Аничков дворец. Резиденция наследников престола. Вторая половина XVIII – начало XX в. Повседневная жизнь Российского императорского двора

Отмечались тезоименитства и дни рождения детей: 17 апреля 1825 г. в Аничков дворец прибыли две императрицы— Елизавета Алексеевна и Мария Федоровна, для того чтобы отметить 7-летие будущего Александра II: «Императрица, иду встречать… Матушка… день рождения Саши. Обдали в белой, измайловская музыка… спустился с Сашей в Манеж, очень красивый фейерверк, устроенный ему Михаилом, потом вернулся к малышкам». Добавлю, что 7-летний возраст для великих князей очень важный, с этого возраста начиналась их армейская карьера в солдатских чинах. Возможно, для старших детей императора в 1832 г. в стенах Аничкова дворца механик «Меклольдт» показывал химические опыты, названные в архивном деле «представлениями»^[216].

Иногда в зимний сезон в Аничков дворец приглашали цирковых. Так было в январе 1853 г., когда в Манеже резиденции устроили временный театр «для представления обезьян». Манеж засыпали садовым песком, соорудили сцену, затянутую зеленым сукном, для зрителей установили 150 стульев, во время представления «для курений» использовали две банки лавандовых дворцовых духов, которые лили на раскаленные лопатки^[217]. Вероятно, праздник удался…

Рождество

Еще одним важным семейным праздником, встречавшимся в Аничковом дворце, являлось Рождество с его взаимными подарками. Очень важно, что именно в рождественский сочельник 1818 г. в Аничковом дворце по указанию Александры Федоровны была поставлена и зажжена елка^[218]. Рождественская елка, совершенно обычная для Германии, положила начало традиции, которая, выйдя из светских гостиных, распространилась на всю Россию.

Сцены из семейной жизни императора Николая I. Рождественская елка в Аничковом дворце. 1848 г. Рис. А.Ф. Чернышова

При этом Николай Павлович лично накануне сочельника покупал подарки для детей: «зашел в лавку нюрнбержцев, купил игрушек для Саши… в белую комнату смотреть подарки детям» (24 декабря 1823 г.); «новогодние подарки детям в белой комнате» (26 декабря 1823 г.). Примечательно, что в самом большом зале Аничкова дворца, «белой комнате», рождественские елки ставились для каждого и из детей. И число этих елок увеличивалось по мере увеличения числа детей и внуков.

В камер-фурьерском журнале за 1837 г. имеется запись о подготовке Рождества в Аничковом дворце, куда вся семья Николая I переехала после пожара в Зимнем дворце: «24 декабря. Сочельник. Сего вчера приготовлены были в Большой столовой комнате убранные конфектами, золочеными орехами и яблоками елки, которые и поставлены были на 9 круглых столах, на коих также находились и разные вещи»^[219].

Позже, после возвращения семьи в Зимний дворец, Рождество продолжили отмечать в главной резиденции, но, судя по акварели

А.Ф. Чернышова, предположительно датируемой 1848 г., иногда семья на Рождество возвращалась в Аничков дворец. На этой акварели, хорошо видны по крайней мере семь украшенных елок, установленных в Белом зале. Видны два стола с подарками и вешалка с дамскими платьями по императорскому стандарту, поскольку горностаевая мантия обвивает плечи не только императрицы Александры Федоровны, но и присутствует на вешалке. На столике с дамскими подарками можно увидеть дамский капор, фарфоровую фигурку, канделябр на три свечи, вазочку с цветами, круглый столик для рукоделия. Слева на стуле – детский офицерский мундирчик. Внук Николая I – Николай Максимилианович – пытается бить военный марш на барабане. Обращают на себя внимание два молодых офицера, с поднятыми трубками, играющие в так называемое «дутье». Смысл этой забавы сводится к тому, что, дуя в трубку, можно заставить резиновый шар подниматься до потолка.

Со временем в Аничковом дворце начали проводиться благотворительные елки для бедных детей. Следует подчеркнуть, что благотворительная деятельность являлась важной частью жизни членов императорской фамилии, особенно ее женской половины. В конце 1830-х гг. императрица организовала первую публичную елку с раздачей подарков бедным детям, которая со временем обрела статус государственной. Эта традиция сохранялась при Александре II, Александре III и Николае II. Так, Николай II принял на себя традиционные пожертвования Александра III на устройство благотворительных елок и ежегодно выделял несколько сотен рублей давнему знакомому князю В.В. Мещерскому (1903 г. – 300 руб.; 1913 г. – 1000 руб.) «на елку для бедных детей».

Новый год также встречали взаимными подарками, но при этом сам праздник не отмечался и был обычным «рабочим днем»: «Роскошные подарки от Ангела» (31 декабря 1823 г.). Так, в последние часы уходящего 1823 г. Николай Павлович писал письма своим сестрам Марии и Анне, а затем «разделся, ужинал, лег».

Ближайшая свита

Поскольку императорская история Аничкова дворца связана с именами двух императоров – Николая I и Александра III, то следует иметь в виду, что рядом с каждым из них находилась своя ближайшая свита, которая ежегодно поименно воспроизводилась в Адрес-календарях «с росписью чиновных особ, или общий штат Российской империи». Иногда состав ближайшей свиты перечислялся в мемуарах царствующих особ^[220].

Высшую страту^[221] проживавших в Аничковом дворце образовывала Свита императорской (великокняжеской) четы, служившая на различных должностях при резиденции, а очень часто и жившая в ней на казенных квартирах. Например, в «Адрес-календаре» на 1821 г. в Придворном штате великого князя Николая Павловича и великой княгини Александры Федоровны упомянуто 20 человек, большая часть из которых квартировала как в самом дворце, так и домах находившихся на территории усадьбы Аничкова дворца.

В 1821 г. должность гофмейстерины при Александре Федоровне занимала статс-дама императрицы Марии Федоровны (супруги Павла I) княгиня Александра Николаевна Волконская (1757–1834). На должностях штатных фрейлин тогда служили девицы Варвара Павловна Ушакова и графиня Екатерина Петровна Шувалова. Непосредственно обслуживали великую княгиню: камер-фрау Фредерика Федоровна Клюгель; камер-юнгферы Степанида Алексеевна Брызгалова, Мария Ивановна Андреева, Генриэтта Ивановна Регенсбург и Евгения Ивановна Кристи^[222].

Не самые значимые фигуры за многие годы службы фактически превращались в членов императорской семьи и были прилично обеспечены. Например, упомянутая камер-фрау Ф.Ф. Клюгель, распоряжавшаяся женским персоналом императрицы, имела жалованье в 5045 руб. в год^[223]. Ф.Ф. Клюгель, приехав Россию в 1817 г., прожила в императорских резиденциях до своей смерти в 1838 г. Ольга Николаевна вспоминала, что «Особенно убита была Мама смертью своей камер-фрау Клюгель; последняя была дана ей вместе с приданым из Берлина; в нашем доме вообще было традицией почитать старых слуг, но к ней Мама относилась особенно сердечно».

Г.К. Моден

В состав служащих, живших при Аничковом дворце, входили: доктор Василий Петрович Крейтон; заведующий Библиотекой и Арсеналом Аничкова дворца Карл Иванович Седжер. При домовой церкви резиденции состояли: духовник семьи великого князя протоиерей Николай Васильевич Музовский, он же законоучитель Александры Федоровны, и диакон Василий Ульянов.

Если говорить о хозяйственниках Аничкова дворца, то при Николае I важнейшие должности занимали гофмейстер Г.К. Моден и управляющий Конторой Аничкова дворца А.И. Блок.

Граф Гавриил Карлович Моден назначен на должность гофмейстера 26 декабря 1817 г. после отставки гофмейстера Нарышкина. Александра Федоровна вспоминала, что Моден «отличался изысканными манерами старинного версальского двора, держал себя с достоинством, даже когда шутил, был услужлив без низкопоклонства и устраивал все как нельзя лучше. Его можно было упрекнуть только в некоторой обидчивости».

Если обратиться к биографии гофмейстера графа Г.К.^[224] Ремон-Модена^[225] (17 октября 1774 г. – 11 мая 1833 г.), то родившийся в Париже аристократ являлся потомком древнего французского рода, восходящего к XI в. Сын дипломата, камергера и управляющего Люксембургским дворцом в Париже Франциска Карла де Ремон, графа де Моден. В 1793 г. Г.К. Моден бежал из Франции в Россию от ужасов Французской революции. Здесь поступил на русскую военную службу в звании майора, состоя при графе Валериане Зубове, участвовал в Персидском походе. 30 сентября 1798 г. указом Павла I Г.К. Моден получил право на русское дворянство. В коронацию Александра I его пожаловали камер-юнкером, с 1817 г. занимает должность гофмейстера при Дворе великого князя Николая Павловича, заведуя Аничковым дворцом и Собственной Е.И.В. Конторой^[226]. А.О. Смирнова-Россет утверждала, что А.С. Пушкин высмеял Г.К. Модена в стихах^[227]:

«Тут был на эпиграммы падкий, на все сердитый господин: На чай хозяйский, слишком сладкий, на плоскость дам, на тон мужчин, на толки про роман туманный, На вензель, двум сестрицам данный…».

А.И. Блок

Второй по значимости персоной среди служащих Аничкова дворца николаевской эпохи являлся тайный советник Александр Иванович Блок (1786–1847), который 30 лет – с 1817 по 1847 г. – занимал должность Управляющего Придворной конторой Собственного Его Императорского Величества дворца.

Как следует из формулярного списка (на 1830 г.), А.И. Блок окончил юридический факультет Дерптского университета, происходил из семьи потомственных дворян^[228]. К 1830 г. располагал серьезной собственностью: 300 душ в родовом имении Ямбургского уезда, кроме этого, к 1830 г. приобрел еще 100 душ, а также его супруга Наталья Петровна (урожден, фон Геринг, 1797–1839) принесла в приданое 20 душ в родовом имении. Семья имела в собственности деревянный дом в Петербургской части. О деловых и моральных качествах А.И. Блока свидетельствуют его чины и награды, отмеченные в формулярном списке^[229]. Семья у супругов была большой даже по тому времени – семь сыновей и шесть дочерей. Непосредственный начальник А.И. Блока граф Г.К. Моден характеризовал его как способного и достойного чиновника^[230].

А.И. Блок являлся доверенным лицом семьи императора, которые его ценили и награждали чинами, орденами^[231], деньгами^[232] и подарками^[233] по случаю своих семейных событий. Кроме этого, с 16 января 1826 г. А.И. Блок включен в число лиц, состоящих при маленьком великом князе Александре Николаевиче с жалованьем 1000 руб. год^[234].

Тридцатилетняя служба А.И. Блока закончилась внезапно и «на боевом посту» во время командировки в Гдовское имение императрицы Александры Федоровны 11 сентября 1847 г. Еще 5 сентября он почувствовал себя плохо в дороге, затем начались «страдания от судорог и боли в груди и обоих руках», приведшие к смерти, как сообщал его подчиненный – «любимого нашего начальника»^[235]. Возможно, этим подчиненным был «кастелян при Аничковом дворце» – Петр Дмитриевич Перинкин.

К хозяйственникам Аничкова дворца примыкал очень важный транспортный блок. Должность шталмейстера в 1821 г. занимал Павел Петрович Ушаков^[236]; унтер-шталмейстер – Ефим Михайлович Звягинцев; ясельничий – Егор Николаевич Сверчков; вагенмейстер – Иван Львович Толмачев; берейтор – Федор Иванович Егере.

Понятно, что с годами этот состав менялся: Г.К. Моден умер в 1833 г., А.И. Блок умер в 1847 г., фрейлины выходили замуж и т. п. Впрочем, в числе лиц свиты могли оказаться и те, кто не входил в число высших должностных лиц Аничкова дворца. Например, В.Ф. Адлерберг, друг детства Николая I, по прозвищу Флам, более двух десятков лет проживал с семьей в казенной квартире Аничкова дворца.

Квартиры для лиц свиты отводились в различных помещениях, но по сложившейся издавна традиции, воспроизводившейся во всех императорских резиденциях, верхний этаж Аничкова дворца был отдан ближайшей свите. При Николае I там жили фрейлины. Многие персонажи этого ближайшего окружения оставили заметный след в истории Аничкова дворца, как по должности, так и по своим личностным качествам.

В середине 1850-х гг. на верхнем этаже Аничкова дворца, в числе прочих, находились квартиры: камер-фрау А.А. Эллис, отвечавшей за сохранность коронных бриллиантов; камер-фрау Рорбек^[237]; барона М.А. Корфа; воспитателя маленьких великих князей А.И. Философова; камер-юнгферы; камердинеры и фрейлины^[238].

О том, насколько часто великий князь Николай Павлович общался с чиновниками Аничкова дворца, свидетельствуют его записные книжки. Из них следует, что дворцовых служащих великий князь принимал, как правило, дважды в день: утром и вечером. К их числу принадлежали: гофмейстер двора Николая Павловича граф Г.К. Моден, управляющий Конторой Аничкова дворца А.И. Блок, архитектор дворца З.Ф. Дильдин, врач В.П. Крайтон и библиотекарь К.И. Седжер.

Если обратиться к записным книжкам Николая Павловича, то вышеупомянутые имена встречаются постоянно. Например, «возвратился, Дилдин, Моден с планами нового дома» (14 января 1822 г.); «Моден, Блок, Дилдин с планами новых построек… Седжер с рисунками» (17 января 1822 г.); «Встал в 7.30, Моден, Папа, Стрекалов, Деллингсгаузен, Фирсов, Седжер, Крайтон» (13 марта 1822 г.); «Моден, Блок, Дилдин, счета» (16 марта 1822 г.); «Седжер с рисунками» (19 марта 1822 г.); «у себя, Моден, Седжер, с чертежами» (15 декабря 1822 г.).

Понятно, что все это хозяйственная текучка, которую великий князь не расшифровывал. Но иногда встречаются у поминания о нетривиальных событиях: «Моден, Блок, Дилдин, распоряжения по поводу окон… осмотрел сначала дом, после Арсенал» (10 июня 1822 г.); «Блок, рассказывает мне, что молния ударила вчера в кабинет моей жены и разбила оконное стекло в тот самый миг, когда она шутила… уехал в Аничков, посмотрел, что наделала молния» (1 августа 1822 г.); «крестил младшую девочку Блока» (18 августа 1822 г.); «С Моденом смотрел канделябры в зале для ужина» (8 мая 1823 г.); «домой, Блок, узнал, что Прокоп проворовался» (2 августа 1823 г.); «Вернулся, у себя, Блок, Дилдин, устроил комнаты детей, у себя, Седжер» (10 ноября 1823 г.); «вернулся к себе, Седжер, уходит, Моден, Блок со счетами за год» (25 февраля 1824 г.).

Говоря о многочисленных слугах Аничкова дворца, следует иметь в виду, что великие князья и императоры, проживавшие в разные годы в Аничковом дворце – это вершина айсберга, на поддержание достойного уровня жизни которых расходовались не только огромные деньги, но и каждодневный труд десятков людей, именовавшихся придворнослужителями, занимавших различные должности в Придворном штате.

Как правило, дворцовая прислуга происходила из так называемых «дворцовых мальчиков», чьи родители служили при императорских резиденциях поколениями. Таких слуг ценили, их судьба решалась на самом высоком уровне. Свидетельством тому – распоряжение министра Императорского двора князя П.М. Волконского Управляющему Придворной конторой А.И. Блоку (январь 1842 г.), в котором министр предписывал, «чтобы никто из придворных Собственного Его Величества Дворца не был увольняем в отставку иначе, как за увечьем, дряхлостью, неизлечимыми болезнями, или излишеством, но в сем последнем случае с разрешения высшего начальства»^[239].

Эти слуги делились на категории: во-первых, те, кто жил постоянно в казенных квартирах резиденции, занимая определенные должности непосредственно при хозяевах резиденции, т. е. их личные слуги; во-вторых, так называемая «подвижная прислуга», которая переезжала из резиденции в резиденцию вместе с владельцами этих резиденций; в-третьих, вольнонаемные специалисты, нанимаемые Конторой Собственного дворца.

Если обратиться к первой категории, то численность личной прислуги императоров и императриц, великих князей и княгинь определялась придворным штатом. При этом старые слуги, даже оставив службу, могли посещать своих бывших хозяев. Например, 6 января 1823 г. Николай Павлович записал в дневнике: «моя Англичанка, поднялся, чай». Великий князь имел в виду, что в 1823 г. его посетила Евгения Васильевна Лайон, которая ухаживала за ним с младенческого возраста. По восшествии на престол Николай I предоставил Е.В. Лайон квартиру в Аничковом дворце, в которой она прожила до своей смерти в 1842 г. С учетом прецедента Е.В. Лайон, с 1857 г. на третьем этаже Аничкова дворца проживала в отдельной квартире англичанка Томасина Ишервуд^[240], которая вырастила всех детей Александра II.

Следует иметь в виду, что «англичанки» всегда занимали особое место в ближайшем окружении императорской семьи. Они жили в резиденциях, близ детских комнат, выполняя обязанности нянек, при этом решая задачу передачи языка. То есть дети буквально с первых дней жизни впитывали английский язык, который, наряду с французским и немецким, становился для них родным. Более того, дети сначала начинали говорить по-английски, а уже затем на русском языке. Поэтому у многих из Романовых современники отмечали легкий акцент.

Если на детской половине происходили какие-то радостные, даже, в общем-то, пустяковые события, то родители щедро награждали состоящих при детях слуг. Например, когда в июне 1828 г. у великого князя Константина Николаевича прорезался первый зубок, то генерал-адъютант Мердер немедленно направил ходатайство, в котором писал, что «по принятому обыкновению, получают при сем случае денежное награждение состоящие при Его Высочестве англичанка, камердинеры, камер-юнгферы и прочие служители». А.И. Блок проконсультировался у императрицы Марии Федоровны (матушки Николая I) и запросил список прислуги для представления к наградам «по прежним примерам» министру Императорского двора^[241].

Со временем подрастающие воспитанники становились крестными отцами и матерьми, прежде всего, для детей дворцовой прислуги – это не только престижно, но и имело прямую материальную составляющую. Во-первых, матерям крестников дарились довольно дорогие подарки, стоимость которых определялась местом родителей в дворцовой иерархии. Во-вторых, крестники обучались в учебных заведениях за счет крестного отца или матери. В-третьих, придворная карьера таких «дворцовых мальчиков» была гарантирована с момента их рождения, поскольку их список велся самым тщательным образом.

Список прислуги, близкой к семье Николая I, по понятным причинам, не самый большой. Стоит, например, отметить, что за столом Александры Федоровны периодически сиживала ее бывшая гувернантка Мария Вильдермут^[242], приезжавшая в гости к своей воспитаннице.

Всю жизнь прослужил Николаю Павловичу его камердинер Иван Федорович Гримм. В своем дневнике великий князь не единожды упоминает о своем камердинере (13 июня 1822 г.): «разные неприятности при одевании, рассержен на Гримма, ударил его кулаком, весьма дурно, раскаиваюсь, помчался крупным галопом на Роланде на Марсово поле».

Спустя много лет, уже после смерти Николая I, о старом слуге отца позаботился Александр II. Когда в ноябре 1857 г. приняли решение о ликвидации «Конторы Собственного Его Величества Николаевского дворца», императрица Александра Федоровна посчитала нужным обратиться к Обер-гофмаршалу императорского двора графу А.П. Шувалову с просьбой позаботиться о тех, кто годами служил усопшему Николаю I. В результате один камердинер императора И.Ф. Гримм занял должность заведующего Аничковым дворцом, а второй, А.Е. Сафонов, наблюдал за служителями и за порядком в помещениях Аничкова дворца^[243]. Штат дворца тогда был сокращен до минимума, и на случай «высочайшего присутствия» предполагалось командировать в Николаевский дворец (так тогда называли Аничков дворец. – И. 3.) «служителей из Зимнего Дворца по примеру загородных дворцов».

Упомянутый 74-летний (на 1853 г.) Иван Федорович Гримм^[244] происходил из придворнослужительских детей, начал придворную службу в 1794 г. «по соизволению» императора Павла I скороходом, пройдя практически все ступени придворной службы: кофешенк (1810 г.); камердинер императрицы Марии Федоровны (1813 г.); камер-фурьер при той же должности (1826 г.); камер-фурьер Царскосельских дворцов (1829 г.); камер-фурьер высочайшего двора (1837 г.); именно И.Ф. Гримм «присматривал» за малым кабинетом Николая I в Зимнем дворце (с 1853 г.). Параллельно с развитием карьеры Гримм не раз удостаивался наград^[245] и менял свой статус^[246]. В 1857 г. престарелого И.Ф. Гримма назначили на должность заведующего Аничковым дворцом «с сохранением всего получаемого им содержания».

Различные варианты формы гоф-фурьера. 1855 г.

Различные варианты формы дворцового истопника

Карьера камер-фурьера Аничкова дворца 6 класса Алексея Егоровича Сафонова (1797–1871) которому в 1857 г. исполнилось 60 лет, схожа с карьерой Гримма. Он также происходил из придворнослужительских детей^[247], начав придворную службу в 1809 г. работником при дворе королевы Вюртембергской Екатерины Павловны. В 1814 г. Сафонов работает в должности истопника. В 1816 г. его переводят к высочайшему двору на должность лакея. Прорыв происходит в 1817 г., когда Сафонова назначают одним из лакеев императора Александра I, в 1822 г. он камер-лакей. Буквально в последние месяцы жизни Александра I, с июня 1825 г., Сафонова назначают на должность камердинера императора. После смерти Александра I Сафонов остается в ближайшем окружении Николая I на должности кофешенка (1826 г.) «с оставлением в прежней должности», т. е. камердинера императора. В 1830 г. Николай I пожаловал Сафонову участок земли в Царском Селе и 30 000 руб. для постройки каменного дома^[248]. Сафонов не только построил каменный дом^[249], но к 1850-м гг. стал владельцем 44 душ. В 1831 г. Сафонов – мундшенк с чином 9-го класса; в 1832 г. – с чином 8-го класса; в 1850 – камер-фурьер 6-го класса, прикомандированный к Аничкову дворцу. После кадровых и структурных пертурбаций 1857 г. 60-летнего слугу, начинавшего свою карьеру в Аничковом дворце, оставили в том же звании, при том же дворце^[250].

В Аничковом дворце начинал свою причудливую карьеру художник Петр Васильевич Тутукин (1819–1900), который к 1850 г. дослужился до вполне ответственной должности кофишенского помощника Собственного дворца. Он, как и многие слуги резиденции, «дворцовый мальчик», происходил из семьи потомственных дворцовых служащих. При этом, с 1844 г. он находил время и возможность посещать Академию художеств в качестве вольноприходящего ученика. Примечательно, что в начале карьеры Тутукин писал то, что видел, т. е. залы Аничкова дворца: в 1847 г. он получил вторую серебряную медаль за «написание с натуры» перспективного вида «Танцевального зала в Аничковом дворце». В марте 1848 г. за поднесение этой картины императрице Александре Федоровне его пожаловали бриллиантовым перстнем. В 1850 г. П.В. Тутукин удостоился денежной награды за картину, изображающую «внутренность Церкви в сем дворце»^[251]. Поскольку было совершенно очевидно, что 30-летний кофишенский помощник талантлив, руководство Аничкова дворца, с ведома императора, позволило ему в 1850 г. начать карьеру живописца^[252]. В результате в 1857 г. П.В. Туткин получил звание академика живописи за великолепную интерьерную работу «Вид залы Большого павильона в Императорском Эрмитаже». Свою карьеру закончил хранителем галереи Императорского Эрмитажа. Художник В.М. Нестеров упоминает в воспоминаниях: «Петр Васильевич Тутукин был как бы необходимая часть Эрмитажа. Он был один из старейших служащих его, остаток былых времен, времен Николаевских. В те времена ему, наверное, было лет семьдесят. Элегантный, как маркиз, совершенно белый, шаркающий маленькими ножками, маленький старичок в вицмундире, со всеми отменно любезен, добр, благожелателен»^[253].

Многие из слуг работали при резиденциях буквально на протяжении всей жизни. Например, в марте 1830 г. в качестве камер-медхен к императрице Александре Федоровне определили девицу Авдотью Макушину^[254]. Спустя 23 года, в 1853 г., она заняла должность камер-юнгферы^[255]. Потом долгие годы она работала в этой должности при императрице Марии Александровне, буквально до ее смерти в 1880 г., т. е. Макушина проработала рядом с императрицами с 1830 по 1880 г. – 50 лет.

Вся прислуга традиционно поздравляла своих хозяев со всеми праздникам: Рождеством, Пасхой, тезоименитствами и днями рождений. В свою очередь, императоры отдаривались, не забывая о денежных подарках слугам на их именины, тезоименитства, Рождество, Новый год и Пасху. Так, в книгах по гардеробной сумме Николая I регулярно встречаются упоминания о таких выплатах. Например, в феврале 1833 г. «истопник комнат Его Величества в Собственном дворце Андрей Кашталинский», как и «Ездовой Собственного дворца Иван Семенов» получили по 25 руб.^[256]. В апреле 1837 г. на Пасху четырем «ездовым Собственного дворца» по 100 руб. и в декабре пяти «ездовым Собственного дворца» выплатили к Рождеству 125 руб.^[257].

Характерно, что все назначения низшей прислуги «в Собственные комнаты», проходили через личное визирование императорами. При этом, данные назначения были итогом многолетней службы и, естественно, высоко ценились в среде придворнослужителей. Например, 19 января 1833 г. министр Императорского двора сообщал в Собственную Е.И.В. Контору, что «Государь Император высочайше повелеть соизволил: находящегося при комнатах Их Высочеств Великих Княжен истопника Осипа Апарина определить в лакеи на имеющуюся при тех комнатах вакансию»^[258].

Как правило, жесткий отбор комнатной прислуги был безупречен. Но поскольку человеческий фактор присутствовал всегда, то иногда случались и неприятные истории. Например, в декабре 1842 г. «при осмотре комнат камер-лакеем» выяснилось, что «в комнатах императрицы Александры Федоровны не оказалось нескольких медалей, выбитых в память Высочайшего коронования и в память открытия Бородинского монумента, а также маленького серебряного с позолотой прибора в футляре, в котором хранился ножик, вилка и ложечка». После молниеносно проведенного следствия А.И. Блок докладывал Николаю I, что «вещи похищены состоящим при комнатах Ея Величества придворным истопником Николаем Михайловым», который сознался, что передавал украденные вещи дворцовому полотеру Федору Чукасеву, который сбывал краденое на толкучем рынке Апраксина двора.

По распоряжению императора преступников передали в полицию, которая выяснила, что перечень украденного значительно шире: серебряная кружка (250 руб.); застежка большая от альбома; набор для вышивания, украшенный бирюзой в футляре с бронзовым прибором (ножницы, наперсток и пр., 650 руб.); 23 медали бородинских, около 52 серебряных коронационных медалей (по 2 руб. каждая); футляр с серебряным столовым прибором (нож, вилка, ложка, 125 руб.); золотая большая булавка и часы золотые, украшенные бриллиантами-розами с цепочкой (подарены императрице, цена неизвестна)^[259]. Общая сумма похищенного составила 2085 руб. ассигнациями.

Примечательно, что 23-летний истопник Николай Михайлов – «дворцовый мальчик» в третьем поколении, являясь сыном кофишенка Аничкова дворца. В собственные комнаты на должность истопника его взяли в память добросовестной работы умершего отца^[260], проработавшего в Аничковом дворце с 1817 по 1838 г.

Одновременно с полицейским следствием к февралю 1843 г. в Аничковом дворце провели ревизию всех вещей и составили описи. После чего гоф-фурьеру предписали «описи раздать по комнатам и отмечать в них все перемещения вещей».

Суд над преступниками состоялся в мае 1843 г. Поскольку Михайлов во всем сознался, то его лишили звания обер-офицерско-го сына и сослали в Сибирь на поселение. То же наказание получил 61-летний полотер Чукасев. Приговор завизировал лично император.

Придворный штат также определял круг различных специалистов, работавших на ответственных должностях в Аничковом дворце. Все они носили придворную форму, полагавшуюся им по статусу^[261]. Требование ношения формы распространялось на всех служащих резиденции, включая самый низший персонал, так называемых «кухонных мужиков» (с 1832 г.)^[262].

Периодически форма придворнослужителей менялась высочайшим повелением. Так, в октябре 1838 г. министр Императорского двора сообщал А.И. Блоку, что «Государь Император высочайше повелеть соизволил: 1. Камер-лакеям, скороходам, швейцарам и лакеям носить брюки при вседневном платье зеленые с узким, а по воскресным дням с широким золотым галуном и со штрипками; 2. Камер-фурьерам, гоф-фурьерам, официантам и их помощникам, истопникам и работникам при вседневном платье вместо панталон иметь брюки без галуна; 3. При воскресном алом платье иметь белые суконные брюки – официантам».

В этом документе в мельчайших деталях прописывалось множество нюансов, обязательных к выполнению: при траурном платье носить черные брюки; сапоги с кисточками отменялись; башмаки с шелковыми чулками оставлялись только для парадной ливреи. В архивном деле находятся 4 образца золотого галуна из разных магазинов^[263].

При императорском дворе регламентировалась даже прическа, прежде всего усы и борода. В марте 1837 г. министр Императорского двора сообщал Блоку: «До сведения Государя Императора дошло, что многие из гг., состоящих в званиях камергеров и камер-юнкеров, позволяют себе носить усы, кои присвоены только военным, и бороды в виде жидовских», поэтому предписывалось «строжайше воспретить, дабы никто из имеющих придворные звания не осмеливался носить ни усов, ни бород, а равно и гражданские чиновники»^[264].

Непосредственно за состоянием Аничкова дворца и всех зданий на территории усадьбы отвечал «Смотритель зданий Собственного Его Величества (Аничковского) Дворца», в распоряжении которого имелась внушительная команда обслуживающего дворец персонала. Эту должность ввели после пожара и восстановления Зимнего дворца.

С марта 1840 г. по декабрь 1867 г. должность смотрителя Аничкова дворца занимал полковник Н.И. Скрябин (1801–1881). Его карьера характерна для эпохи Николая I. Происходил Никифор Иванович из солдатских детей, пройдя школу военных кантонистов. Военную службу начал в 1820 г. рядовым Карабинерного полка, пройдя все положенные должности, получая чины^[265], награды^[266] и подарки^[267]. В 1840 г. Скрябин уволился из армии по ранению «поручиком с мундиром», и, как многие из заслуженных отставников, был принят на хозяйственную должность при Аничковом дворце, состоя сначала при Арсенале (1840 г.), а затем в должности кастеляна Аничкова дворца «с оставлением в прежней должности» (1843 г.). В 1857 г. Скрябина назначили смотрителем Аничкова дворца^[268]. В 1867 г. 66-летний полковник подал прошение об увольнении с должности, напомнив, что еще 11 апреля 1846 г. он по высочайшему повелению «удостоин быть причисленным к Роте Дворцовых Гренадер, кандидатом на первую вакансию». И хотя на тот момент таких вакансий не имелось, Александр II, «снисходя к просьбе» Скрябина, распорядился «в виде особой монаршей милости» зачислить его в Роту Дворцовых Гренадер на штаб-офицерскую должность^[269], с сохранением содержания по должности смотрителя Аничкова дворца.