Профессионал. Один в поле воин

– Долли, я же тебя просила…

– Извините, госпожа. Но он так похож… – жалко пролепетала женщина. – Извините меня, ради всего святого! Я лучше пойду на кухню.

Развернувшись, пожилая женщина скрылась за дверью. Мария Вильсон обняла меня, а когда отстранила, глаза у нее уже были сухими, но в них продолжала плескаться боль. Жалеть ее сейчас нельзя, так как это сразу вызвало бы слезы, поэтому нужно было срочно разрядить обстановку.

– Тетя Мария, а я вам с дядей Генри подарки привез! – я снова изобразил радостную улыбку на своем лице. – Нужно только распаковать вещи.

– Мне уже интересно! Ты лучше расскажи, как ты доехал? И почему так долго добирался? Мы уже начали беспокоиться!

– Со мной все хорошо, а задержался оттого, что пробыл сутки в Чикаго. Хотел посмотреть город.

– Погоди! Почему Чикаго? Ты разве не прямо из Лос-Анджелеса летел? – удивилась жена сенатора.

– Решил немного попутешествовать.

Женщина укоризненно покачала головой.

– Все забываю, что ты у нас самостоятельный парень. Есть хочешь?

– Сначала приведу себя в порядок. А где дядя Генри?

– У него, как всегда, дела, но я позвоню ему, – жена сенатора повернулась к девушке, которая стояла в двух шагах, разглядывая меня с нескрываемым любопытством. – Рита, проводи, пожалуйста, молодого человека в его комнату. Пусть он приведет себя в порядок. Майкл, часа тебе хватит?

– Вполне.

– Когда будешь готов, спустишься вниз, в гостиную. Думаю, к этому времени приедет Генри, и мы обо всем поговорим.

Кивнув головой, я подхватил багаж и направился по лестнице, вслед за девушкой, на второй этаж.

Дом был громадный, хотя и высотой в два этажа. В моем неискушенном понимании он походил на дворянское поместье, но это определение появилось из-за раскинутого вокруг дома ухоженного парка, окруженного двухметровым кованым забором. Мои мысли получили прямое подтверждение, стоило мне попасть внутрь. Массивные дубовые панели на стенах, тяжелые деревянные перила, ковровые дорожки, лежащие на ступенях, прижимаемые медными скобками, громадные люстры и высокие потолки, достигавшие пяти метров, а то и более. Верность старым принципам, благопристойность и уют чувствовались в каждой хрустальной подвеске, в каждой резной завитушке на тяжелых рамах многочисленных картин, развешанных по всему дому. Сразу приходила мысль о том, что этот солидный и крепкий дом был построен на века, на десятки поколений.

– Вот ваша комната, мистер Валентайн. Ключ оставляю в двери. Вам еще что-нибудь нужно?

– Нет. Спасибо. Вас зовут Рита?

– Да, мистер Валентайн, – девушка мило улыбнулась. – Я горничная у мистера и миссис Вильсон.

– Я не мистер, я – Майкл.

Девушка снова улыбнулась, но уже по-дружески.

– Хорошо, Майкл. Если что понадобится, зовите.

Войдя в комнату, быстро осмотрелся по сторонам. Мебель в гостевой комнате выглядела так, словно я попал в прошлый век. Широкая деревянная кровать со спинками, которые были украшены резными цветочками и завитушками, представляла самое настоящее произведение искусства. Шкаф, стол и стулья составляли единый старинный ансамбль, созданный рукой мебельного мастера. Подойдя к кровати, пару раз нажал рукой на матрас, удовлетворенно кивнул головой, затем подошел к окну, из которого открывался шикарный вид на парк. Пару минут любовался, затем быстро разобрал вещи, пустил воду в ванну. Большую часть отведенного мне часа я провел в ванне, после чего просушил волосы и быстро оделся. Пошитый на заказ темно-синий костюм, подобранные ему в тон галстук, рубашка и платок, торчащий из нагрудного кармана пиджака, должны были завершить картину современного молодого человека. Своим элегантным видом, а также знанием правил этикета я сегодня собирался поразить «тетю Марию», тем самым заставив ее отказаться от глобальных планов по переплавке уличного хулигана в культурного человека. Немного подумав над своим образом, решил добавить в него небольшую нотку растерянности перед новым местом, а чтобы подчеркнуть это, решил во время разговора одергивать иногда на себе пиджак, после чего, взяв в руку бумажный пакет с подарками, вышел из комнаты.

Когда я спустился в гостиную, там была только леди Вильсон. Увидев меня, она непроизвольно подняла брови. В ее глазах читалось удивление и явное одобрение моего нового внешнего вида. Выйдя на середину комнаты, я чуть кивнул, демонстрируя свою модную прическу (не зря почти час провел в парикмахерской в Чикаго), затем сказал:

– Тетя Мария, у вас замечательный дом. Крепкий, сделанный на века, и в то же время уютный. Мне он очень понравился. Знаете, в какое-то мгновение даже ощутил, что вернулся в свой родной дом, к папе и маме.

Было видно даже невооруженным глазом, что ей приятны мои слова и та непосредственность, с какой они были сказаны. Она порывисто вскочила с диванчика, сделала несколько шагов ко мне, и я уже думал, что она заключит меня в свои объятия, но вместо этого она сказала:

– Майкл, ты меня не устаешь поражать. Я даже сразу и не поняла, кто этот модный молодой человек. Он умеет одеваться и говорит так, что у меня сжимается сердце. Надеюсь, это не единичная роль в отрепетированном тобой спектакле?

– Нет, тетя Мария. Поверьте, сказанные мною слова, это от всего сердца. Со всем остальным, с костюмом и прической, мне помогла Ева Нельсон, стоило ей узнать, что я еду к вам, – я врал напропалую, зная, что проверять мои слова никто не будет. – Еще я хочу сказать, чтобы вы не волновались насчет меня. Я знаю правила этикета и умею вращаться в обществе. Мама знала толк в этих делах и учила меня.

– Твой вид и слова… Ты сейчас просто другой человек. Знаешь, я с большим удовольствием посмотрю на лицо мужа, когда он тебя увидит!

– Кстати, а где дядя Генри?

– Я уже звонила ему. Он знает о твоем приезде, но ненадолго задерживается. Извини его, мой мальчик, но у него много дел, а особенно сейчас, перед отъездом.

– Я и раньше знал, что он ответственный и занятый человек. Сенатор, председатель нескольких комиссий. Общественный деятель. Его последнюю речь в сенате, напечатанную в газетах, судя по высказываниям, многие одобрили. Не смотрите на меня так, тетя Мария. Мне тоже надо было как-то знакомиться с вами. Двадцать восьмой президент Америки Томас Вудро Вильсон случайно не родственник дяди Генри?

– Родственник, – подтвердила миссис Вильсон и покачала головой, словно не веря новому образу подростка. – Знаешь, Майкл, ты для меня открылся совсем с другой стороны. Умный, модный, учтивый молодой человек, умеющий говорить хорошие и правильные слова.

– Все-таки, если говорить честно, мне привычней чувствовать себя уличным хулиганом.

– Тебе это уже не нужно, – чуть насмешливо сказала леди Вильсон. – Мне кажется, что ты перерос эту роль.

– Тетя Мария, скажу честно, мне очень не хочется, чтобы меня кто-либо втискивал в какие-либо рамки.

После моих произнесенных серьезным тоном слов я думал увидеть ее нахмуренное лицо, но вместо этого женщина улыбнулась.

– Не волнуйся, Майкл. Мы уже поняли, что у тебя своевольный характер, поэтому навязывать тебе ничего не будем. К тому же ты только что продемонстрировал ту грань поведения в обществе, к которой я думала тебя подвести. Так что, считай, что ты сдал экзамен на воспитанного человека.

– Спасибо, тетя Мария.

– Хватит разговоров! Идем обедать. Генри сказал, чтобы мы его не ждали и садились за стол.

За обедом я легко прошел новый экзамен, ловко управляясь со столовыми приборами и промокая губы салфеткой. Жена сенатора в очередной раз была приятно удивлена, хоть и старалась не подавать вида. Если в отеле я вел себя намного проще и раскованнее, то здесь мальчишка с улицы проявил себя как истинный джентльмен.

Дороти, повариха, служившая у Вильсонов уже полтора десятка лет, наверно, превзошла сама себя, хотя пока мне не было с чем сравнивать. Обед был по-настоящему домашний и вкусный: горячий густой суп, а на второе – тушеное мясо с овощами. В завершение обеда подали чай и домашнюю выпечку. Все время, пока ели, мы молчали, только я позволял себе изредка нахваливать вкусную еду, поэтому только за чашкой чая мы продолжили наш разговор. Я рассказал, как добирался, на что Марии только и оставалось, что ахать и удивляться. Не успели убрать со стола, как приехал Генри Вильсон. Мы поздоровались, и после того, как он оценил мой внешний вид и пошутил, что теперь мне можно в сенате выступать, я попросил минутку внимания и торжественно вручил подарки супругам. Изящный дорожный несессер с маникюрными принадлежностями я преподнес Марии, а футляр с позолоченной перьевой и шариковой ручками – Генри. На сафьяновой крышке изящными золотыми буквами было написано «Сенатор». Точно такие же надписи были на обеих ручках. Леди Вильсон растрогалась до глубины души, да и Генри, это нетрудно заметить, было приятно. После чего было сказано много хороших, теплых слов. Все это время я пытался анализировать, чтобы понять, как они ко мне относятся в действительности, но кроме искренней радости, радушия и душевной теплоты ничего не ощутил. Спустя какое-то время Мария сделала вид, что неожиданно о чем-то вспомнила, извинилась и вышла, оставив нас с сенатором наедине. Генри подошел к бару, налил треть стакана виски, кинул туда несколько кубиков льда, потом сел напротив меня.

– Довольно дорогие подарки, Майкл, – неожиданно сказал Генри.

В его словах чувствовался вопрос.

– Я не бедный парень, дядя Генри. Кстати, мне с собой Макс Ругер дал десять тысяч долларов. С ними что-то надо решать.

– Ого! Майкл, ты не устаешь меня поражать. Мария боялась, что при твоей неограниченной свободе у тебя будут замашки уличного хулигана, а ты у нас оказался настоящим джентльменом. Теперь еще оказывается, что у этого молодого человека и деньги имеются. Что у тебя еще есть? Удивляй меня! Я слушаю. – Хотя он говорил легко и дружески, но я-то чувствовал, как внутри он насторожился. Он все еще пытался найти решение загадки под названием Майкл Валентайн, которая никак не давалась ему в руки.

«Надо его успокоить», – подумал я и сказал:

– Вы хотите знать, откуда они? Скажу. Макс Ругер, будучи частным детективом, полгода тому назад очень сильно помог одному богатому человеку, который, помимо обещанного солидного гонорара, предложил в качестве дополнительной оплаты должность начальника охраны нового отеля. Половину полученных денег опекун записал на меня. Это все, что я знаю.

Судя по тому, что из глаз сенатора исчезла настороженность, такой ответ его вполне устроил. Он сделал большой глоток виски, с минуту крутил в руке стакан, в котором постукивали кубики льда, обдумывая мои слова, и только потом сказал:

– Ты очень взрослый для своих лет подросток, Майкл. Твое сходство… Нет, не так. Твое появление и твоя своевременная помощь оказались для нас в тот момент чуть ли не помощью свыше. Да, я знаю точно, что это была случайность. Я достал и прочитал полицейские отчеты, но так и не понял твою роль во всем этом деле. Согласно официальным документам, с Кинли и его подручными разобрался босс мафии Майами. Я не верю, что ты участвовал в чем-то плохом, но ведь откуда-то тебе стало известно… о том месте.

– Вы мне можете не верить, но это действительно было дело случая. Просто услышал разговор подвыпивших гангстеров. Еще я скажу, что у меня очень хорошая память, и я умею складывать факты. Этому меня научил Макс Ругер. И последнее. Моя детская жизнь закончилась в тот самый момент, когда сгорел дом с моими родителями, а я чудом сумел убежать. Так что принимайте меня таким, как есть, дядя Генри, или вообще не принимайте.

– Нет, Майкл, так вопрос вообще не стоит. От себя скажу так: ты мне нравишься своим цельным и независимым характером. Наш сын был таким, – сенатор помолчал, потом сказал: – Так что оставим все, как есть. Знай, я ни в чем тебя не подозреваю. У меня даже мыслей таких не было. Просто твоя роль во всех этих событиях показалась мне весьма странной и необычной. Впору поверить в ангела-хранителя. И еще. Обещаю тебе больше этой темы не касаться.

– Спасибо, дядя Генри. Я знал, что вы все поймете правильно.

– Вот и отлично, – облегченно выдохнул воздух сенатор. Видно, и для него этот разговор оказался непростым. – Сейчас придет моя супруга, и мы поговорим…

Тут он оборвал свою фразу, так как в этот момент в гостиную вошла его жена.

– Так, о чем тут мужчины говорили? – сразу поинтересовалась миссис Вильсон.

– Дорогая, оказывается, Майкл богатый человек.

– Богатый?

Сенаторша сначала бросила вопросительный взгляд на меня, а потом на мужа.

– Дядя дал ему в дорогу десять тысяч долларов.

– Не ожидала. Честное слово, весь день – сплошные сюрпризы, которые сразу превращаются в достоинства. Теперь скажи мне, мой мальчик, а какие у тебя есть недостатки?

– Много, тетя Мария, хотя лично я не считаю их своими недостатками. Первое. Я упрямый. Если считаю, что так надо, то иду и делаю, невзирая на препятствия. Как говорит Макс, это от того, что у меня особый взгляд на жизнь. Второе. Я хитрый и непредсказуемый. Это слова Евы. От себя могу сказать, что я люблю побеждать, причем не только на ринге.

– То, что я о тебе знаю, говорит о том, что ты упорный, а не упрямый, а мнение Евы можешь не принимать во внимание, так как это просто ревность женщины, которая не хочет делить с кем-либо своего любимого мужчину. Так что я считаю, что все тобой перечисленное больше походит на достоинства, а не недостатки. Ты как считаешь, Генри?

– Время покажет, дорогая, – уклончиво ответил сенатор. – Теперь, когда мы все вместе, мы можем поговорить о нашем путешествии. Для начала скажу, что для улаживания всех наших дел у нас есть месяц. Майкл, завтра ты, вместе со мной, поедешь в Министерство иностранных дел. Надеюсь, ты ничего не забыл из документов?

– Все на месте. Все с собой.

– Хорошо. Я договорился, что тебя запишут как нашего племянника. Мария с тобой уже говорила на эту тему, и ты выразил согласие. Ничего не поменялось?

– Нет, дядя Генри.

– Теперь насчет заграничного паспорта для тебя. Единственной помехой, возможно, будет получение для тебя визы в Советский Союз. В этом случае нам придется поехать всем вместе в советское генеральное консульство, в Нью-Йорке.

– Генри, но ты же сказал, что все решишь, – в голосе его жены послышались возмущенные нотки.

– Я и решил. С выездными документами на Майкла нет никаких проблем, так же, как и с европейскими визами, но советская Россия – это нечто иное. Вообще-то я думаю, что никаких проблем у нас не должно быть, а я, скорее всего, просто перестраховываюсь. Вылетаем из Нью-Йорка, затем через океан летим в Стокгольм… Стоп. Забыл рассказать об одной новости. Неожиданно оказалось, в одном самолете с нами летит делегация из конгрессменов и промышленников, которые тоже направляются в Москву.

– Зачем, дорогой?

– Наши все никак не могут согласовать с русским правительством финансовые вопросы по ленд-лизу. Помнишь Вилли Кройца?

– Несдержанный и вспыльчивый болван, – тут же дала ему резкую характеристику леди Вильсон. – Как только его включили в делегацию?

– Ты же знаешь, дорогая, как у нас делается. Хорошие связи. Вот только если они рассчитывают получить сейчас чек от русских, то сильно ошибаются. В сорок восьмом году в Москву уже ездила не менее представительная делегация. И что? Вернулись с пустыми руками. Сейчас будет то же самое. Извините, я отвлекся. Значит, Стокгольм. Потом мы летим в Финляндию, в Хельсинки, а оттуда сразу в Москву.

– То есть в Ленинград, Генри, мы не летим?

– Как мне сказал один из членов делегации, есть предварительный договор, по которому русские должны прислать за правительственной делегацией самолет. Я уже переговорил кое с кем, так что у нас есть шанс лететь с ними до Москвы.

– Пришлют? А что в этом Союзе пассажирских самолетов нет? – спросил я. – Ведь Хельсинки, я смотрел по карте, близко от Ленинграда.

– У большевиков нет рейсов в Хельсинки.

– Почему?

– Все очень просто. После войны коммунистическая Россия испытывает большие трудности, как в экономике, так и в промышленности, и в сельском хозяйстве. Им надо поднимать целую страну, поэтому гражданская авиация у них сейчас, скажем так, на десятом месте.

– Я понял.

– Генри, а что насчет Ленинграда? У нас ничего не изменилось? – вдруг неожиданно спросила его жена.

– Раз я обещал тебе, дорогая, значит, выполню. Съездим туда обязательно.

– Спасибо, милый. Говорят, что это очень красивый город, Майкл, – эти слова уже относились мне. – Я смотрела альбом. Там много старинных зданий, мосты, каналы.

– Ух ты! Здорово! – сделал я радостное лицо. – На катере покатаемся!

– Насчет этого сказать пока трудно. В России зима суровая, так что каналы могут замерзнуть, но будем надеяться на лучшее, – подбодрил меня Генри. – Из Союза, через Германию, полетим во Францию, а нашим конечным пунктом станет Испания.

– Как я хочу в Испанию! – неожиданно воскликнула Мария с каким-то непонятным для меня волнением.

Я бросил вопросительный взгляд на жену сенатора. Она поняла мой невысказанный вопрос и ответила:

– Именно там мы с Генри познакомились.

– Вот как?! – теперь уже удивленно воскликнул я.

– Я начинал свою карьеру как дипломат, Майкл, – неожиданно сказал сенатор, хотя я ждал объяснений от его жены. – В Мадриде. Пробыл там полтора года, после чего меня перевели в Лондон. Потом снова оказался в Испании, где познакомился с Франсиско Франко. Мы с ним…

– Франко! Точно! Я о нем в одном из журналов прочитал, – прервал я его. – Там написали, что он самый настоящий диктатор. Это правда?

– Не верь всему, что пишут, парень, – усмехнулся Генри, которого, похоже, позабавил мой эмоциональный всплеск. – В жизни все сложно, даже то, что кажется на первый взгляд простым. Когда ты познакомишься с этим человеком, вполне возможно, что захочешь изменить свое мнение.

– Ну, не знаю, – с сомнением в голосе произнес я. – Да и кто меня с ним познакомит?

– Хотя бы я, – с улыбкой произнес сенатор.

– Вы?! – мое удивление было не наигранным. – Откуда… А! Вы же были в Испании! И там познакомились! Да?

– Да. Это так. Теперь к тебе вопрос. Как тебе дается знание иностранных языков?

– Прямо так не скажу, что легко, но испанский язык обязательно выучу. Я вам обещаю. А как долго мы там будем жить?

– Как пойдут дела. Год, полтора или два. Надеюсь, что тебе там понравится. Теплое море, песчаные пляжи, старинные замки. Вообще в Испании много интересных мест. Будем ездить, смотреть, купаться в море. Я тебе обещаю!

– Еще там много вкусного вина, – с легкой улыбкой добавила Мария.

Глава 3

За два первых дня проживания в доме Вильсонов я прошелся по городу в поисках тренировочного зала и тира, а когда нашел, сразу определился с занятиями и расписанием. Мария не возражала, но при этом не замедлила высказаться насчет того, что физическая культура – это однобокое воспитание молодого человека, а надо развиваться всесторонне. Я осторожно поинтересовался, что она имеет в виду, но когда услышал, что ее предложения касались классической литературы и посещения художественных выставок и театров, возражать не стал. Не теряя времени, мы занялись гардеробом, делая упор на российские морозы. Я заказал себе кожаное пальто с меховой подстежкой, шапку, приобрел толстой вязки свитер и теплые кожаные перчатки. Во время прогулок по городу Мария не только знакомила меня с городскими достопримечательностями и старинными зданиями, но и показывала кафе, где варят самый вкусный кофе, рестораны с их фирменными блюдами и торговые улицы с магазинами.

Несмотря на довольный вид подростка, который демонстрировал всем и каждому, как хорошо жить на белом свете, когда тебе шестнадцать лет, я все так же продолжал отслеживать возможную опасность. Китайская угроза, если ее можно так назвать, реально существовала, и то, что я сейчас находился на другом конце страны, отнюдь не давало гарантию полной безопасности.

В спортивном зале, где я стал заниматься, я неожиданно наткнулся на группу, которую вел бразилец. Он преподавал бразильское направление рукопашного боя, капоэйру. Увидев мои выкрутасы, он заинтересовался и предложил мне проводить тренировочные бои с ним, что добавило много нового и интересного в мои занятия.

Весь месяц я прожил в доме Вильсонов в Вашингтоне, за исключением пары дней, когда мы ездили за русскими визами в Нью-Йорк. Если вопрос со всеми европейскими визами решился без нашего с Марией присутствия, то в Нью-Йорк нам пришлось съездить для посещения советского консульства. Как оказалось, причина для нашего личного присутствия была не во мне, как опасался Генри, а в нем самом.

Разговор начался с вопроса консула: если вы едете в Испанию, то что вы собираетесь делать в Советском Союзе?

– Мы едем как туристы, – первым ответил на этот вопрос Генри. – Нам интересно, как и чем живет ваша страна.

– Даже так? – деланно удивился консул. – Мне не доводилось встречаться с вами раньше, господин Вильсон, но при этом приходилось читать ваши статьи, а также кое-что слышать о вас. Вы один из советников президента, не говоря уже о том, что вы находитесь с ним в дружеских отношениях. Как мне еще известно, вы, в свое время, председательствовали в трех комитетах и возглавляли две сенатские комиссии по расследованиям, а также довольно часто выступаете с речами в сенате. Изучив все, что относится к вашей политической деятельности, нетрудно сделать вывод, что вы полностью разделяете взгляды сенатора Джозефа Маккарти, который настаивает на крестовом походе против коммунизма. Если вы все уже определили для себя, зачем вам поездка в страну, политика которой вас не устраивает? Или вы хотите открыть что-то новое для себя?

– На этот вопрос, если вы не возражаете, господин посол, я бы хотела ответить, – Мария вопросительно посмотрела на посла. После его кивка головой она продолжила: – Поездка в коммунистическую Россию не имеет никакого отношения к нашим политическим взглядам. Это я попросила мужа включить в эту поездку вашу страну, так как меня интересует искусство, во всех его проявлениях. У вас, в советской России, есть направление, которого нет в других странах мира – социалистический реализм. Мне очень интересно посмотреть, как оно выражено в картине и скульптуре. В не меньшей степени меня интересуют исторические памятники городской архитектуры. Я ответила на ваш вопрос?

– Можно сказать, что ответили, – при этом он бросил на нас оценивающий взгляд, словно пытался прочитать по нашим лицам, насколько правдивы слова Марии Вильсон, после чего спросил: – Какие города вы наметили для посещения?

– Москва и Ленинград, – ответила жена сенатора. – Именно там находятся главные художественные музеи вашей страны. Кроме того, меня интересует Ленинград как исторический архитектурный памятник.

– Сколько вы намерены пробыть в Советском Союзе?

– Две недели, – снова вступил в разговор сенатор. – Остановимся в Москве, а уже оттуда съездим на три-четыре дня в Ленинград.

– Три-четыре дня для этого замечательного города мало, но общее впечатление вы сумеете себе составить. Не смотрите на меня так удивленно, ведь это город моего детства и юности, поэтому он навсегда останется в моем сердце, как первая любовь.

– Вы очень хорошо сказали, – сказала Мария, а затем неожиданно спросила: – Вы случайно стихи не пишите?

– Нет. Не пишу, – неожиданно улыбнулся консул. – Насколько мне известно, вы собираетесь лететь через Берлин во Францию, а потом в Испанию. Все правильно?

– Так и есть, – подтвердил его слова сенатор. – Я узнавал, что есть пассажирский самолет Москва – Варшава – Берлин. Это так?

– Все правильно, мистер Вильсон.

– У вас это регулярные рейсы? – неожиданно спросила консула Мария. – Надеюсь, у нас не будет проблем с билетами?

– Это вне моей компетенции, миссис Вильсон, – консул снова придал лицу служебное выражение. – У меня остался последний вопрос: зачем вы берете с собой Майкла Валентайна?

– Можно мне ответить? – и я, как школьник на уроке, поднял руку.

– Можно, – ответил консул.

– Мистер, это же так просто. Я просто хочу посмотреть мир! – при этих словах я постарался сделать свою улыбку как можно шире и непосредственней. – Когда тетя Мария мне сказала об этом путешествии, я даже раздумывать не стал. Такой шанс выпадает раз в жизни!

Консул снова улыбнулся:

– Против таких слов трудно возразить, мистер Валентайн. Завтра, после десяти часов утра, вы, мистер Вильсон, сможете забрать ваши документы. Хорошего вам всем путешествия и приятных впечатлений! До свидания.

За все время, что мне довелось жить в Вашингтоне, один раз я был в театре, три раза в кино и дважды на выставках. Наиболее хорошо мне запомнилась первая выставка, на которую мы поехали втроем. Мария, ее подруга Маргарет и я. Впрочем, не мне одному запомнилась именно эта выставка.

Дело в том, что это была не просто выставка картин, а своеобразная помощь городских меценатов молодым и еще неизвестным художникам. Несколько богатых семей, в том числе и Вильсоны, собрали деньги и взяли в аренду на две недели часть городской художественной галереи, откуда на это время убрали постоянную экспозицию, а вместо нее вывесили картины и поставили скульптуры молодых художников самых разных направлений в искусстве. Чтобы обеспечить интерес к выставке, были наняты люди, которые стояли на оживленных городских перекрестках и раздавали листовки с приглашением посетить выставку, а за несколько дней до открытия пошла реклама по радио. В одиннадцать часов состоялось торжественное открытие с короткой вступительной речью и духовым оркестром, после чего для художников и журналистов был устроен фуршет, вот только, в отличие от предыдущих выставок, никакой комиссии, которая отвечала за подбор произведений, здесь не было. Организаторы решили дать полную свободу молодым дарованиям, но мне так кажется, что впоследствии они об этом сильно пожалели. Выставка называлась «Свобода, любовь и будущее». Как видно, местные художники слишком вольно восприняли ее название, решив поразить горожан своей безграничной фантазией.

Мы пришли на выставку с Марией и ее подругой ближе к вечеру, когда основной поток посетителей схлынул, а сами молодые дарования собрались в небольшие группки в почти пустых залах. Обойдя по большой дуге стоящее недалеко от входа так называемое творение, сделанное из кучи мусора, склеенного в виде остроконечной горы и имевшее пафосное название «Мир будущего», мы прошли в первый зал. По мне, так все картины, висевшие на стенах, и полтора десятка конструкций (слово статуя им точно не подходило) из пластика, бумаги и металла, разбросанных по залу, были сделаны парой-тройкой накурившихся малолеток, настолько они были убоги и безвкусны. Впрочем, подавляющее большинство находившихся здесь художников выглядели им под стать, безвкусно, крикливо, с претензией на экстравагантность. Один из таких типажей, стоя рядом со своей картинкой, где на белом фоне был нарисован оранжевый шар, с надписью «Мир – это оранжевый апельсин», был не только одет во все оранжевое, но даже волосы выкрасил в красновато-желтый цвет.

Мне лично пяти минут осмотра хватило, чтобы понять, здесь делать нечего, вот только две подруги, медленно шедшие чуть впереди, в очередной раз остановилась возле невнятной картины с надписью «Взгляд в себя» и зачем-то попытались понять ее смысл. Остановившись в паре шагов от них, я в который раз обвел зал скучающим взглядом.

«Уроды с вывернутыми мозгами», – только я так подумал, как от одной из компаний отделилось трое самодельных художников и направились к нам. Подруги, стоя возле этой детской мазни, все еще пытались найти смысл там, где его никогда не было. Один из троицы, хорошо поддатый бородатый парень, подойдя к нам, с ходу самодовольно заявил, что именно его картинка и есть жемчужное зерно в этой навозной куче, а дамы, по ним сразу видно, истинные ценители искусства. По окончании своей короткой речи он нагло заявил, что пятьсот долларов за эту шедевральную картину его вполне устроят. Вот только стоило ему узнать, что дамы не собираются ничего покупать, а хотят понять, что он тут намалевал, как недовольный художник заявил своим приятелям, что подобное заявление является прямым оскорблением его интеллектуального творения. Этим бы все и кончилось, если бы он не добавил, что эти две старые задницы просто не в состоянии заглянуть в душу настоящего художника. Договорить фразу он не успел, так как захрипел, выпучив глаза и багровея лицом. В следующее мгновение я развернулся к его двум приятелям, которые при виде оседающего на пол друга испуганно замерли, не сводя с меня глаз. По их лицам было видно, что молниеносная расправа над их дружком произвела на них достаточное впечатление.

– Тоже в лоб хотите? – негромко поинтересовался я, при этом показательно постучал кулаком в открытую ладонь левой руки.

– Не-ет, – даже не сказал, а скорее, проблеял бледный тощий парень с запавшими глазами и редкой, куцей бородкой. Второй художник, плотный дядька в разноцветной рубахе и больших роговых очках розового цвета, говорить ничего не стал, а просто попятился, выставив перед собой руки.

Испуганно застыла Маргарет, подруга Марии, тараща глаза на багровое лицо бородача. Она не видела момента удара, так как стояла, глядя в этот момент на картину, зато леди Вильсон круто развернулась, стоило ей услышать оскорбление, поэтому прекрасно все видела и теперь неодобрительно смотрела на меня.

– Как он? – лаконично спросила она меня.

– Будет жить, – ухмыльнулся я.

– Это не ответ, Майкл. Ему врач не нужен? – уточнила она.

– Нет. Я аккуратно его ударил, – тихонько ответил я.

Начала инцидента практически никто не видел, за исключением приятелей пострадавшего. Взывать о помощи никто из них, судя по их испуганным физиономиям, не горел желанием, но стоило бородачу завалиться на бок, как он сразу привлек всеобщее внимание, а еще спустя несколько минут вокруг него собралась небольшая толпа из посетителей, художников и парочки вездесущих журналистов.

– Что случилось? Надо вызвать врача! Я представитель прессы! Что случилось?!

Стоило раздаться крикам, как леди Вильсон схватила за руку растерявшуюся подругу, после чего негромко сказала-скомандовала:

– Майкл, на выход.

Выйдя на улицу, мы немного прошлись, потом посадили Маргарет в такси. Проводив взглядом машину, Мария посмотрела на меня и спросила:

– Майкл, что это было?

– А нефиг обзываться, – буркнул я, глядя в сторону.

Сейчас я даже не отыгрывал упрямого подростка, уверенного в своей правоте, а просто был им.

– Я тебе очень благодарна за то, что ты защитил мою честь, мой мальчик, но больше так не делай. В следующий раз ты можешь так кого-нибудь серьезно покалечить.