Хроники Максима Волгина

– Здесь! – Максим ударил кулаком по лоснящейся, упругой поверхности шара. – Внутри.

Рен-Рендук нахмурился.

– И как туда попасть?

Максим кивнул на кинжал в руке у девушки:

– Резать?!

Связываться с внутренностями Отстойника не решился бы ни один из его обитателей. Рен-Рендук и Зира даже попятились от такого предложения. Тогда Максим выхватил у девчонки кинжал и резко вонзил его в бок шара.

Шар басовито загудел, завибрировал. Ему явно не понравилось такое надругательство. Возможно, он угрожал? Или просил пощады? Максим не останавливался. Выдернул клинок, вновь ударил. Шур подскочил к нему, с размаху запустил в упругую поверхность когти, аж затрещало.

Они безжалостно кромсали шар, пытаясь прорвать толстую, рыхлую оболочку. Тот вибрировал все сильнее, гудел громче. Возмущался так, что слышно было во всех уголках Отстойника. И его услышали.

– Мухи! – истошно заверещал Гуня.

Максим оглянулся на миг – серое, звенящее облако поднималось снизу. Оно поглощало мостики и платформы, канаты и шланги. Оно словно вспухало, вскипало. Еще несколько секунд – и оно захлестнет все вокруг!

– Сюда! – Он рванул кинжалом податливую плоть шара, и…

Шар обиженно булькнул, съежился, будто выпустил раздувающий его газ. Потом резко вывернулся, хлестко ударил наглых тварей, прилепившихся к его оболочке. Отшвырнул их навстречу рою. Максим почувствовал, что летит…

И тут же лазоревая спираль завертелась перед глазами.

Глава 4,
в которой все только начинается

Шел теплый весенний дождь. Низкие, тяжелые облака закрыли небосвод от горизонта до горизонта. Нет, на самом-то деле горизонта видно не было. Максим лежал в густой зеленой траве посреди круглой поляны, окруженной дубками. На самой обыкновенной лесной поляне.

Помедлив, он сел. Огляделся, боясь поверить своим глазам. И встретился взглядом с Шуром. Сфинкс понял его немой вопрос, отрицательно тряхнул головой:

– Нет, это не мой мир.

– А я и не знаю, ежели по правде, – пискнул, осторожно приподнимаясь, Гуня, – Мож, это Од’дом. А мож, и не Од’дом?

Рен-Рендук и Зира ничего не сказали. Они стояли на четвереньках и затравленно озирались по сторонам. У магистра мелко тряслась отвисшая челюсть. Максим посмотрел на спутников снисходительно и засмеялся. Радостно, заливисто.

– Так я вам скажу, что это за мир. Это Земля! – Он быстро сорвал пушистый желтый цветок на длинном, пустотелом стебле. – Вот! Это растение называется одуванчик. Цветет, значит, сейчас весна, начало мая! С праздником, дорогие товарищи!

И захохотал еще громче. Зира поднялась на ноги, помогла выпрямиться своему «мужу». Кисть Рен-Рендука побелела, так крепко он сжимал рукоять станнера. Максим взглянул на оружие… и смеяться перехотелось. Все-таки допустил он этого гада на Землю. Ничего, в одиночку тот беды натворить не сможет. Сдать его в полицию, а лучше – в ФСБ, и все дела. И «жену» его сдать за компанию. Предательница!

Зира будто услышала мысли Максима, посмотрела на него. Робко улыбнулась. Подлизывается, стерва. Лучше бы мошки ее съели, чем Ильму!

Он испугался такого пожелания. Нет, это уж слишком. Он вовсе не хотел, чтобы с Зирой случилось такое. Он просто злился на нее. И на себя – за те фантазии, когда они лежали вдвоем. Надо же, он и правда поверил, что нравится ей. А ведь знал, что такие красивые девчонки только сами себя любят…

– А от твоей Земли далеко до Од’дома? – пискнул Гуня.

Максим взглянул на него непонимающе. И вдруг сообразил, что главной заботой станут не Рен-Рендук и Зира, а сфинкс и олли. Куда их-то девать? Тоже в ФСБ? Ну не в цирк же. Однако все эти проблемы были уже домашними, земными. Думать о них было приятно и спокойно. А не думать – еще приятней. Куда спешить? Приключение закончилось, торопиться больше некуда. Как-то оно все утрясется, не может не утрястись. Прежде следовало понять, где они «придверились», найти жилье… Нет, прежде всего нужно было сходить по-маленькому.

Он встал, обвел взглядом спутников. Спросил:

– Никому не надо… ну, в кусты? «Мальчики налево, девочки направо»? Физиологическая потребность, а? И не тряситесь вы так! У нас на Земле безопасно.

– Да, да! – Гуня даже подпрыгнул. – У меня очень большая физилагическая потребность! Давно!

Он рванул налево раньше, чем Максим успел сделать шаг. Шур обнажил зубы в улыбке, тоже поднялся:

– Пошли налево.

Зира хмыкнула, молча повернулась в противоположную сторону, поспешила к высоким кустам, покрытым желтыми цветочками и гроздьями черных шариков. И только Рен-Рендук остался на месте. Он вертел головой, видно, не мог решить, к кому присоединиться. И лишь когда Максим, наклонившись, шагнул под ветви дубков, выбрал:

– Подождите!

Забираться далеко в лес Максим не хотел. К тому же за первым рядом дубков начинались заросли ежевики. Крупные черные ягоды, омытые дождем, аппетитно поблескивали, манили к себе. Он не удержался от соблазна, и, покончив с потребностью, нарвал пригоршню. Ягоды были сладкие, спелые.

– Попробуй, – протянул он остаток Шуру, – вкусно.

Сфинкс недоверчиво взял одну ягоду, сунул в рот. Разжевал, потом выплюнул. Объяснил:

– Мне не вкусно. Предпочитаю белковую пищу углеродной.

Максим насмешливо улыбнулся.

– А как же витами…

Истошный женский визг перебил его на полуслове. Короткий, страшный. Полоснул по ушам и оборвался. Кричали близко, на другом краю поляны. Зира!

В цветущий кустарник они вломились одновременно со сфинксом. Максим раздвинул ветви… и почувствовал, как зашевелились волосы на затылке.

Зира лежала на земле, поджав одну ногу и выпростав другую. Вернее, лежало то, что прежде было Зирой. Голова и левая рука вместе с надплечьем исчезли, кровь заливала остатки рубашки и шорты. Кровь выплескивалась из страшных ран, растекалась лужей, не успевала впитаться во влажную землю. Комок дурноты рванул вверх по пищеводу… И тут же замерз от ужаса, сковавшего мышцы.

По подбородку зверя, склонившегося над телом Зиры, тоже скатывались капли крови. Это был не волк и не медведь, не лев и не тигр. Приземистый, широкогрудый, с мощными лапами, сплюснутой головой на короткой шее, покрытый бурой, пятнистой шерстью. Скошенный лоб, уши, прижатые к голове, глубоко спрятанные маленькие глаза. Зато клыки – огромные, словно два клинка! Чудовище как раз заканчивало смаковать откушенную руку. Услышало шум в кустах, вскинуло голову, рыкнуло, присело, мгновенно приготовившись прыгнуть. Сбросив оцепенение, Максим лапнул по поясу, спеша выхватить станнер…

Оружия на месте не было. Мгновенная растерянность – и ужас, ударивший с новой силой. Он потерял станнер в Отстойнике, а с кинжалом против таких зубов…

Где-то в стороне рыкнули в ответ. Затрещали ветви, сородич зверя выскочил из-за деревьев. Запах крови и вид разодранной жертвы опьянил его. Не глядя на кусты, он прыгнул к распластанному телу, вцепился зубами и когтями в теплую плоть. Первый зверь возмущенно взревел, ударил наглеца лапой по загривку. Максим и Шур, не дожидаясь, чем закончится разборка, рванули прочь.

Далеко бежать не пришлось. Посреди поляны стоял Гуня, белый как снег, и жалобно причитал:

– Мамочка моя родная, забери меня отсюда… Хоть куда-нибудь забери!

Максиму хватило одного взгляда, чтобы и у него на спине выступила испарина. Из лесу выходили… одно, два, три, четыре чудовища. Стая обкладывала их. А Рен-Рендук с единственным теперь у них станнером исчез!

– Рен-Рендук! – заорал Максим. Вспомнил о браслете, крутанул выключатель, снова закричал: – Рен-Рендук! Ты где?!

Бесполезно. Бывший консул Вирии сбежал, едва услышал предсмертный вопль Зиры. Шур тронул Максима за плечо.

– Ты сказал, что на Земле не опасно?

И Максим вынужден был признать:

– Это не Земля.

Не Земля! На Земле не бывает одновременно одуванчиков и спелой ежевики! На Земле смородина сперва цветет, а потом плодоносит! А главное – на Земле не водятся такие чудовища! И будто подтверждая его слова, пелена облаков над головой прорвалась, обнажая лоскут изумрудно-зеленого неба.

– Не Земля? Тогда – бежим! – рыкнул Шур.

Они неслись сквозь этот, так похожий на земной, но неземной лес. Неслись сквозь заросли ежевики и кусты смородины, неслись, обламывая ветви дубов и осин, неслись, в кровь раздирая босые ноги. По очереди тащили на загривках Гуню, съежившегося, непривычно молчаливого, не решающегося даже пискнуть. Бежали, сами не зная куда. Здесь было страшней, чем в Отстойнике!

Стая саблезубых гнала их, оцепив полукольцом. Гнала все дальше и дальше, стараясь вымотать силы жертв, заставить упасть бездыханными. Чудовища могли бы покончить с погоней в несколько минут, но почему-то не решались нападать в открытую. Зиру они убили сзади, исподтишка. Саблезубые словно боялись чего-то. Но размышлять над этим не было ни сил, ни времени.

Закончилось все в один миг. Максим зацепился ногой за корягу, вскрикнул, понимая, что падает. Свалившийся с его загривка Гуня завопил, кубарем покатился в кусты. Шур обернулся, бросился на подмогу. Но что он мог сделать со своими когтями против двадцатисантиметровых кинжалов? Бурая темь метнулась между деревьями, саблезубая пасть распахнулась. Максим зажмурился, представив, что сейчас ему оторвут голову, как Зире…

Потом осторожно открыл один глаз. Позади, метрах в трех, тихо скулил коротышка. Впереди, тоже метрах в трех, стоял в боевой стойке Шур. А дальше лежала огромная пятнистая туша. И больше ни одного саблезубого ни видно, ни слышно не было.

– Как это ты его? – не поверил своим глазам Максим.

– Я? – Шур обернулся. – Это не я. Похоже, его станнером сняли.

– Рен-Рендук?

Максим быстро вскочил, оглядываясь по сторонам. И тотчас кусты, нависавшие над Гундарином, колыхнулись, расступились, пропуская… ясное дело, не бывшего консула.

Из кустов вышли двое. Высокие, крепко сложенные, бородатые, с длинными гривами темно-русых волос, заплетенными в косы. И бороды, и прически, и одежда – буро-зеленые, похожие на камуфляж куртки, повязанные кушаками, такого же цвета брюки, – и мягкая, похожая на индейские мокасины обувь, – у них все было одинаково. Оттого и сами они казались похожими, как братья. Всего и отличий: у одного в руках был лук, а у другого на поясе болтался длинный, широкий тесак и багровел шрам в пол щеки.

– О, а короткий откуда тут взялся? – лучник хмуро глянул на Гундарина.

– Не иначе шпионит, гаденыш, – предположил второй.

Максим понятия не имел, кто они. Но это были люди.

Лучник молча смерил его взглядом. Затем посмотрел на Шура, и брови его удивленно приподнялись.

– А это что за тип? Никогда таких не видел. – Он повернулся к кустам, окликнул: – Огница, ты глянь, что тут делается.

Кусты снова вздрогнули, и оттуда вышла девушка. Волосы у нее действительно были огненно-рыжими. Сама – высокая, стройная, длинноногая. На чуть вытянутом лице – тонкий прямой нос, маленький рот и большие, зеленоватые глаза. Девушка была красивой, несмотря на веснушки, густо усеявшие ее лоб и щеки. Совсем другой красотой, чем Зира, но красивая. Однако куда важнее было другое – за кушаком у нее торчал станнер. Теперь Максим точно знал, кто спас их от стаи саблезубых.

Впрочем, настроены спасители были не очень-то дружелюбно.

– Мож, этого прямо здесь вздернем? – Лучник указал на Гуню. – Чтоб знали короткие, как договор нарушать.

Гуня испуганно пополз прочь от него, замахал руками:

– Я не нарушал! Я не знаю никакого договора!

– Мы ничего плохого не сделали, – поспешил поддержать его Максим. – Мы случайно сюда попали.

– Гляди-ка, и пацан не по-нашему бормочет, – уставился на него меченый. – Ты вообще кто такой?

– Я Макс, Максим Волгин. Я из Вирии убежал. А родился я на Земле. Меня криссы похитили! И их тоже.

Незнакомцы быстро переглянулись.

– Кажись, он зеленых помянул. – В голосе лучника появилась тревога. – И говорит непонятно. Что делать-то? Может, всех их того? На ближайшей осине? Пока беды не случилось.

Максим вдруг сообразил, что они не понимают его речь. Сразу не додумался, потому как привык, что все друг друга понимают, на каком бы языке ни разговаривали. И имен этих дядек он не знал. Он бы и девушки имя не узнал, если бы ее не назвали! Пониматель больше не работает?! Да нет, не так, он же перевод их разговора слышит. Значит…

Шур произнес:

– Макс, у них нет имплантатов. Это мир свободных людей. Но о криссах они знают.

Да, так и есть! Максим прикинул: похоже, они попали в мир Гоэльта и Тальды? Тогда неудивительно, что здесь не любят жаб. Он поспешно ткнул себя в грудь:

– Я – Макс. – Показал на девушку: – Ты – Огница. Мы – друзья. Криссы – враги.

– Мне почудилось или он твое имя назвал? – повернулся к девушке лучник. – Откуда он тебя знает? Если толмач, то почему говорит не по-нашему?

Огница прищурилась, губы ее зловеще скривились.

– Разберемся. Вяжите его, в город поведем, допросим. И короткого вяжите.

– Мож, короткого все-таки вздернем? – вновь предложил лучник. – У князя сердце мягкое, ждать решения Совета станет. А эта дрянь сбежит между тем. Они ж как кроты землю роют!

– А с шерстяным что? – встрял в спор и меченый. – Глянь, как смотрит недобро. И когти, когти-то какие! Мож, он саблезубым родич?

– Так пусть с ними и остается. Оглушу его, и всех дел. – Девушка пожала плечами. Приказала: – Падуб, присмотри за мальчишкой, чтобы не рыпался.

Лучник неторопливо вынул стрелу из колчана. Его приятель шагнул к Гуне, на ходу вытаскивая из сумки веревку. А девушка повернулась к Шуру, положила ладонь на рукоять станнера. Что она собиралась сделать, было понятно любому. И было понятно, что переговоры не получились. Времени доказывать, убеждать нет. Еще секунда – и его не останется ни для чего!

Максим прыгнул раньше, чем лучник положил стрелу на тетиву. Сбил девушку с ног, подмял под себя, перехватил рукой ее руку, сжимавшую станнер, другой прижал кинжал к горлу. Тело у Огницы было крепким и сильным. И она была чересчур ловкая для девчонки. Если бы не руббольные тренировки, он бы, пожалуй, с ней не справился.

Шур тоже времени не терял. Бросился на лучника, обезоружил, повалил, прижал к земле когтистыми лапами. Третий охотник, успевший схватить Гуню и набросить ему петлю за шею, изумленно выпучил глаза.

– Ну, ты! – заорал на него Максим. – Отпусти малого! А то порежу твою командиршу!

Он вовсе не был уверен, что способен выполнить такую угрозу: резануть девчонку ножом даже чуть-чуть. Но пусть эти охотники поверят. Пусть поверят!

Шур рыкнул, поддерживая его угрозу. Чиркнул когтем по щеке лучника, и струйка крови тотчас побежала на землю. Увидеть пять лезвий-когтей у своего лица, должно быть, очень страшно. Лучник зажмурился, замер, опасаясь вздохнуть лишний раз.

Зато Огница не испугалась и, кажется, не поверила страшным рожам, которые корчил Максим. Напряглась, что было силы, дернулась, попыталась вывернуться. Пришлось прижать ее всей своей тяжестью, вдавить в землю. Он ощущал каждый изгиб ее тела, и глаза ее, полные ненависти, были так близко. И губы, чуть приоткрытые, маленькие. Вот блин, нашел, о чем думать!

Оставшийся на свободе охотник не понимал его слов. Но смысл происходящего понял прекрасно. Зло сверкая глазами, разжал хватку, выпустил конец веревки из рук. Помедлив, отступил на два шага.

– Молодец, – похвалил его Максим. И тут же прикрикнул на коротышку: – Гуня, чего ты расселся?! Забери оружие у этой!

Он побольней сжал запястье девушки, ударил о землю:

– А ты не дергайся! И пистолет брось, быстро!

Гундарин вскочил, снял петлю, подбежал, принялся разгибать пальцы девушки. Огница зарычала не хуже, чем Шур, но удержать рукоять станнера не смогла.

Убедившись, что она обезоружена, Максим резко оттолкнулся, вскочил. И Шур освободил своего противника, быстро отпрыгнул в сторону. Лук он предусмотрительно захватил с собой.

– Так-то лучше. – Максим отобрал станнер у Гуни, улыбнулся, глядя, как девушка и ее спутник поднимаются на ноги. – Теперь можно и побеседовать.

– Говорил же, сразу надо было их утихомирить, – хмуро пробубнил лучник. – Всех.

– Как бы они нас не того… – ответил ему приятель. – Огница, что делать-то будем?

Девушка молчала. Только покусывала губы и смотрела на Максима. Он улыбнулся ей как можно радушней, мол, не сердись, ничего личного. Бросил станнер Шуру, отдал кинжал Гуне. Поднял вверх руки, демонстрируя охотникам пустые ладони.

– Мы не хотим с вами воевать. Мы ваши друзья. Макс и Огница – друзья.

– Что ж он белькочет-то? Не понять! – Меченый сплюнул с досады. – Эх, толмача бы сюда…

– Друзья, вам нужен толмач? Так он к вашим услугам.

Все шестеро разом повернули голову. К ним шел, улыбаясь во всю свою необъятную рожу, Рен-Рендук.

Да, это была не Земля. Добрия – называли свой мир его обитатели. Вернее, так называлась небольшая, заселенная людьми часть его – несколько десятков городов и поселков, расположившихся на берегах широкой медленной реки и ее притоков. Когда люди пришли сюда и откуда, неизвестно. Много поколений назад. Здесь не вели летописей и хроник, и время было таким же условным, как в Вирии. Только там его отмеряли пониматели в головах жителей с точностью до секунды, а здесь – гулкие удары колоколов на городских звонницах возвещали каждый десятый час. Такой промежуток времени здесь и считался часом. Десять часов – день, десять дней – большой день, десять больших дней – год, десять годов – большой год. А дальше никто не считал, дальше было «много». Потому время в Добрии текло медленно, да и то лишь там, где слышен был колокольный звон. Солнце стояло в зените вечного весенне-летне-осеннего полдня.

По государственному устройству Добрия была то ли племенным союзом, то ли феодальной республикой, но что такое власть, здесь знали хорошо. Власть – это Союз князей, у каждого – собственный удел, свой город или поселок, своя дружина. Власть – это стража, оберегающая Добрию от незваных гостей извне. Наконец, власть – это хранители, тиуны и толмачи, люди, когда-то сбежавшие от криссов и носящие в головах имплантаты-пониматели. Такие, как Максим. Нет, такие, как Рен-Рендук.

Власть князей была основана на традициях, кровных и семейных узах, на богатстве, естественно. Власть стражников держалась на силе, сплоченности и оружии криссов, которым они владели. В чем власть толмачей, Максим не понимал, пока тот же Рен-Рендук не объяснил. Жители Добрии занимались охотой и ремеслами, собирали ягоды, выращивали овощи, разводили домашний скот. Но это лишь в малой мере обеспечивало их пищей, жильем и одеждой. Остальное они получали из Задвери! Задверь – мир за дверью, копия Вирии, пустующий и неподконтрольный криссам. Кормители, одеватели и прочие поставщики халявы работали там исправно, обеспечивая потребителей. Но исключительно тех, кто мог возжелать.

Всем хороша была Задверь. Одна беда – попасть в нее можно было не только из Добрии. Соперниками людей оказались коротышки-олли. Дверь из их мира открывалась неподалеку от входа из Добрии. Многие годы люди и олли вели войну за богатства Задвери. Потом заключили перемирие, прочертили границу, каждый из народов начал пользоваться своими кормителями и одевателями. Память о войне была слишком свежа, потому любая, пусть нечаянная попытка нарушить границу пресекалась беспощадно. А уж о том, чтобы забраться в чужой мир, не было и речи. Незадачливый Гуня сделался военным преступником, шпионом и диверсантом потому, что оказался не в том месте, не в то время.

Неизвестно, была ли Добрия родиной Гоэльта и Тальды, но люди здесь говорили на том же языке, что и вирийцы. Потому Рен-Рендука посчитали своим, и самочинно присвоенное им звание толмача никто не оспаривал. Максиму не так повезло. Во-первых, оказалось, что обезоружили они не простых охотников, а стражу двери. Во-вторых, Огница была младшей дочерью князя ближайшего городка – Древца. В-третьих, Максим сам заявил, что Гуня его друг. А друзья наших врагов… Понятно, в общем. И кому какое дело, что они защищались? Стражи были при исполнении, чужакам шастать по Добрии не полагалось. А уж валять по траве княжьих дочек – и подавно. В общем, для смертного приговора преступлений хватало.

Однако народ в Добрии был хоть и жесткий, но справедливый. И законопослушный. Болтать стражники могли все, что угодно, но повесить без суда и следствия вряд ли осмелились бы. А после того, как Рен-Рендук разъяснил, что спутники его – беглецы от криссов, дело и вовсе запуталось. Как быть с незваными гостями, мог решить только Совет князей…

Пока суд да дело, пленников поселили в доме на окраине Древца. Стены у дома были крепкими, окна – маленькими. И весь он чрезвычайно смахивал на тюрьму. К тому же обнесен двухметровым бревенчатым забором, за которым постоянно дежурила парочка стражников. Шуру и Гуне выходить за забор запрещалось, «для их же безопасности». Максиму разрешили гулять по городу, но косились на него крайне подозрительно. Потому выходил он редко, а сведения о Добрии черпал в основном из рассказов Рен-Рендука, исправно навещавшего бывших «соплеменников».

На десятый день их появления в Добрии, как раз когда колокол возвестил, что пришло время последней трапезы, бывший консул заявился с известием о своем новом назначении. Лицо его прямо-таки светилось от удовольствия и усики торжествующе топорщились. Радоваться было чему: князь пожаловал ему титул тиуна, то бишь сборщика халявы в Задвери.

– Сегодня не требуется! – Новоявленный тиун захлопнул дверь перед носом у стражника, тащившего заключенным котелок с ужином. – Сегодня у нас праздник. Рен-Рендук угощает!

Пусть был он гадом и мерзавцем, каких поискать, но жадности за ним не водилось. Минута – и на столе стояли жареное мясо с грибной подливой, гора толстых, широких, как тарелка, оладий, миска сметаны, туески с малиной, ежевикой, смородиной. И последним мазком в натюрморте – графин с темно-рубиновым напитком.

У Гуни слюнки потекли от вида стольких лакомств.

– Ах ты ж, лепота! Нас так не кормят. Все суп да каша, никто не знает, из чего сделанная. – Не дожидаясь остальных, он схватил верхнюю оладью, макнул в сметану, сунул в рот.

Угощение в самом деле было знатное. У Максима рот начал наполняться слюной. Он взял вилку, наколол кусок мяса, отправил в рот. Да, это вам не блошатина из Отстойника и не синтетическая еда Вирии.

– Вкусно? – Тиун самодовольно улыбнулся. – Давайте выпьем за Рен-Рендука.

Он плеснул в хрустальные, как и графин, стопки себе, затем Максиму. Помедлив, налил третью, подвинул Шуру. Коротышку демонстративно проигнорировал.

Максим поднес стопку ко рту, пригубил. Жидкость напоминала коньяк если не вкусом, то градусами точно. На Земле ему доводилось пару раз коньяк попробовать – не понравился. А тут он и подавно пить его не собирался.

Он поставил стопку, посмотрел на Шура. Сфинкс сидел не притрагиваясь ни к еде, ни к питью. Зато Рен-Рендук лихо опрокинул в себя жидкость, крякнул от удовольствия. Зачерпнул горсть красной смородины, высыпал в рот, принялся жевать, громко чавкая. Затем посмотрел на стопки Максима и Шура, усмехнулся.

– Что, не хотите радоваться за Рен-Рендука? Ваше дело. Между прочим, Маакс, мог бы и ты пойти в За-дверь, а не прозябать в этой дыре. Не умеешь друзей выбирать, в этом твоя беда. Посмотри сам, с кем ты водишься?

Шур на выпад никак не прореагировал, а мысли Гуни и подавно были заняты другим. Он уже расправлялся со второй оладьей, миска сметаны как-то незаметно переместилась к нему на край стола и успела наполовину опустеть. Теперь олли с вожделением смотрел на стопки с наливкой. И лишь почувствовав направленные на него взгляды, встрепенулся:

– А я чё? Я ничё. Не наливаете, и ладно. Еще не известно, чиво вы там пьете. Вот у нас в Од’доме наливка…

Он потянулся за очередной оладьей, но Рен-Рендук вдруг стукнул рукой по столу:

– А ну, недоросток, брысь отсюда! Булки слопал, и хватит с тебя! Нечего взрослые разговоры слушать. Спать иди. Од’дом ему, видишь ли, подавай.

Олли вздохнул, слез с табурета, побрел в спальню. Максим хотел возмутиться вопиющей дискриминацией, но перехватил взгляд Шура и промолчал. Сфинкс поднялся из-за стола и ушел следом за товарищем.

– Да уж, приятелей ты себе выбрал, – хохотнул им в спину Рен-Рендук. Подцепил вилкой кусок мяса, сунул в рот. – Эх, Маакс, Маакс! Угораздило тебя и со стражей поссориться, и дочь местного князя обидеть.

Он жевал, но кусок был слишком большим, не помещался целиком во рту. Подлива текла по подбородку, капала на новенький пурпурный жилет.

– За такие дела казнить вас всех следовало. Благодари Рен-Рендука, что живой. Не знаю, как ты и выкрутишься. Держался бы за Рен-Рендука…

– За вас?! – Максим наконец не вытерпел. – Вы же меня убить хотели, и в Вирии, и в Отстойнике, забыли? Да вы… вы… Вон, Зира за вас держалась. И где она?

Тиун засмеялся ему в лицо:

– Ты ничего не понимаешь, мальчишка. Победителей не судят. А Рен-Рендук побеждает всегда!

Он выпил еще одну рюмку, потом еще. Он смеялся и пил, хвалил себя и пил, хвастался и пил. Рен-Рендук праздновал. Максиму оставалось сидеть рядом с ним, слушать и мысленно просить, чтобы этот «праздник» быстрее закончился.

Когда гость поднялся из-за стола, от пиршества осталась только грязная посуда да несколько раздавленных ягод на дне туесков.

– Все, пора. Ладья в первом часу отплывает, вздремнуть еще надо. – Тиун, пошатываясь, двинулся к двери. Уже схватившись за ручку, обернулся: – Ты удрать не вздумай! Понадобишься еще, понял?

Икнул, погрозил Максиму пальцем и вышел.

Когда громко хлопнула калитка забора, в гостиную вернулся Шур.

– Ушел? – поинтересовался.

– Да. Он в Задверь уплывает.

– Хорошо. Я тоже собираюсь уходить отсюда. И Гундарин. А ты?

– Разумеется! Это же не Земля. Я готов сбежать хоть сейчас!

– Не сейчас. – Шур тряхнул гривой. – Гундарин враг здесь, я – чужой. И ты чужой, хоть и человек. Но ты можешь выучить язык. Разговаривай с ними, слушай, запоминай. Стань своим.

– Угу. – Максим помедлил. Спросил осторожно: – Шур, как ты думаешь, мы до сих пор на Вирии? Ну, на той самой планете? Или уже на другой?

Сфинкс ответил не сразу. Долго смотрел на него и лишь затем произнес:

– Не знаю. Недостаточно информации.

Легко Шуру было предлагать – «разговаривай с ними»! Максим никогда не любил лезть к незнакомым людям с расспросами. Да что там «не любил» – терпеть этого не мог! Характер такой, интроверт. Чтобы с кем-нибудь сойтись, сдружиться, ему требовалось немало времени. Например, Димку Мёрзлого он с детства знал. С одноклассниками, опять же, десять лет на соседних партах сидели. С дворовыми уже сложнее: с одними дружишь, а с другими и связываться не хочется. Со взрослыми – и того хуже. Нет, не умел Максим так запросто заводить себе новых знакомых. Даже на Земле, в родном городе не умел. А здесь и подавно! Но Шур был прав – пока не выучил язык, о поисках двери в этом мире можно и не мечтать. И Максим принялся за работу.

Сперва он попытался разговорить стражников. Но те косились то ли на пленника, то ли… неизвестно кого с явным подозрением. Пришлось заняться горожанами.

Древец был городком небольшим. На берегу реки – каменная крепость с княжеским дворцом, звонницей, сторожевыми башнями и казармами дружинников. Рядом – пристань, от которой тянулись вдоль берега многочисленные амбары, лабазы, ремесленные мастерские. От пристани и крепости расходились узкие городские улочки. Дома у местных жителей были самые разные. Рядом с пристанью и крепостными воротами – добротные, каменные, двухэтажные. Дальше – попроще, до совсем уж покосившихся хибарок на околице. Жители городка занимались в основном рыболовством да собирательством. Также промышляли резьбой по дереву, охотились, выделывали и кроили кожи, возили товар вниз и вверх по реке. В качестве денег в Добрии ходили деревянные плашки с выжженной на них княжеской печатью.

Все это Максим узнавал постепенно, пока шнырял на пристани и у меняльных лавок. Первое время большей частью слушал, запоминал странные звуки, слова. Потом и сам расспрашивал. И чем лучше овладевал он местным наречием, тем охотней с ним разговаривали, тем добрей становились лица.

За околицу города Максим выходить поначалу опасался – что в лесу водится, повидать успел. Но каша, которой их кормили, опротивела до чертиков, а здешние ягоды были сочными, вкусными. В конце концов он решился, взял туесок и отправился в лес. Недалеко – деревья росли в трех сотнях шагов от крайнего дома.

Деревья-то росли, но не один Максим был таким умным. В ближнем лесу горожане все съедобное выбрали подчистую, пришлось идти дальше, дальше и дальше, пока не увидел малинник с краснеющими на кустах ягодками. Бросился к нему бегом, и тотчас – бзынн!..

Короткий метательный нож вонзился в ствол дерева в ладони от уха Максима. Он присел, резко обернулся.

– А не заблудишься, шпион?

На этот раз Огница была одна. Станнер за поясом, в руке нож, такой же, как тот, что пролетел мимо уха. Девчонка подбросила его, поймала небрежно, а Максим вдруг представил, как она этим ножом – в него! И во второй раз не промахнется. Место безлюдное, свидетелей нет. Поквитается за обиду, и ничего ей за это не будет. В городе Огницу он видел всего пару раз, и то издали. Княжья дочь вдобавок оказалась офицером стражи, жила за крепостной стеной, толкаться среди простого люда ей было незачем. И он ей старался на глаза не попадаться. Рад был бы, чтобы она и вовсе забыла о его существовании. Похоже, не забыла.

Девушка улыбнулась насмешливо, подошла ближе.

– И куда ты собрался? Никакой двери в той стороне нет вроде.

– Я ягод нарвать хотел. – Максим показал туесок. – А ты что, следишь за мной?

– О, правду говорят, что ты людскому языку обучился. – Вопрос Огница пропустила мимо ушей. – Скоро допросить тебя можно будет. Откуда ты явился и что ищешь у нас.

– Я уже объяснял! – не выдержав, психанул Максим. Почему ему никто не хочет верить?! – Я из Вирии сбежал!

– Мало ли что из Вирии. К нам приходили люди из Вирии, да. Но все они по-человечески говорить умеют. И нелюдей в друзьях не числят, между прочим.

– Шур вам ничего плохого не сделал. И Гуня тем более. Что из того, что они не люди? Они тоже братья по разуму.

Девушка удивленно приподняла брови. Подошла вплотную к нему, рассматривая, словно диковинку.

– Братья… ну ты и сказал. Этот шерстяной, что ли, брат? Может, саблезубым он и брат. Или камышовым котам. Но не мне! Нет, ты точно не из Вирии. Или ты вообще не человек, а только притворяешься?

– На Вирию меня криссы привезли, я же говорил. А родился я на Земле! Планета такая, похожа на Добрию, только лучше. У нас зима бывает. И ночь! Звезды, понимаешь? Светлячки такие на черном небе. Только не светлячки это, а другие солнца, далеко!

Огница вздрогнула, отшатнулась. Потом резко подалась вперед, так что Максиму пришлось отступить, вжаться спиной в дерево.