягиваться, превращаясь в черную морду зверя, и Сигмон прыгнул к мечу.

Рукоять, оплетенная шершавой кожей, удобно легла в руку, словно под нее и делали. Распрямляясь, Сигмон взмахнул мечом, снизу вверх, наугад – и попал. Подскочившая тварь взвизгнула, шарахнулась в сторону. Курьер успел развернуться, отступил к стене и выставил клинок перед собой, готовясь защищаться.

Тварь стояла в трех шагах, раскинув когтистые лапы, словно хотела обнять жертву, но не нападала. Сквозь призрачную пелену фантомного тела Лаури просвечивала темная бугристая шкура. По шкуре снизу вверх шла длинная рана, сочившаяся бурой жижей. Сигмон приободрился – похоже, тварь была не такой уж крепкой, какой казалась на первый взгляд. Он перехватил рукоять меча обеими руками и выпрямил спину, приняв защитную стойку. Меч, конечно, отличался от кавалерийской сабли, но это даже к лучшему. Сигмон с детства не расставался с мечтой о двуручном клинке рыцаря и, попав в армию, не упускал случая потренироваться в работе с ним. Этим видом оружия он владел даже лучше, чем саблей.

Вытянутая морда твари вздрогнула и вновь превратилась в личико Лаури. Остались только клыки – длинные и белые клыки, раздвигавшие алые губы.

– Ты будешь умирать медленно, – сказала тварь. – Очень медленно.

– Посмотрим, – бросил Сигмон. – Ты получила тело. Хорошо. Теперь это тело можно изрубить в куски.

Лицо Лаури поблекло, уступая место чудовищной пасти волка. Демон цокнул когтями задних лап об пол и стал обходить жертву по кругу. Сигмон поворачивался следом, старясь держаться так, чтобы лезвие меча указывало точно на голову чудовища. Он был готов отразить атаку, но тварь все не нападала. Успев отведать клинка, она теперь не спешила и выбирала удобный момент.

Сигмон напряг мышцы, проверяя, как слушается тело. Слушалось отлично. Заклятия Фаомара сгинули без следа, и курьер чувствовал себя даже лучше, чем до заключения. Он чувствовал в себе такую силу, что, казалось, смог бы разорвать тварь голыми руками. Но доверять этому ощущению не стоило. Сигмон знал: нельзя переоценивать себя и недооценивать противника. Поэтому он тоже выжидал, выбирая удобный момент для атаки.

Дом снова вздрогнул, и пол под ногами скакнул, как норовистая лошадь. Сигмон покачнулся, сделал шаг в сторону, и тварь прыгнула. Курьер припал на колено, взмахнул мечом, подрубая демону ноги, но тот перескочил клинок и очутился за спиной. Сигмон ударил мечом назад, кувыркнулся, уходя от удара, вскочил на ноги и широким взмахом меча отогнал тварь.

 

Теперь демон атаковал непрерывно. Он бросался на курьера справа, слева, прыгал с потолка, крутился волчком, но Сигмон не давал твари приблизиться. Он стриг мечом воздух, вкладывая в удары всю ненависть и боль, накопившуюся за последние дни. Ярость управляла клинком, и Сигмон двигался быстро, очень быстро. Так же, как и противник.

Пол бился в судорогах, теперь сотрясения не прекращались ни на миг. Дом колдуна разваливался на части, стены шли трещинами, и гул при этом стоял, как при сходе горной лавины. С потолка сыпались гнилые щепки, из стен вываливались куски камня, но ни Сигмон, ни демон не замечали этого. Они были слишком заняты друг другом.

Меч действительно был хорош. Отлично сбалансированный, он легко отзывался на малейшее движение пальцев Сигмона, позволяя плести сверкающую паутину, что не давала демону подойти ближе. Курьер пытался атаковать и сам, но тварь была быстра, очень быстра. И когда после очередного выпада Сигмон замешкался, она вскочила на потолок и прыгнула сверху. Он успел только выставить меч перед собой острием вверх и наклонить голову. Тварь напоролась на клинок всем телом, завизжала и ударила курьера в грудь обеими лапами.

Удар был так силен, что Сигмона отшвырнуло в дальний угол подвала, к кровостоку. Он ударился спиной о стену, упал на пол, но не выпустил из рук меч. Тварь прыгнула следом, нависла над курьером, и он рванулся в сторону, кувырком уходя от удара. Но когти скользнули по спине, толкнули, и Сигмона бросило вперед, на обломки деревянной стойки. Он кувыркнулся, встал на одно колено и успел занести меч. Тварь уже нависла над ним, вскинула когтистые лапы, готовясь рвать податливое человеческое тело… Но она не успела ничего сделать. На этот раз удар попал в цель – точно в середину мохнатого бедра. Нога демона подломилась, он покачнулся, взмахнул лапами, и Сигмон встал, рванув меч снизу вверх.

Меч оказался настоящим. Клинок старой эльфийской работы развалил демона на две части, располосовал его от паха до макушки, и половинки тела, взорвавшиеся потоками бурой жижи, разлетелись в стороны.

Сигмон отступил на шаг и опустил клинок. Останки твари еще содрогались, шевелились, как два раздавленных жука. Когтистые лапы царапали пол, оставляя в камнях глубокие зарубки. Сигмон поднял руку и провел по груди, вспомнив, что получил удар в грудь. Крови не было. Покачав головой, он глубоко вздохнул и убедился, что ребра целы. Все было в порядке. Тогда он взялся за меч обеими руками и принялся за дело.

Остановился курьер только тогда, когда от твари остались сотни мелких кусочков, и нельзя было разобрать, где голова, где лапы, где туловище. Брезгливо оглядев получившееся крошево, Сигмон подошел к стене, взял один из факелов и бросил его в бурое месиво. Не обращая внимания на щепки, сыпавшиеся с потолка, вернулся к столу. Отвернувшись от разодранного на куски тела колдуна, он взял со стола пару уцелевших колб, вернулся к останкам твари и бросил колбы прямо на факел. Взметнувшееся пламя лизнуло потолок, куски демона вспыхнули синим огнем, и курьер шарахнулся в сторону. Он вскинул руку, защищая лицо от огня, и стал смотреть, как пламя с треском пожирает то, что осталось от демона. Он был готов смотреть на это вечно. Ярость и гнев отступали, таяли в пламени вместе с тварью, и Сигмону стало легче. Теперь в душе оставалась только боль.

Очнулся он от удара в плечо. Вздрогнув, он поднял глаза и увидел, что потолок ходит ходуном. Теперь из него вываливались целые доски – одна из них и хлопнула его по плечу. Дом колдуна разваливался на части и, похоже, должен был вот-вот рухнуть. Больше медлить было нельзя. Симон повернулся, плюнул в синий огонь и бросился к двери.

Дом колдуна напоминал оживший кошмар: столбом стояла пыль, из стен вываливались камни, пол бился в предсмертных судорогах. В темноте метались ожившие тени, и казалось, что дом наполнен призраками, сошедшими с ума. Но Сигмон, испытавший кошмары Фаомара, не чувствовал страха. Прикрывая лицо ладонью, он шел по коридорам, шел к выходу, туда, откуда лился густой рекой холодный воздух. Пробираясь сквозь завалы камней, перепрыгивая через трещины в полу, тан старался идти быстро. Чувствовал, осталось немного. Дом держался из последних сил, словно давая возможность гостю отомстить за своего хозяина, но его силы были не бесконечны.

Впереди, в конце коридора, мелькнул светлый проем, и курьер бросился к нему. Дом вздрогнул, и сверху потоком хлынули доски, камни, куски штукатурки… Больно ударило по плечу, но это только подстегнуло, заставило перейти на бег. У самой двери Сигмон споткнулся. Он упал на колени, пополз вперед, и тут же позади него обрушилось каменное перекрытие, наглухо завалив коридор. В спину дохнуло жаром, как из плавильной печи, и Сигмон закричал. Он полз вперед, чувствуя, как расступается под ногами пол, и никак не мог встать на ноги. У самого порога он замешкался, пытаясь перебраться через большой камень, и тут же пол ушел из-под ног. Проваливаясь в бездну, Сигмон закричал, и вдруг получил сильный удар в спину.

Он вылетел в открытую дверь, прокатился по каменным ступеням и с треском вломился в кусты сирени. Барахтаясь в путанице ветвей, он испуганно вскрикнул: показалось, что ослеп. Но, разглядев в темноте собственную руку, понял, что на дворе ночь, только и всего.

Обернувшись, он увидел, как из черной пасти двери вырвался язык пламени, рассыпавшийся ворохом искр по каменным ступеням. Сигмон испуганно подтянул ноги. Дом проседал в себя, проваливался под землю, а на его развалинах уже плясало ослепительное пламя. Жар от него шел нешуточный, и Сигмон понял, что скоро запылает и сад. Он встал и, покачиваясь на ходу, как пьяный, побрел прочь.

Через ограду он перебрался с трудом: силы его оставили. Он потратил их на сражение с чудовищем и теперь был слаб, как новорожденный. И все же он шел, полз, карабкался, стремясь убраться прочь от этого проклятого места.

Тяжело перевалившись через забор, Сигмон упал на дорогу у самых ворот. Конечно, никакого коня здесь уже не было. Курьер слабо выругался, выплюнул пыль, набившуюся в рот, и, ухватившись за железные прутья ворот, поднялся на ноги.

В саду бушевал огонь. Кусты у порога дома пылали, как факелы, и огонь с них переползал на деревья. Луна заливала сад призрачным белым светом, и Сигмону казалось, что горят не деревья, а люди, вскинувшие к ночному небу тонкие руки. Он щелкнул пальцами, отгоняя зло, отвернулся и побрел по дороге, освещенной алым заревом. Позади с грохотом обрушился дом, пылающие куски кровли разлетелись по саду, но тан даже не оглянулся. Он шел вперед, в темноту, едва перебирая ногами. Он ничего не слышал и едва дышал. Меч, намертво зажатый в правой руке, он тащил за собой, и клинок выписывал острием волнистую линию в дорожной пыли. В голове было пусто, перед глазами плыли сине-зеленые пятна, и все происходящее казалось продолжением кошмара. Сигмон хотел только одного – убраться подальше от этого страшного места.

* * *

Утром, когда бледное зарево пожара слилось с первыми лучами солнца, Сигмона нашли крестьяне. Встревоженные всполохами огня, заметными даже в деревне, они все-таки собрались с духом, вооружились и вышли на дорогу. Их терпение кончилось, и на этот раз они были полны решимости разобраться в том, что происходит, и узнать, чем еще колдун может навредить деревне. Шли с опаской, медленно, чуть ли не на ощупь – не спешили лезть в пасть колдуну. Хотя они и вышли затемно, но еле плелись, не решаясь признаться друг другу, что боятся темноты. Но когда небо просветлело, они приободрились и пошли быстрее.

Едва миновав поля, они наткнулись на человека. Он полз прямо по дороге, сжимая в правой руке длинный меч с узким клинком. Весь в пыли, в саже, в запачканной рубахе, босой, с обгоревшими волосами, он больше походил на ожившего мертвеца, чем на человека. Он выбрасывал вперед левую руку, черную от грязи, опирался на локоть и подтягивал следом тело, елозя коленями по пыльной дороге. И так – раз за разом. Было нечто жуткое в его неумолимом движении вперед, нечто такое, что заставило крестьян отступить назад и поднять дубины.

Поттон, возглавлявший толпу, первым узнал курьера. Прошел ровно месяц с того дня, как погибла его дочь и пропал гость, но староста верил, что они еще встретятся с Сигмоном. Вернувшийся конь убедил крестьян, что военный не сбежал, как думали поначалу, а сгинул в логове колдуна. На помощь не пошли: Поттон, обозленный на гостя, не велел. Лишь отправили новое письмо в Меран и перестали ночами выходить из домов – на том и успокоились. На письмо, как и следовало ожидать, никто не отозвался.

Наткнувшись на курьера, староста обрадовался. Он не смел даже надеяться на то, что пропавший гость одолел колдуна. И все же при виде живого курьера, сжимавшего оружие, Поттон скрестил пальцы на удачу.

Когда Сигмона подняли и перевернули, он потерял сознание. Курьер был закопчен, как углежог, его одежда превратилась в лохмотья – разорванные, прожженные и смердящие, как будто из отхожего места. И все же жизнь еще теплилась в безвольном теле.

Вода из фляги привела курьера в чувство. Открыв глаза, Сигмон узнал Поттона и застонал. Староста тут же вцепился в него, как клещ, насел с вопросами, желая знать, что стряслось на этот раз. Сигмон отвечал тихо, часто сбивался, но толпа, окружившая курьера, затаив дыхание ловила каждое слово. Узнав, что нечисть уничтожена, колдун убит, а его дом сожжен, крестьяне обрадованно зашумели. Больше не было нужды продолжать опасный поход в неизвестность. Подхватив Сигмона на руки, они потащили его в деревню, а староста, на радостях назвавший курьера сыном, пустился вперед – успокоить баб, заранее поднявших вой по своим мужикам.

Сигмона внесли во двор Поттона, когда солнце уже поднималось над лесом, заливая деревню теплом. Пока его несли, Сигмон очнулся и даже успел рассказать деревенским подробности сражения. Он все еще был слаб, но чувствовал себя преотлично. Начало нового дня он принимал как начало новой жизни, свое второе рождение, и ему казалось, что с каждой минутой в него вливаются новые силы.

Когда крестьяне подошли к деревне, он окончательно пришел в себя и даже хотел идти сам, но ему не позволили. Деревенские на руках пронесли его по улице ко двору старосты и положили у колодца на заботливо подстеленную рогожу.

Во дворе собралась без малого вся деревня. Шумели: кто хвалил гостя, кто сомневался в его рассказе, а кто и звал земляков сходить проверить: все ли так, как говорит чужак.

Сигмон сел, прислонился спиной к срубу колодца и отмахнулся от помощи деревенских баб, хотевших снять с него порванную одежду. Он положил меч на траву, подставил лицо солнечным лучам и прищурился. Тан не обращал никакого внимания на крики деревенских, ему было наплевать на все, кроме одного – он жив и на свободе. Кошмар последних дней отступал и уже начинал забываться: рассудок услужливо вычеркивал из памяти страдания. Сигмон знал, что никогда не забудет того, что случилось, никогда… Но сейчас ему хотелось сидеть, подставляя лицо утренним лучам солнца, и ни о чем не думать. Он был готов сидеть так вечно.

Из блаженного оцепенения его вывел староста. Встав на колени, он одной рукой ухватился за плечо Сигмона, а вторую сунул ему под нос. В руке оказалась глиняная кружка. Его содержимое было настолько духовито, что у Сигмона аж слезы выступили. Он широко раскрыл глаза, принял кружку и единым махом выпил самогон. Староста аж крякнул. Потом отнял опустевшую кружку и поднялся на ноги.

– Что встали! – заорал он. – Марш по дворам. Работать кто будет?

– Как он там? – крикнули из толпы.

– Живой! К вечеру очухается! Ну-ка, расходитесь, земляки. Приходите к ужину, там и поговорим. Косматый!

– А!

– Бери кумов, сходи к дому колдуна. Посмотри, как оно там. Может, чего дожечь надобно.

– Иду!

Сигмон ухватился за край колодца и поднялся. Ему стало лучше. Самогон пробежался по жилам огнем, взбодрил, заставил сердце биться чаще. Хотелось дышать полной грудью, кричать от радости и петь. Хотелось жить.

Деревенские уже начали расходиться, поглядывая в сторону гостя, а староста стоял к нему спиной и беседовал с пятью крепкими мужиками, видно, кумовьями того самого Косматого. На крыльце дома стояла Мариша, жена старосты. Она прижимала к лицу платок, и ее плечи вздрагивали. Сигмон взглянул на нее и тут же отвернулся.

В животе урчало. Хотелось есть – жареный бараний бок подошел бы в самый раз. И пить. Самогон. Или хотя бы воды, холодной прозрачной воды – самой обыкновенной.

Оглядевшись, Сигмон нашел ведро, бросил его в колодец и закрутил ворот, выбирая цепь. Оно вернулось к нему, полное прозрачной чистой водой, такой, какая бывает только во снах. Курьер плеснул этой красотой себе в лицо, зажмурился от счастья, потом поднял ведро и припал к краю. Пил долго. Вода смягчила горло, обожженное самогоном, холодным комом ухнула в живот. Сигмону сразу стало легче, словно с плеч упал тяжелый камень. Он поднял ведро, облился с головы до ног и довольно зафыркал. Потом бросил ведро в колодец и содрал с тела остатки рубахи. Ему страшно захотелось смыть с себя всю грязь, которой он оброс в темнице.

 

Сигмон сначала и не заметил, как стало тихо. Лишь когда скрип колодезного ворота громом разнесся по утихшей деревне, он почуял неладное. Обернувшись, курьер увидел, что староста и кумовья Косматого пялятся на него во все глаза. Из-за плетня смотрели еще трое – все с открытыми ртами. Стало так тихо, что был слышен звон мошкары.

– Что? – спросил Сигмон, чувствуя, как живот сводит судорогой. – Что?

Никто не ответил. Лишь один из мужиков ухватил рукав старосты, поднял дрожащую руку и ткнул пальцем в Сигмона. Курьер опустил взгляд. Пальцы его разжались, зазвенела цепь, и ведро с грохотом ухнуло в колодец.

От пупка до самой шеи кожа Сигмона стала черной. Она была покрыта выдавленными ромбами и больше всего напоминала шкуру змеи. На груди красовались две глубокие царапины – от когтей демона. Сигмон дрожащей рукой коснулся их и обнаружил, что грудь на ощупь стала твердой, как камень, и холодной, как лед. Чужая кожа шла от пояса до шеи, покрывала плечи и спускалась до самых локтей – словно курьер натянул кольчужную рубашку.

– Нет, – прошептал Сигмон, вспоминая, как колдун тыкал в него мечом. – Нет!

В том, что это результат опытов Фаомара, Сигмон не сомневался. Все его мучения вылились в чужую крепкую кожу, ставшую живой кольчугой.

– Проклятый колдун! – крикнул Сигмон изо всех сих. – Проклятый!

Из-за плетня робко донеслось:

– Нежить?

– Нет! – крикнул Сигмон. – Это от колдуна! Он издевался надо мной, пытал!

Но было поздно. Толпа подхватила крик. Те, что стояли ближе, двинулись на Сигмона. Под сильными руками деревенских мужиков захрустел забор – колья выворачивали из земли, отдирали доски. И только староста отвернулся, закрыл руками лицо и упал на колени.

– Стойте, – крикнул курьер, выставив вперед руку. – Я объясню! Это от пыток!

Мужики в первом ряду остановились, но за ними шли другие. Те, что ушли раньше, теперь возвращались на крик, неся в руках колья, вилы, топоры…

– Нечисть, – крикнули из толпы. – Эта тварь вернулась!

– Мужики, бей его, пока не утек! Рази!

– Огнем его, огнем!

Сигмон с ужасом смотрел на приближавшихся мужиков. Ему вспомнился Фаомар, назвавший толпу многоголовым чудовищем, лишенным разума. Ей ничего нельзя объяснить, рассказать, втолковать, она не слышит слов. У нее нет ушей. Только клыки.

Тан отшатнулся от наступающей толпы. Сейчас она походила на стоглавую гидру, изображение которой Сигмон видел еще в детстве, в книгах отца. Фаомар… Бедный маг. Он так и не оправился от удара судьбы. Толпа сломала его, заставила возненавидеть людей и уйти от них подальше, стать отшельником. Сигмон прикусил губу и внезапно понял, что у него остался только один выход.

Босая нога курьера поддела меч и оплетенная кожей рукоять уже привычно легла в ладонь, неся спокойствие и уверенность.

– Назад! – гаркнул Сигмон во все горло. – Назад!

Мужики из первых рядов отшатнулись, полезли назад. Вперед выступили другие – с кольями и вилами. Заблестели ножи, над толпой взметнулись топоры – деревенские не собирались отступать.

Сигмон шагнул назад, держа меч перед собой. Его время было на исходе, толпа готовилась наброситься на него, навалиться разом, засыпать телами, задавить… Но он никак не мог решиться. Нужно было прыгнуть вперед, расчистить себе дорогу мечом, прорубиться сквозь строй мужиков. Пусть деревенские ни в чем не виноваты, пусть они считают его нежитью, чудовищем. А для него чудовища – они. Неблагодарные твари, готовые из-за простого подозрения убить его, уцелевшего в схватке с демоном. Но что дальше? Он мог бы перебить всю деревню, чувствовал, сил – хватит. Но чем тогда он будет отличаться от демона, которого вчера разрубил на куски этим самым мечом? Чем?

Толпа напирала. Сигмон широким взмахом срубил вилы самого смелого мужика, и остальные шарахнулись назад.

– Конь! – крикнул Сигмон. – Где мой конь?

Никто не ответил. Из толпы вылетел нож, глухо стукнул о грудь тана и отлетел в траву. Курьер выругался, перескочил через сруб колодца и побежал к сараю – туда, где староста держал лошадей. Осмелевшие мужики заорали и кинулись следом, потрясая своим нехитрым оружием.

Сигмон заскочил в сарай, захлопнул дверь, обернулся и облегченно вздохнул. Он угадал – рядом с доходягой Поттона стоял его Ураган. Конечно, чужая лошадь, вернувшаяся без седока, достанется главному, то есть старосте.

В дверь глухо шмякнули – видно, плечом, с разбега.

– Убью! – рявкнул Сигмон и бросился в глубь сарая.

Сорвав со столба уздечку, он подбежал к Урагану, и жеребец захрапел, подался назад, вращая глазами. Сигмон обхватил руками его голову, прижался к ней лицом.

– Ну же, – бормотал он. – Давай попробуем, давай.

Конь беспокойно переступил с ноги на ногу, но, почуяв знакомый запах, фыркнул и расслабился. Признал.

Сигмон быстро накинул уздечку и оглянулся, поискав взглядом седло. Того нигде не было видно, и курьер выругался – жадный староста наверняка утащил его в дом.

На крыше что-то загрохотало, и курьер пригнулся, опасаясь, что наверх забрался стрелок. Тут же все стихло, но зато потянуло горелой травой, и Сигмон догадался, что в ход пошли факелы.

– Собачьи дети, – выдохнул он и вспрыгнул на спину Урагану.

В открытое окно влетел еще один факел и покатился по полу, поджигая сено. Оно занялось в десятке мест, и пламя с ревом взметнулось до потолка. Ураган захрапел, испуганно заржал и подался назад.

– Вперед, – крикнул Сигмон, отчаянно колотя пятками бока жеребца. – Вперед!

Ураган прыгнул через огонь и заплясал у закрытых ворот. Сигмон осадил жеребца и с размаха ударил в них ногой. От удара створки распахнулись, затрещали и сорвались с петель. Ураган тут же прыгнул наружу, спасаясь от клубов сизого дыма, подмял кого-то, прошелся по мягкому и одним прыжком оказался у плетня.

Сигмон обернулся. Толпа мужиков, окруживших пылающий сарай старосты, яростно горланила вслед. Вдогонку курьеру полетели вилы и топоры. Он пригнулся к самой шее Урагана и послал его вперед, к забору. Разоренный мужиками на колья, тот не стал препятствием для жеребца, который птицей перепорхнул через обломки и помчался по улице.

Оставляя за собой клубы сизой пыли, Ураган несся к околице. Со всех сторон слышалась брань, в наездника кидали чем попало – и горшками, и топорами, и всем, что под руку повернется. Больно ударило по ноге, потом задело голову… А потом деревня кончилась.

Ураган шел галопом по лесной дороге, по той самой, что привела курьера в деревню. Сигмон прижимался лицом к шее жеребца и плакал. В полный голос, навзрыд. Ему не было больно, нет. Но Сигмон знал, что теперь ему до конца дней своих придется нести на теле отметину колдуна. И кличку чудовище. Ведь он стал уродом, выродком, и теперь ему нет места среди людей. Если его тайну раскроют, то в любом городе повторится то же, что в этой деревне. Но Сигмон знал, он – не чудовище. Он и пальцем не тронул никого из толпы – в отличие от той твари, что вселилась в дочь колдуна. Сигмон знал, он – человек. Надо только найти чистую рубаху и прикрыть это отвратительное клеймо, оставленное проклятым колдуном на его теле. И все будет в порядке. Все наладится. Теперь все должно быть хорошо. Должно. Сигмон верил в это, истово верил, потому что больше не во что было верить. Но сердце почему-то болталось в груди холодным комком, и он все плотнее вжимался лицом в гриву Урагана.

И слезы не кончались.


Издательство:
Автор
Серии:
Чудовище
Книги этой серии: