Путь кшари. Дорога энэ

Глава третья. Рудник Тин-Хаэ. В шаге от свободы

– Прилетел, – коротко доложил Миха.

Отец кивнул, но ничего не ответил.

– И? – упрямо набычился Мэтт.

Отец не хоронил Стехана, не видел, на кого он стал похож – с изуродованными распухшими руками, ввалившимися глазами и почерневшими губами. Не бросал в костер окровавленные простыни и не мыл заляпанный той же кровью пол.

– Карлос сегодня ночью кашлял, – жестко сказал Мэтт. – А Миха вчера опять кровью плевался. Чего мы ждем, а?

– Дьявол… – отец закрыл лицо ладонью и устало сгорбился. – Ладно, поговори с Айваном. Только осторожно, если поймешь, что ему и тут хорошо, сразу сворачивай тему.

Мэтт кивнул: это понятно, кто еще, кроме него, на эр-кхарском может объясняться. Хорошо бы еще понять, что сам Айван хочет, он разговаривает так, словно боится, что слова закончатся, если он сразу слишком много их скажет.

Эр-кхарца удалось отловить только в забое: на утреннем восхвалении Великих и за завтраком он постоянно отирался около надсмотрщиков.

– Айван! – Мэтт поднял кирку.

– М-м-м…

– А тебе тут не надоело? Дерьмо же. Сдохнем тут и все.

– Такова воля Великих.

Острие кирки вгрызлось в мягкую породу, выворачивая камни. В самом начале руки начинали отваливаться минут через пять махания киркой, а сейчас ничего, втянулся, только к вечеру слегка хочется умереть.

– Ой, да ладно тебе. Великим больше нечего делать, как ждать, когда ты тут загнешься.

Эр-кхарец промолчал, и Мэтт попробовал зайти с другой стороны.

– В город не хочешь вернуться? У тебя семья, наверное, там осталась? Да и вообще там получше.

– Кшари. Сельва.

Мэтт ударил еще раз и решил перейти на привычный эр-кхарцу стиль общения.

– Корабль.

– Кшари, – равнодушно повторил эр-кхарец.

– Пятеро, – согласился Мэтт, – а нас шестеро. С тобой.

Эр-кхарец продолжал методично махать киркой, выворачивая камень за камнем. Пузырь со светлячками покачивался в такт ударам, украшая темные стены причудливыми тенями. Мэтт терпеливо ждал, хотя очень хотелось пнуть здоровяка в бок и поинтересоваться, информация до мозга дошла или застряла на уровне позвоночника?

– Когда?

– Скажу, – обрадовано выдохнул Мэтт.

Теперь отец точно не откажется, и они скоро будут дома. Он уверен, у них все получится.

Отец не отказался, ему пришла в голову идея получше. Взбешенный Мэтт, не веря услышанному, уставился на отца.

– Что?!

– Мэтью, это опасно. Если у нас получится – мы пришлем за тобой помощь. Подожди тут.

– Я не останусь! – отрезал Мэтт. – Я не ребенок! Хватит меня опекать!

– Мэтью…

– Хватит! Даже не думай!

– Ладно тебе, Пол, – проворчал Томас, – он не останется, ты же видишь. Прикроем мальчишку, не переживай.

Отец только махнул рукой. Мэтт хотел возмутиться на «мальчишку» и напомнить, что в шахте он работает на равных, но решил промолчать: пока он будет спорить и орать, все самое важное пропустит.

– Кшари тут и тут, – Миха нарисовал на глиняном полу две точки, – незаметно к кораблю не подойти. Они не отходят, так и торчат на одном месте.

– А если напроситься в бригаду, которая погрузкой занимается? – задумчиво предложил Томас. – Если я попаду внутрь, смогу заблокировать шлюзы и они меня не вытащат.

– Так тебя туда и возьмут, – скривился Миха. – Вот если бы их отвлечь…

– Как?

– Не знаю, пожар устроить…

– Где? – удивился Карлос. – В этом болоте?

Мэтт задумчиво дернул себя за ухо и наклонил голову к плечу.

– Помните, мы мох такой горючей штукой выжигали? Я знаю, где они хранят эту смолу.

– Откуда знаешь? – нахмурился отец. – Мэтью, я же просил не лазить никуда.

– Я и не лазил, – отмахнулся Мэтт, – но склад охраняет один крылатый. А если со стороны сельвы подойти, то там щель есть в стене. Хорошо гореть будет.

– Допустим, – согласился Миха, – а где взять огонь?

Мэтт решил на явно обещающий неприятности взгляд отца не обращать внимания.

– На кухне. Они же как-то готовят, значит, у них есть зажигалки… или огниво, вот!

– Огниво! – заржал Миха. – Ты еще предложи камнями друг об друга постучать.

– Неважно, – отмахнулся Мэтт, – если мы сможем поджечь склад, крылатые сразу туда рванут.

– А если не рванут? – усомнился Карлос.

– Тогда мы вляпаемся! – жизнерадостно подтвердил Миха.

***

– Мудрость Великих бесконечна, они даровали вам жизнь, и вы должны…

Мэтт скосил глаза на Айвона. Тот увлеченно молился, почти утыкаясь лбом в деревянный настил. Все-таки местные на всю голову ушибленные, ну чего ему эти Великие сделали, что он так усердно их милости жаждет? Хотя, с другой стороны, помощь каких-нибудь богов им сегодня не помешала бы. Может, Святую Космодеву попросить? Она благоволит всем космолетчикам, чем они хуже. Да и говорят, что тетка она была боевая, точно бы этим Великим наваляла.

– Идите и не забывайте благодарить Великих!

Мэтт вскочил на ноги и повернулся к Айвону. Эр-кхарец едва заметно кивнул, подтверждая, что все в силе.

Грузовика не было почти двадцать дней, вчера он прилетел, и откладывать захват уже никто не хотел.

Острозаточенные кирки лежали у входа в шахту, забрать их оттуда было делом десяти минут, главное, чтобы надсмотрщики спать ушли. Там же, под старой, полусгнившей корзиной валялись и зажигалки: полые трубки с поршнем и кусками странной коры. Пришлось повозиться, прежде чем удалось сообразить, что при резком нажатии поршня эта кора начинала тлеть, а дальше ее надо было срочно вытряхивать в плошку с маслом, и оно вспыхивало, как порох. Нормальных зажигалок местным надо было ждать еще лет пятьсот.

Из душа – плетеная загородка и труба, торчащая из скалы, пять звезд, чистое сибаритство – Мэтт вышел последним. Вода текла еле теплая, стоять под ней было неприятно, да и Рябой Джек уже нетерпеливо помахивал плеткой, но Мэтт хотел убедиться, что остальные надсмотрщики ушли, никто не остался сидеть под изогнутой крышей, попивая кислую настойку из боргара. Но, видимо, усилившийся дождь сделал вечер недостаточно томным, и надсмотрщики раньше уползли в свой дом, а может, Святая Космодева услышала молитву и расчистила путь, убрав лишних свидетелей.

В келью Мэтт не пошел, потоптался в коридоре и опять выглянул во двор, присматриваясь. Рябой Джек тоже убрался. Надсмотрщики не имели привычки по ночам проверять рабов – куда они денутся? Если какому идиоту и придет дурная мысль попробовать выбраться за пределы поселка, там их кшари перехватят. А кого не перехватят, тех в сельве сожрут.

– Ушли, – тихо сказал Мэтт, заметив выглядывающего из своей комнаты Миху, – зови остальных.

Склад с горючей смолой был под скалой, в стороне от остальных складов, что было логично: никто не будет хранить горючку рядом со всем остальным.

Айван с Томасом и Михой должны были сразу идти к грузовику и ждать, когда кшари рванут тушить пожар, а остальным надо было этот самый пожар обеспечить. Отец пытался и Мэтта отправить ждать на тропе, пришлось напомнить, что проход к складу знает только он, да и зажигалки он с Михой добыл!

Спутников у этой планеты не было, тяжелые тучи стерли звезды, а редкие фонари остались позади. Вокруг разливалась непроглядная чернильная ночь, щедро сдобренная треском, писком и чьим-то порыкиванием. И единственное преимущество кромешной тьмы было в том, что ночью кшари не летали.

– Кварки ржавые, – вполголоса выругался Мэтт, споткнувшись об очередной торчащий корень.

– Тише, – тут же шикнул отец непривычно напряженным голосом.

Мэтту тоже было не по себе – и от темноты, и от зловещих шорохов, но, главное, от кирки в руке. Раньше он не представлял ее в роли оружия и понятия не имел, как ею бить. Он вообще драться не умел: практиковать на станции кулачные бои было не с кем, ровесников-пацанов там не было, не драться же с девчонками или малышней. Да и зачем драться? Глупость какая-то, все можно решить словами. Но сейчас Мэтт жалел, что отказался от тренировок с Михой: ему не приходило в голову, что на окраине вполне цивилизованной Галактики существует средневековье со всеми положенными ему атрибутами, включая священную инквизицию, и что он может в это средневековье вляпаться.

– Ты уверен, что мы тут пройдем?

Мэтт не ответил, пытаясь нащупать знакомую щель между камнями. Днем, когда он прятал фонарь, было все как-то проще, он не подумал, что может в темноте не найти тайник. Рука ткнулась во что-то мягкое, и Мэтт принялся торопливо отбрасывать куски мха. Затем вытащил пузырь и легонько встряхнул, заставляя светлячков проснуться. Отец быстро прикрыл фонарь захваченным из кельи пледом, так, конечно, света совсем мало, только под ноги смотреть, но это ерунда, главное, чтобы кшари не заметили.

Сквозь заросли удалось пробраться почти без потерь, Мэтт один раз зацепился за жгучую колючку, да и то успел отдернуть руку раньше, чем ползучая лиана выбросила щупальце. Судя по сдавленному шипению сзади, отцу повезло чуть меньше, но он тоже успел выпутаться.

Около плетеной стены никого не было. Мэтт вытащил из пояса зажигалки и аккуратно примостил рядом с глиняными шариками – отличные гранаты получатся, когда масло загорится.

– Гляну сначала, – тихо сказал отец. – Здесь меня подожди.

Мэтт пожал плечами: чего смотреть, он три дня назад проверял: на месте склад, и бочки со смолой никуда не делись. Шикарно гореть будет. Может, они даже с орбиты на эту красоту полюбуются.

Тихо скрипнула надломленная палка, и отец почти бесшумно скользнул в получившуюся щель. Мэтт продолжил возиться с зажигалками, распихивая по трубкам кору.

Над головой что-то зашуршало и застрекотало. Мэтт задрал голову и прищурился, пытаясь разглядеть, кому там не спится. Фейха. Смешной дракончик, симпатичный, но очень кусачий, лучше близко не подпускать. Мэтт еще немного понаблюдал за рептилией и опять опустил голову, нашаривая взглядом кору для зажигалок. И вздрогнул.

Перед ним стоял кшари.

Зажигалка выскочила из руки и бодрой лягушкой поскакала в заросли. Прикрытый пледом фонарь завалился набок. Мэтт вскочил, совершенно забыв про лежащую рядом кирку. Рванулся в сторону и… растянулся на земле. В шею уперлось что-то острое, а в следующий момент в лицо врезался тяжелый ботинок – и мир погас.

***

По лицу медленно стекали капли. Мэтт сначала удивился: он что, на улице спит? И руки затекли… А потом понял. Когда смог поднять голову и оглянуться. Он стоял на коленях у столба и не падал только потому, что руки были прикручены к этому самому столбу. Рядом у такого же столба стоял отец, дальше Томас, Миха и Карлос. Живы…

Мэтт хотел обрадоваться, но вместо этого застонал от жгучей боли в вывернутых суставах. Небо уже светлело, значит, они тут всю ночь провисели.

– Пап… Па, слышишь меня?

Отец медленно повернул голову, и Мэтт судорожно сглотнул. Вместо лица был кровавый блин, вместо глаз – две узкие щели. Отца били, и били долго. Твари…

– Что случилось, па?

Отец молчал долго, собираясь силами, а потом прохрипел:

– Кшари… нас ждали кшари…

– И что теперь? Нас выпорют, да?

Его уже один раз таскали к столбу – надсмотрщики решили, что пара ударов плетью помогут рабу лучше справиться с наглостью. Действительно помогло, Мэтт предпочитал больше так сильно не нарываться. Сейчас, скорее всего, парой ударов они не отделаются.

Отец не ответил.

Ждать, когда за ними придут, пришлось долго. Мэтт даже решил, что их тут так и оставят, что это и есть наказание – висеть на столбе, пока руки не отвалятся. Но через пару часов появились жрицы, затем пригнали остальных рабов, похоже, всех, кто работал на шахте, последними прибыли крылатые.

Мэтт, закусив губу, следил, как те неторопливо планируют вниз, закладывая широкий круг и убирая крылья. Кшари никуда не торопились, они даже не взглянули в сторону рабов, поклонились жрецам и выстроились позади столбов. Мэтту отчего-то стало страшно. Эта равнодушная, деловитая неторопливость вымораживала.

– Они нарушили волю Великих! – жрец тоже не смотрел в их сторону, обращаясь к остальным. – Они хотели убить наших стражей! Мы слышали голос Великих! Мы знаем их волю! Их ждет сумрачный мир Арроха!

Мэтт хотел сказать, что они никого не собирались убивать, да и как они могли бы это сделать? Но жрец продолжал говорить, и мнение связанного раба его не интересовало. Мэтт закрыл глаза, чувствуя, как по спине ползет липкий холод. Пусть их выпорют! Бросят у столба без еды! Запрут в шахте! Святая Космодева, пожалуйста…

Жрец повернулся.

– Просите милости Великих.

Мэтт торопливо оглянулся на отца и кивнул:

– Мы просим, да… Простите… Великие… Да как их просить?!

Голос у Мэтта задрожал, он не понимал, почему молчит отец, и Миха, и остальные… Они не поняли, что сказал жрец! Надо перевести!

Мэтт повернулся и замер. Кшари приставил меч к горлу Томаса, оттянув ему голову назад.

– Нет… остановитесь… вы не можете…

Черный меч дернулся слева направо, и красная кровь хлынула на светлую безрукавку.

– Папа!

Мэтт видел, как черное лезвие чиркнуло по худой шее Михи, как кшари неторопливо подошел к отцу и потянул его за волосы, заставляя поднять голову. И опять хлынула кровь.

Воздух застрял в горле, намертво заблокировав крик.

Чья-то рука схватила его за волосы, Мэтт дернулся, пытаясь увернуться, но не смог. Острое лезвие царапнуло шею. Он уже понимал, что будет дальше, но не мог выдавить из себя ни звука. Просто смотрел на тело отца и молчал. Кшари отчего-то медлил.

– Сколько ему лет?

– Четырнадцать, – торопливо шагнул вперед Рябой Джек и поклонился. – Четырнадцать, страж.

– Что он делает на шахте?

– Привезли с остальными.

– Выпороть.

Чужая рука отпустила волосы, и Мэтт опять повис на вывернутых руках. Что сказал надсмотрщик, он толком не понял.

Веревка на руках ослабла, а потом и вовсе исчезла. Мэтт упал на землю и завыл.

***

Он провалялся в келье почти пять дней. Боль в располосованной спине потихоньку утихала, зато внутри все горело огнем. Карлос должен был проработать у них всего полгода, на далекой Латуни его ждали жена и дочка, он хотел заработать денег и вернуться… Миха, он всегда смеялся, даже когда больно и плохо… Томас учил водить грузовик и долго ругался, когда они чуть не протаранили самый крупный астероид… Теперь уже не будет ругаться.

Про отца он старался не думать. Он просто не мог.

Мэтт перевернулся на бок, подтянул колени к груди, вытащил из-под циновки брелок и сжал его. Уродец перестал ухмыляться, лишь болезненно кривился. Где-то на планете была Гая, но он не знал – где. И найти ее он не сможет. А больше никого нет… Лучше бы кшари и ему перерезал горло.

Говорят, если плакать, то будет легче, но слез не было. Ничего не было, только пустота и огненный еж внутри.

– Пора на работу, энэ.

У входа в келью стоял Рябой Джек.

Мэтт молча понялся и двинулся к выходу. Наверное, его переведут в другую бригаду или вообще уберут из шахты, Мэтту было все-равно.

В поселке было тихо. Плетеные дома-деревья тихо шуршали кронами. Тяжелые тучи лениво ползли по небу, цепляя брюхом макушки деревьев. Плакал дождь. Мэтт даже не знал, где похоронили отца и хоронили ли вообще. Могли и в сельву тело выбросить. Можно было спросить надсмотрщика, но Мэтт не стал.

Они прошли мимо центральной площади. Столбы стояли на месте, а вокруг был насыпан свежий песок. И идол Великого Эльха равнодушно взирал на пустую площадь.

Его все-таки перевели в другую бригаду. Мэтт только угрюмо кивнул и взял кирку из кучи. Знакомиться с остальными у него желания не было, как и натыкаться на жалостливые взгляды, а еще лучше – слушать про волю Великих.

– Энэ, надеюсь, сегодня вы сможете норму сделать!

Мэтт вздрогнул и медленно обернулся. У входа в штольню стоял Айвон. На поясе у него висела плеть. Мэтт заторможенно подумал, что его не было на столбе, а ведь должен был быть, он же шел с Томасом… Кшари знали, что они придут и ждали их. У раба есть единственная возможность заслужить прощение Великих и стать энэном²²…

Мэтт хрипло вскрикнул, бросился вперед, как таран, врезался в крупное тело эр-кхарца и рухнул на землю вместе с ним. А потом ударил, и еще раз, и еще… Не замечая, что бьет киркой, которую так и не выпустил из рук. В лицо плеснуло горячим, кто-то ухватил за плечи, перехватил руку, завернул ее за спину. Мэтт рычал, вырываясь и пытаясь ударить еще раз, не понимая, что больше уже не надо.

На этот раз его не били. Оттащили в яму, бросили в лужу и закрыли сверху плетеной крышкой.

Мэтт тяжело привалился к стене и тупо уставился на окровавленные руки. На этот раз его точно убьют. Ну и ладно. Он все-равно не хочет жить. Незачем уже…

Пришли за ним через пару дней. И не кшари, которых он ждал, а Рябой Джек.

– Тебя отправляют в Храм Хур-Саг. Тебе нет пятнадцати, а дети не работают в шахтах.

– Мне есть пятнадцать, – равнодушно возразил Мэтт. – Скоро шестнадцать.

– Не думаю, что тебе стоит об этом рассказывать. Подари себе еще год жизни, Мэтью.

Надо же, надсмотрщик помнил, как его зовут.

– И чти волю Великих, еще одна ошибка, и ты отправишься на алтарь.

– Плевать…

Рябой Джек помолчал и тихо добавил:

– Айвон под обвал попал, такая жалость. Камень голову размозжил. Опять энэ плохо свод укрепили.

Мэтт недоверчиво покосился на надсмотрщика.

– Почему ты мне помогаешь?

– Я всем помогаю, – пожал плечами Рябой Джек, – только вы этого не понимаете. Тут тоже можно жить… и это лучше, чем умереть. Просто чти волю Великих.

Мэтт не ответил. Он смотрел, как на край поляны опускается крылатый. Страха не было совсем. Он весь закончился там, у столба, оставив вместо себя что-то иное, непонятное и непривычное. Это крылатые убили отца. Эти твари без лиц с мертвым взглядом, они не люди. Они не заслуживают жизни. Они должны захлебнуться кровью, как захлебывался отец. Все, без исключения.

Мэтт вдруг криво ухмыльнулся.

Он рано собрался умирать, не сейчас. Он выберется с этой дерьмовой планеты, а потом… Потом вернется, чтобы выжечь тут все дотла. Попытайтесь остановить плазму своими мечами, твари.

Глава четвертая. Храм Хур-Саг. Маленькая аштэ

Мэтт проводил взглядом кшари и прислонился к столбу. Спину жгло. Наверное, все-таки не следовало бить морду надсмотрщику. Но достал ведь! Кшари – хозяева! Ты должен кланяться! Скажи спасибо, что не убил! Спасибо! Сейчас на колени встану…

А еще этот русый, что толкнул его на тропе. Невысокий и какой-то квадратный… тумбочка крылатая, проще перепрыгнуть, чем обойти. Такой же урод, как и все остальные.

Из-под нависших лиан вышла тройка кшари, эти его даже не заметили, сразу свернули к левой тропинке и беззвучно растворились в зарослях. Мэтт сплюнул – не поселок, а проходной двор какой-то. Лучше бы его на руднике оставили, в Хур-Саге крылатых было на пару порядков больше. Он торчал здесь уже полгода, а мечта выбраться с планеты так и оставалась мечтой. Местные рабы были полными амебами. Рисковать и нарываться на мечи кшари никто не хотел, все шарахались от него, как от прокаженного, стоило только заговорить про побег. Мэтт особенно и не предлагал никому, слишком мало времени прошло, чтобы забыть цену прошлой попытки. Четыре жизни – цена того, что он не смог угадать предателя, хоть что-то заподозрить и проверить лишний раз.

Пятую жизнь, отобранную собственноручно, Мэтт никогда не вспоминал.

Мэтт закрыл глаза. Ночевать у столба становилось дурной привычкой.

Почему говорят, что время лечит? Его оно совсем не лечило. Боль не отступала, так и ворочалась огненным ежом внутри. Он утрамбовывал ее, старался заглушить, но не получалось, удавалось лишь скрыть от других, спрятать за злой ухмылкой. Никому не показывать, как внутри все медленно выгорает, превращаясь в пепел. Он намертво застрял на стадии гнева, густо приправленного отрицанием, и ничего не собирался с этим делать. Он не хотел торговаться с судьбой и что-то ей обещать и уже тем более не был готов смириться с неизбежным. Не дождутся. У него есть цель, и он будет идти к ней, а пока…

Улыбайся, их это бесит!

Он и улыбался, скаля зубы и нарываясь на очередную порку.

Отвязали его только утром и сразу отправили в сад собирать фрукты. Про завтрак надсмотрщик благополучно забыл, а гордость не позволила напомнить, что ужин накануне он тоже пропустил.

Сад был большим. Даже маленький пруд, заботливо обложенный камнями, имелся. Идеальное место для отдыха, но фрукты сами себя не соберут, ветки не обрежутся, а тропинки не подметутся. Жрецы, и уж тем более кшари, этим заниматься не будут. Для этого рабы имеются. Отличная работа, главное, монотонная, успокаивает. Так и хочется надсмотрщику корзину на голову надеть.

Мэтт поудобнее уселся на ветку, сорвал темно-бордовую грушу и надкусил. Он предпочитал считать это грушей, хотя по вкусу фрукт был похож на сушеный несладкий финик. Но пропущенные ужин и завтрак намекали, что лучше такая груша, чем совсем ничего.

В кустах что-то зашуршало. Мэтт плотнее прижался к стволу и замер. Может, не заметят? Выкинуть грушу он уже не успевал. Но вместо надсмотрщика на тропинку выбралась девчонка. Мэтт даже вздрогнул, зацепившись взглядом за темно-рыжие волосы, но тут же заметил красный плащ и разочаровано вздохнул. Не она. Девчонка воровато оглянулась и юркнула за соседнее дерево. Мэтт удивленно приподнял брови: за кустами сад заканчивался, дальше начинались скалы, и делать там жрице было совершенно нечего. Да еще такой мелкой, она же ребенок совсем, тут такие по одному не ходят, только стайкой в сопровождении старших.

Мэтт подумал и спрыгнул с дерева. За кустами никого не было. Мэтт отбросил в сторону огрызок и принялся карабкаться по камням – не могла же жрица телепортироваться отсюда. Лезть пришлось недолго. Мэтт перепрыгнул очередной камень и остановился. На склоне, опасно нависнув над обрывом, росла здоровущая сейха. Около нее и прыгала жрица, пытаясь дотянуться до ветки, но та была слишком высоко.

– Подсадить?

Девчонка шарахнулась в сторону, споткнулась о камень и чуть не грохнулась.

– Энэ? Что ты тут делаешь?

– Мимо шел, – флегматично сообщил Мэтт, подходя ближе. – Так тебе помочь?

Девчонка задрала голову, надменно вскинув подбородок. Макушкой она едва доставала Мэтту до плеча, отчего получилось смешно. Совсем не похожа на Гаю, только если ростом – такая же мелочь. Волосы темнее, лицо круглее, даже маска не скрывает широкие скулы и упрямый четкий подбородок, но главное, глаза другие: у жрицы они были янтарные, с темно-коричневым ободком, а вовсе не зеленые. Мэтт даже расстроился, хотя сам не понял, какое ему дело до цвета глаз жрицы.

– Ты не можешь со мной разговаривать, энэ!

– Ладно, – пожал плечами Мэтт и, развернувшись, двинулся обратно.

– Энэ, стой!

Мэтт дисциплинированно остановился.

– Подсади меня.

Мэтт задумчиво почесал нос, посмотрел на жрицу и мотнул головой.

– Не, не буду.

– Что?

– Не буду, – насмешливо повторил Мэтт, – хотя… слово «пожалуйста» может исправить ситуацию.

Что-то Мэтту подсказывало, что девчонка жаловаться на него не побежит: не похоже, что она тут легально расхаживает, а скорее – совершенно нелегально.

Девчонка возмущенно зашипела и, отвернувшись, попыталась опять допрыгнуть до ветки. Неудачно.

Мэтт сел на камень. Идей, что малолетняя жрица забыла на дереве, у него не было, но наблюдать за ней однозначно интереснее, чем собирать груши.

– Энэ! – жрица сердито топнула ногой. – Помоги мне… пожалуйста.

У Мэтта от изумления брови сами поползли на лоб. Что, правда? Жрица просит раба? Может, у него галлюцинации от жары? Или от голода – одна груша вместо ужина и завтрака как-то несерьезно.

Мэтт встал, подошел к дереву и, ухватив девчонку за талию, легко забросил ее на ветку. А потом подпрыгнул, уцепился за соседнюю и подтянулся, удивившись, что, похоже, начал привыкать к гравитации: вначале он не то, что подтянуться не мог, ходил с трудом, а сейчас нормально.

Чуть выше ствол раздваивался, образуя ровную площадку посередине – как раз два человека встанут. Мэтт забрался на площадку и протянул руку.

– Давай. И кстати, а зачем мы сюда лезем?

– Тише ты, – зашипела девчонка, – не спугни. И сюда я лезу, а не ты.

– Ага…

Девчонка протиснулась мимо него и, совершенно наплевав на обрыв под ними, высунулась в щель между стволами. Мэтт торопливо схватил ее за пояс: чокнутая какая-то, сейчас же навернется.

– Смотри.

Мэтт тоже высунулся, продолжая одной рукой держать жрицу, а второй ухватившись за ветку.

Внизу на скальном выступе было гнездо. Три дракончика ушу²³ топорщили лимонные гребни, смешно разевая рты и недовольно хлопая короткими крыльями.

– То есть… мы ради гнезда лезли?

– Ага, – подтвердила жрица, – его от Храма видно, но плохо. Я давно хотела залезть.

– Сумасошлатая,– резюмировал Мэтт, – а если свалишься? Или их мамаша прилетит?

– Не прилетит, она до вечера в сельве охотиться будет, – жрица сунула руку в пояс и вытащила лепешку. – Интересно, поймают?

Мэтт пожал плечами, его больше интересовало, выдержит ли ветка, за которую он держится.

Девчонка оторвала кусок лепешки и бросила вниз. Лепешка, плавно спланировав, послушно легла рядом с гнездом. Птенцы ее даже не заметили.

– Дай мне, ты сейчас точно свалишься.

Мэтт дернул девчонку за пояс, затаскивая обратно, и отобрал лепешку. Отломил кусок, помял между пальцами, скатывая шарик, прицелился и бросил. Удачно. Самый борзый птенец подпрыгнул, распахнул рот и схватил мякиш, умудрившись крылом отпихнуть не такого расторопного собрата.

– Ух ты! А еще так можешь?

– Могу, – подтвердил Мэтт и откусил от лепешки. – Жрать хочу. А еще у тебя нет?

– Нет!

– Жалко. – Мэтт скатал второй шарик. – Как тебя зовут, аштэ?

– Мара.

– Мэтью… – Мэтт прицелился. – Можно просто Мэтт.

– Ты энэ, – дернула плечом Мара, – вам нельзя иметь имя.

На этот раз повезло другому птенцу. Мэтт усмехнулся, глядя, как возмущаются два других, и спокойно заметил:

– А тебе еще вниз спускаться.

Жрица недовольно засопела, но оспаривать сей факт не стала. Да, с ней точно проще, чем с кшари, хотя гонору у малявки не меньше, чем у крылатых.

Лепешка закончилась быстро. Мэтт забросил в рот оставшиеся крошки и посмотрел на жрицу: что дальше? Мара вдруг ткнула пальцем куда-то в сторону.

– Смотри! Здорово летят, правда?

Мэтт посмотрел и скривился. Давно их не видел, да. Почти соскучился.

– Я им завидую, – с детской непосредственностью призналась жрица. – Если бы я родилась мальчишкой, то Великие наверняка выбрали бы меня в стражи. Не повезло. Аштэ быть скучно…

– Тебе сколько лет? – удивился Мэтт.

– Скоро тринадцать, – нахмурилась Мара, – а что?

– Не, ничего. А тебя не напрягает, что они тупые убийцы?

– Они стражи! – возмущения в голосе жрицы хватило бы на троих и еще бы осталось. – Они нас защищают! Не смей их оскорблять, энэ!

– Зашибись, они защищают! Уроды крылатые!

В грудь Мэтту уперся палец.

– Закрой свой рот, энэ! Ты никогда не станешь таким, как они! Ты дикий!

Мэтт осторожно отодвинул жрицу в сторону, схватился за другую ветку, качнулся, повиснув на руках, и спрыгнул на землю.

– Сама слезешь.

Развернулся и, не оглядываясь, пошел по тропе вниз.

Дошел до груши, посмотрел на пустую корзину, выругался и пошел обратно.

Жрица лежала животом на ветке, пытаясь сползти пониже. Получалось у нее это плохо.

– Прыгай, малая. Поймаю.

***

Норму до вечера Мэтт собрать не успел, но надсмотрщик то ли не заметил, то ли решил не связываться лишний раз с наглым рабом. Так что свой ужин Мэтт все-таки получил.

Местный поселок почти не отличался от того, что был рядом с рудниками. Те же деревья-дома, душ на улице, комнаты-клетки. Единственное, в этом поселке жили еще и женщины. Их барак стоял чуть дальше мужского, но запрета на общение не было, и результаты этого общения бегали во дворе, хотя Мэтт искренне не понимал, как можно в кого-то влюбляться да еще рожать детей, когда ты раб. Точно – амебы.

В столовой разделение на женскую и мужскую части было, но тоже условное: большой зал делил на две неравные половины то ли длинный низкий стол, то ли широкая скамья, работающая еще и как раздаточная лента. Мэтт купнул шарик риса в сладковато-перечной подливке и забросил его в рот. Большинство рабов уже закончили ужин и сейчас толпились у того самого столика-скамейки, на который выставили маленькие, выдолбленные изнутри тыковки, плотно заткнутые спрессованной травяной пробкой. Вино рабам давали по большим праздникам, зато настойку из вываренных, а потом еще основательно выдержанных листьев боргара не жалели. Спирта в ней не было вовсе, но голова после нее была пустая и звонкая, с редкими глупыми мыслями. Да еще тошнить начинало.

Мэтт встал и, жуя на ходу лепешку, подошел к столпившимся у стола с десертом мужикам.

– Говорю вам, в форме были. Их к Храму Ашера отволокли.

– Кого? – не понял Мэтт.

– Кшари новых поймали, – пояснил кто-то сзади. – Болтают, среди них флотские были. Только, похоже, брехня.

– Да я сам видел, – начал кипятиться первый, – что я, флотских не узнаю?

– И сколько их? – заинтересовался Мэтт.

– Трое. Двое совсем зеленые, один постарше. Офицер вроде.

В то, что кшари смогли захватить офицера космофлота, верилось с трудом, не того уровня рыбка, не по зубам местным акулам, но мужик едва кулаком себя в грудь не бил, доказывая обратное.

– Тьфу, – сплюнул на землю невысокий, щербатый мужичонка, – и чего их сюда принесло? Как бы за ними остальные не явились. Век бы их не видеть.

Сам Мэтт с флотскими раньше не встречался, но болтали про них разное. И что милосердием боевой флот Лиги не страдает, прокладывая себе путь ракетами и не сильно заботясь о сопутствующих потерях; что за своих они мстят так, что живые завидуют мертвым; что превратить планету в радиоактивную пустошь для них, как кофе на завтрак выпить. Говорили и другое. Что без них Галактика давно бы превратилась в смертельный котел; что лишь флот смог остановить Вторую галактическую, раскидав противников по углам, как глупых котят; что, когда совсем плохо, надежда остается только на закованный в черную броню десант…

Гая, например, их люто ненавидела: она была родом с Нью-Ирлы, не самой спокойной планеты, вечно раздираемой локальными войнами, и видела, что остается от жилого дома, когда рядом в землю втыкается ракета. Когда она втыкается в сам дом, от последнего не остается ничего. Гаю к ним на геологическую станцию забрала тетка, подальше от заново разгоревшейся войны, и хоть как-то положительно отзываться о космофлоте в присутствии рыжей было опасно для здоровья. Он один раз попытался выступить в защиту космических миротворцев, но тут же нарвался на злое: «ты англосакс, тебе не понять» – и решил не обижать подругу. Гады так гады, чего спорить. Тем более он собирался стать капитаном собственного грузовика, а дальнобойщики традиционно флотских недолюбливали. Но сейчас он был готов сам явиться в ад и всучить дьяволу душу, лишь бы в бездонном небе Эр-Кхара появились боевые птицы Лиги.