bannerbannerbanner
Название книги:

Мои миры

Автор:
Салават Шамшутдинов
полная версияМои миры

000

ОтложитьЧитал

Шрифт:
-100%+

НИЖЕГОРОДСКИЙ ЗАКАТ

Левый берег Волги простирался настолько далеко, что казалось, горизонт решил сыграть в прятки. Хорошо различались посёлки, города, дороги и ещё что-то не совсем понятное и знакомое. А, впрочем, будь оно трижды знакомым, на таком расстоянии с непривычки узнать довольно затруднительно. Далеко внизу по водной глади скользили теплоходы и баржи. Отсюда они казались игрушечными: машины, люди и всё, что находилось там, под крутым склоном правого берега. Картина характерная для Нижнего Новгорода. В этих краях берега Волги и Оки сказочно высоки. Высоки настолько, что захватывает дух. На ум сразу приходит избитая фраза Островского: «почему люди не летают»?

Я сидел у подножия памятника Чкалову и смотрел на знаменитый Нижегородский закат. Солнце, весь день старательно прятавшееся за тучами к вечеру смилостивилось и показалось толпе зевак, инстинктивно подтягивающихся на смотровую площадку. Показалось перед самым закатом, чтобы дать возможность влюблённым и туристам закончить этот день на позитивной волне. Красный шар величаво скатывался к линии горизонта. В такие минуты, всем телом ощущаешь движение планеты в бесконечном космосе. Ощущаешь, как Земля вращается вокруг своей оси, пряча от нас светило.

Космос… что для него наши судьбы, наши чаяния, мечты. Мелочь. Чушь. Погрешность. Вот так и я всю жизнь считал Нижегородскую землю родной. Странная детская мечта. Мой отец из этих краёв, что и давало мне почву для таких мыслей. На шестом десятке приехал сюда. Собирался давно, но приехал только сейчас. В край, который мог стать моей малой родиной. Это мой третий приезд. Первый раз с мамой в годовалом возрасте прилетал. Затем в тридцать с хвостиком по делам наследства. И вот теперь.

Я сидел на берегу Волги в полном одиночестве. Один в чужом городе. Очень торопился сюда. Планировал поездку. Прокладывал маршруты. Бронировал гостиницу. И только сев в «Сапсан» успокоился и подумал: а зачем я еду туда? Туда, где никому не был нужен. Ни многочисленным тёткам и дядькам, за всю жизнь не черканувшим мне ни единой открытки. Ни бабке, ни отцу. Они жили не в самом Нижнем, а недалеко от него, на берегу Оки. Но это уже география. Поездку запланировал, и посетил «родные пенаты». Встретился с местными поэтами и не смог больше находиться в «отчем доме». Уехал. Быстро. Почти сбежал. Сел в ближайший автобус и Нижегородская земля закрутила колёса прочь. Дальше по жизни, сжигая мосты.

Я сидел на смотровой площадке чкаловской лестницы, наблюдая за сказочным закатом, и прощался с детскими иллюзиями. Поздновато, но, как говорится, лучше поздно. Солнце опустилось за горизонт, перелистывая очередную страницу моей жизни.

Зазвонил телефон – прибыло такси. Закинув рюкзак на заднее сиденье автомобиля, сел рядом с водителем. Авто быстро помчало по ночным улицам в аэропорт. За окном мелькали знакомые, а чаще совсем неизвестные улицы. Жизнь шла своим чередом, давая мне очередной раз понять, что пора бы уже научиться различать мечты и реальность.

В аэропорту устроился напротив окон, выходящих на взлётную полосу. Самолёты взлетали и садились. Выполняли рулёжку. Рабочая атмосфера увела мои мысли в сторону. С интересом заметил свой борт «Бомбардье». Посадка не заняла много времени, и, вскоре, самолёт стал выруливать на взлётную полосу. По привычке оглянулся на здание аэропорта. Как раз подали трап к вновь прибывшему Ил-18. «Неужели они ещё летают»,– подумалось. По трапу спускались пассажиры и спешили в здание аэровокзала. Всё как обычно. Почему-то взгляд зацепил женщину с ребёнком. Ничего особенного. Вот только одеты они были странно. Несовременно, что ли. Причёска из шестидесятых и на ребёнке знакомая серая шапочка.

Наш самолёт, запустив двигатели на полную мощность, побежал по взлётной полосе и, оторвавшись от земли, растворился в звёздном небе. Огни города, постепенно удаляясь, стали перемешиваться с огнями небесными. Прижавшись лбом к иллюминатору, я вдруг увидел,– во всяком случае, мне показалось,– что звёзды сложились в детскую фотографию мальчугана в серой шапочке. Мою старую фотографию.

ОПОСЛЯ

Буквально на днях прошла свадьба моего сына. Можно сказать, долгожданная свадьба. Сыну уже тридцать один год, но, впрочем, я не о том. Просто никогда не был на свадьбах, как эта. Обычно собирается родня, друзья. Все ведут давно известные и надоевшие разговоры под распитие спиртного. Обыкновенная пьянка по поводу. Здесь же было всё иначе, что было понятно с самого начала. Тридцатилетние, состоявшиеся люди. Личности. Сразу видно, они очень давно и хорошо знают друг друга. Это тот вид дружбы, о котором можно прочитать в книжках, но почти никогда не встретишь в жизни. Женщины, мужчины понимают друг друга с полуслова. Не то, с полунамёка. Каждый готов сделать всё, о чём его просят не задумываясь.

А когда начались поздравления, не было предела фантазии. Творческие номера сыпались, как из рога изобилия. Когда же время настало мне произнести слова, то я понял, что не готов к такому уровню. Нет, речь произнёс. И, довольно неплохо. Но хотелось бы лучше. Какой-нибудь стендап. Но, как говорится: «хорошая мысля приходит опосля». Думаю, что эту мою зарисовку так и следует назвать: «Опосля». Здесь место смайлику. С улыбкой. Не очень широкой. Даже в чём-то извиняющейся. Итак:

ОПОСЛЯ

Динар родился по своему собственному желанию. Нет, родители, конечно, приложили к этому делу некоторое усилие, но разве что самую малость. Чем-то он похож на Лунтика. Тот говорит в самом начале мультика: «я родился». Этому стоило сказать: «я зачался». С первых дней его своевольный характер стал проявляться довольно конкретно. Он полностью изменил характер матери на многие годы вперёд. На какое-то время этого Динару хватало. Едва научившись ходить, он стал проявлять свою спортивную натуру. Нам, обыкновенным родителям, трудно было распознать этот вектор в его развитии. Мы просто запихали Динара в манеж. Не то, чтобы хотели сделать цирковым, просто на то время это было единственно место, куда можно было пристроить его темперамент. Динар, всеми силами, пытался показать нам, что желает стать борцом, катаясь по полу в поисках соперника, но, поскольку родители не могли понять в чём дело, то он боролся с тенью.

Годы шли. Первая неудача не остановила его. Динар подрос и стал снова искать вид спорта, к которому стоило приложить руки. Или ноги. Или… Думаю, что тогда он ещё не придумал чем заняться. Искал методом проб и ошибок. Для начала Динар выбрал прыжки. Не вдоль, не поперёк. Прыжки с высоты. А поскольку самолёта рядом не было, да и быть не могло, он прыгнул с дерева. Все знают, что сделать первый прыжок всегда сложно. Не будем перехваливать Динара. Первый прыжок он совершил из-за девочки. Честно говоря, именно девочка, его будущая одноклассница, помогла сделать первый шаг в пустоту.

Первый опыт не всегда бывает удачным. Динар не оказался исключением. Прыжок закончился переломом ключицы. После него появилось несколько седых волос у матери. Меня же этот поступок сподобил на спортивный рекорд. Мы с женой шли с дачи и соседка, попавшаяся нам навстречу, рассказала, что Динара, после падения, увезла скорая. Остальное дорисовало воображение. С телефонами в то время было туго. Проводные были редкостью, а о мобильниках никто ещё и не слыхивал. С горем пополам найдя аппарат, дозвонился другу и объяснил ситуацию. Через несколько минут мы на мотоцикле летели по трассе А120 вслед за скорой, устанавливая рекорд, который, думаю, не побит и по сегодняшний день. С того дня я с чистой совестью могу считать себя гонщиком высокого полёта или лётчиком, летающим низенько-низенько.

Что-то отвлёкся. Неудача не сломила Динара. Уже на следующий день он нашёл тот вид спорта, которым занимается и по сегодняшний день. Это бег. Видели бы вы, как он с перевязанной рукой буквально летал по двору. Боком. Вперёд перевязанной ключицей. Ноги едва успевали за плечами. Со стороны казалось, что он летит и вынужден переставлять ноги только для того, чтобы случайно не зацепиться за землю. Так он и бегает по сегодняшний день. Нет, может технику немного и улучшил, но это уже вторично.

Правда есть у Динара, кроме бега ещё одна страсть. С нежного возраста он пристрастился к безумным поступкам, авантюрам. Об этом мы узнали, не поверите, из счетов за роуминг. Звоним сынуле:

– Как дела? Сегодня домой приедешь?

А он с чистой совестью отвечает:

– Не получится. Я у Ефимцева переночую.

Правда квартира Паши периодически меняла своё местоположение в зависимости от календаря игр «Зенита». Да, страсть захватившая его полностью и, к счастью, не снёсшая ему голову – футбол.

Думаю, что с Дашей его также познакомил спорт. Разве мог он пройти мимо умницы, красавицы и самое главное – спортсменки. У меня к этому браку только один вопрос. Каким видом спорта будут заниматься мои внуки?

Вот примерно такой рассказ я должен был рассказать пару дней назад на свадьбе сына. Впрочем, и те слова, что сказал, тогда были тоже сказаны от души и молодым понравились. Во всяком случае, я на это надеюсь.

ЛЕБЕДИ

Свинцовая холодная волна ожесточённо билась о гранитную набережную, разбиваясь и разлетаясь на тысячи мелких брызг, чтобы побеждённой сползти, отступить, и снова с ожесточением броситься на гранит. И так вновь и вновь, изо дня в день, с переменным успехом. Порой ей удаётся захватить в свои владения гранитные ступени, а порой, как бы притворно успокоившись и смирившись, отползти, но до поры затаиться, и затем опять голодным зверем ринуться на набережные. Вот и сегодня западный ветер опять провоцировал ненасытную волну, помогая ей вздыматься всё выше и круче, пытаясь закрутить на гребнях водяных валов белые барашки, предвестники шторма. Но небо не желало бури. Оно светилось, радовалось, составляло из туч и облаков разнообразные узоры. Словно устав от ещё недолгой осени, желало вновь летней радости.

Над угрюмыми водами, радуясь небу и солнцу, кружилась белая птица. Глаз привычно отмечал полёт чайки над волной и, уже готовясь отвернуться, неожиданно замечал, что нет, это не чайка! Да и куда там чайке, обитательнице помоек, до той прекрасной гордой птицы, что кружилась над водою, не замечая её недружелюбности и не отрывая огромных глаз от голубого неба. Неба, посвящённого сегодня только ей. Белая лебёдушка кружила, не замечая ни волны, ни холодного ветра. Кружила в таинственном танце, то взмывая ввысь, то вновь опускаясь. И было в её танце что-то настолько нежное и сказочное, что невозможно оторвать глаз от этой чудесной картины. Любоваться ею можно было бы вечно, но всё-таки оставалось ощущение незаконченности, недосказанности. И действительно, весь танец был пронизан одним чувством – ожиданием. Лебёдушка кружилась и ждала, кружилась и искала. В её одиночестве над волной было что-то неестественное. Но недолго.

 

С небес, стремительно падая к лебёдушке, промелькнула тень. Быстрый полёт и резкий решительный взмах крыльев заставил, затаив дыхание, восхититься. Огромный чёрный лебедь, молодой и уверенный, быстро оказался около лебёдушки и закрыл её своими мощными крыльями. Они вместе соединились в таинственном и загадочном танце, то кружась друг возле друга, то взмывая вверх, то вместе скатываясь по воздушным горкам к самой воде. И каждый раз, когда лебёдушка, то ли делала пируэт, то ли кружилась, захлёбываясь волнами счастья и радости, чёрный лебедь был рядом и слегка кончиком крыла поддерживал её. Их клювы время от времени соприкасались, и было в этом столько нежности, что у всех, кто это мог видеть, щемило сердце от радости.

Угрюмая волна зло грызла гранит, но её никто не замечал. Она же, хмуро заполнив нижние ступени гранитной лестницы, угрюмо и завистливо плескалась у самых ног нового счастья. Лебединая пара, кружась в вальсе, опустились к самой воде. Порыв осеннего ветра сорвал белую пушистую пелеринку с невесты, но жених на лету поймал её и нежно накинул на плечи своей возлюбленной. Затем улыбнувшись, крепче обнял невесту. Она же с благодарностью нежно прижалась к нему и подарила сладкий, пьянящий поцелуй.

Ветер носился над свинцовой волной, теряясь между её угрюмостью и смеющимся небом.

ДОРОГА

Я долго иду по дороге. Иду под чистым, голубым небом. Солнце с высоты своего положения освещает мне путь, беря в оплату мою силу и иссушая организм прикосновением лучей. Тёплый ветер безразлично треплет волосы, словно стараясь пересчитать, много ли там их ещё осталось и, как бы нечаянно вздымая пыль с дороги. Дорога же сухой лентой тянется через золотистые бескрайние поля. Её чёрный цвет мне непривычен, хоть и не в новинку. Приходилось встречать и чернозём, и краснозём, и ещё чего только не приходилось. Дорога местами потрескалась под лучами солнца, но это не мешает идти. Старательные паучки длинными растяжками натянули свои паутины поперёк дороги, и невольно приходится их  рвать. Следом паучки, с достойным подражания рвением, начинают восстанавливать нарушенный порядок. Нарушенный ход времени. Я иду по дороге, и пыль из-под моих ног, соединяясь с пылью, понятой ветром, образовывает шлейф, тянущийся далеко позади. Редкие птицы пролетают над головой, спеша по своим, только им известным делам. Ястреб долго кружит то ли надо мной, то ли над полем, выискивая добычу. Я иду очень долго, не встречая никого и наслаждаясь, и солнцем, и ветром, и тем, что я могу идти и идти, никому ничем не обязанный. Могу идти и ни о чём не думать.

Уже пройдя добрую часть своего пути, я стал встречать людей, идущих навстречу. Они шли также медленно, даже медленней, чем того хотелось. Они шли, нарушив моё одиночество. Собственно, какая разница. Шли и шли. Я не приглядывался к ним. А они, склонив головы к земле, проходили мимо, не замечая меня. Их было немного. Старые и молодые. Было в них всех что-то похожее, что-то объединяющее. Собственно, именно это и заставило меня отвлечься от обыденных мыслей и присмотреться. И старые, и молодые шли, не проявляя никакого интереса ни к чему. Шли так, словно их ничего не интересовало. У всех лица опущены, и я не мог толком их рассмотреть.

Сначала осторожно, затем всё внимательнее и внимательнее стал присматриваться. И вдруг, оглянувшись назад, понял. За мной стоял столб пыли, а ни за одним из них не поднялась ни одна пылинка.

Остановившись, ещё раз внимательно огляделся. Да, так и есть. Дорогу впереди меня если и беспокоил, то только ветер. Я осторожно пошёл вперёд, теперь уже бесцеремонно вглядываясь в лица. Чем больше всматривался, тем больше мне казалось, что я их узнавал. Узнавал. Узнавал? Да какое узнавал! Я знал их. Знал их всех, ушедших рано или поздно. Знакомых и не очень. Все они, так или иначе, проходили в моей судьбе. Близко или эпизодически, но я их всех помнил. Правда, некоторых не помнил по именам, некоторые имена не знал, но это были они.

Вон, да это он. Сосед. Он ушёл очень давно. Я, было, двинулся к нему и даже попробовал протянуть руку и дёрнуть его за рукав, но он с грустной улыбкой сделал предостерегающий жест. А вот ещё. Ну да, конечно это он. Сколько лет мы проработали вместе. Я бросился к нему. Но он также с грустной улыбкой отстранился.

А это… Это лицо я помнил всегда. Такое родное, дорогое мне. Я скучал по нему всю мою жизнь, с того самого дня, как она ушла. Навернулись слёзы. Мы встретились глазами, и в них было столько любви и нежности, что силы оставили меня. Ноги подкосились, и я опустился на колени прямо в пыль.

А они всё шли и шли. И ничего. Ни страха, ни холода. Только грусть.

Я иду по дороге. Удивлённый и растерянный. Всматриваюсь в лица, но больше никого не беспокою. Я помню их и поэтому они здесь. Все здесь. И далёкие знакомые, и близкие родные. Они все здесь. Они со мной. Они во мне. Я иду мимо, продолжая вглядываться в лица. Я иду и помню. Я знаю, что пока я их помню – они живут. Я иду к горизонту. Кто сказал, что его нельзя достичь. Можно. Ещё как можно. Просто горизонт у каждого свой. Это не финишная ленточка: одна для всех. Он у каждого свой. Я иду к своему горизонту, близкому или далёкому и знаю, что когда-нибудь я тоже пойду от горизонта навстречу. Навстречу тем, кто меня помнит. Не с тем, чтобы поторопить их, а с тем, чтобы придать надежду. Чтобы они в свою очередь тоже поняли, что пока нас помнят – мы живы.


Издательство:
Автор