000
ОтложитьЧитал
Глава 2. Красноярск
В феврале 1897-го, после отбытия воинской повинности, Македон вернулся в Санкт-Петербург и направился в Главное Управление почт и телеграфов. Выпускник электротехнической школы, он сразу был определён электротехником на строительство Красноярской телефонной сети, решение о постройке которой было только что принято. Так 24-летний Македон попал в Сибирь.
Главным событием конца XIX столетия для Красноярска, губернии, да и всей России стало строительство Великого Сибирского пути – железнодорожной магистрали, соединившей Владивосток с Челябинском и ставшей новым этапом промышленного, культурного развития Сибири и Дальнего Востока. 31 мая 1891 года Цесаревич Николай Александрович, будущий Император Всероссийский Николай Второй, принял участие в открытии строительства во Владивостоке, во время своего Восточного путешествия. Он лично отвёз первую тачку земли и заложил камень в основание вокзала, а затем курировал строительство, возглавив Комитет железной дороги.
Город развивался. Красноярские власти уже давно вели переговоры с правительством по телефонизации города. Первая частная телефонная сеть появилась в Красноярске в 1893 году. Она была проложена купцом, потомственным почётным жителем Красноярска Николаем Герасимовичем Гадаловым и соединяла главный торговый дом с его отделением, магазином и пароходной пристанью. Но лишь в январе 1897-го было получено разрешение правительства на устройство в Красноярске правительственной телефонной сети.
Технический надзор за строительством и приёмку телефонных линий осуществляла Красноярская почтово-телеграфная контора. Македон по приезде в Красноярск сразу направился к месту службы.
Губернская почтовая контора в городе Красноярске размещалась в каменном двухэтажном доме на углу улицы Воскресенской и Почтамтского переулка. Дом был небольшой: вверху шесть и внизу четыре комнаты. Во всём доме было 10 каменных голландских печей. Во дворе находились кухня и сарай с конюшней, надстроенный каменный флигель.
Встретил Македона начальник конторы, коллежский секретарь Артур Густавович Нитц, только в прошлом году назначенный на должность. Это был приятный человек средних лет. Он сразу попенял приехавшему из столицы Македону на неудовлетворительное состояние конторы и рассказал о своих планах: построить просторное трёхэтажное здание на месте существующего. В конторе было 19 работников: 15 – на почте и четыре – в телеграфе. Македон стал двадцатым.
Он с интересом включился в работу, устанавливал изоляторы на телефонные столбы, монтировал траверзы, подвешивал провода. Скоро стал надсмотрщиком – теперь в его задачу входило наблюдение за правильностью и качеством выполняемых работ.
Для будущей телефонной станции был выбран первый этаж дома чиновников Зейдель и Смирнова на углу улицы Воскресенской и переулка Дубенского. Туда уже завезли оборудование для монтажа коммутатора. Но из-за отсутствия опытного специалиста работы приостановили. В октябре в Красноярск был командирован из Иркутска техник-телефонист, титулярный советник Николай Николаевич Хотяинцев. Теперь он выполнял за начальника почтово-телеграфной конторы обязанности заказчика, осуществлял контроль и приёмку выполненных работ. Работая под руководством Хотяинцева, Македон постигал все тонкости этой новой не только для него, но и для всего мира профессии.
4 декабря 1897 года в Красноярске была открыта правительственная телефонная сеть. На момент открытия в ней было всего 13 абонентов. Население города насчитывало тогда чуть меньше 30 тысяч человек, среди которых почти десятая часть – ссыльные.
В феврале 1898 года Красноярская телефонная сеть вышла из подчинения почтово-телеграфной конторы, получила полную самостоятельность и стала напрямую подчиняться Иркутскому почтово-телеграфному округу. А Николай Хотяинцев стал первым её заведующим. Николай оказался не только опытным телефонистом, но и высокообразованным человеком. Он сразу же вошёл в среду красноярской интеллигенции: преподавал математику и физику в Красноярской духовной семинарии, неоднократно выступал на народных чтениях с лекцией «Рассказы о земле и небе».
В 1901 году Хотяинцев вернулся в Иркутск. Македон приказом начальника Иркутского почтово-телеграфного округа был назначен заведующим Красноярской телефонной сетью.
Лида
В Красноярске Македон поселился недалеко от службы, в доме казака Ивана Черкашина в Театральном переулке. Своего жилья у конторы не было, поэтому все работники получали «квартирные».
У Черкашиных было две дочери, Лидия и Евдокия. Дуся – ещё совсем молоденькая, лёгкая и смешливая. 18-летняя Лидия была более серьёзной – и по возрасту, и по характеру. Однажды за обедом Евдокия Платоновна шутливо сказала: «А что, Македоний Романович, не пора Вам жениться? А то смотрите, какие невесты у нас растут!»
Дуся, прыснув, уткнулась лицом в тарелку со щами. Лида смутилась, закраснелась. Очень хороша она была в этом своём смущении. «Да мне ещё рано, ещё борода не выросла», – отшутился Македон, почувствовав, как сам заливается краской. Больше эта тема в доме не поднималась, но в голове у Македона утвердилась. Он стал внимательнее приглядываться к Лиде, которая ему, в общем-то, сразу приглянулась. Да и её мимолётный заинтересованный взгляд, который она тут же стыдливо прятала, он иногда успевал поймать. «А ведь Евдокия Платоновна права. Мне уже 25. Девушка хорошая, из крепкой семьи, серьёзная». Сначала он думал, что движут им чисто практические интересы. Но вдруг стал замечать, что мысли о Лиде приходят к нему всё чаще, даже на службе. И ноги после работы как-то сами несут домой. А тут ещё по ночам ему стало представляться её лицо…
В общем, через пару месяцев Македон уже просил у Ивана Дмитриевича руки его дочери. Сватов засылать не стал, посчитав старомодным. Венчались во Всехсвятской церкви. Казачья свадьба была широкой и разгульной. В Красноярск приехал отец Македона, мать занемогла. С его стороны на свадьбе были несколько чиновников почтово-телеграфного ведомства, с которыми Македон за год успел сдружиться. Зато со стороны невесты – два десятка казачьих семей во главе с есаулом Михаилом Семёновичем Каргополовым. Свадьба состоялась 8 ноября, а на следующий год, 18 августа, у Македона с Лидой родился сын Александр. Крёстными родителями стали его начальник и друг Николай Хотяинцев и сестра Лиды Евдокия.
Лида… Они прожили долгую и, несмотря на множество скорбей и испытаний, выпавших на их долю, – счастливую жизнь. Нет и не было у отца Македония на земле человека ближе, дороже Лиды. Она шла за ним всюду, несмотря на трудности и опасности. Он был уверен, что и сейчас она обивает пороги тюрьмы, безрезультатно пытаясь хоть что-то узнать о судьбе мужа.
Сколько радостных, незабываемых моментов довелось пережить им вместе! Рождение детей, первые их шаги, первое слово. Тёплая благодарность к жене, подруге разливалась в сердце.
Пришедшая старость ещё больше сблизила, сроднила супругов. Они стали относиться друг к другу бережнее и внимательней, чутко и безошибочно улавливая даже самые лёгкие и, казалось, незаметные перемены в настроении своей половинки.
Лида… Что с ней сейчас? Как она там одна? Не обижают ли её? А может, и из дома церковного уже выгнали? Помоги, Господи!
Заведующий ГТС
Первый телефон. Чудо техники. Так к нему и относились тогда в Красноярске. Телефонизация в городе шла медленно. Телефон был скорее предметом роскоши и престижа, чем необходимостью. В 1905 году в городе было зарегистрировано всего 192 абонента, в 1909-м – 576. Работа была интересной, позволяла Македону реализовать свои честолюбивые планы. Несовершенство, неотработанность технологий открывали простор для творческой фантазии, рационализации. В 1904-м, за изобретение кронштейнов высокой изоляции для телеграфных проводов на железнодорожных мостах, приказом начальника Иркутского почтово-телеграфного округа Македон был даже награждён денежной премией в 200 рублей.
Должность начальника телефонной сети открыла перед Македоном огромные возможности. Он стал желанным гостем в городских светских кругах, многие известные люди и высокие чиновники считали честью знакомство с ним. Бывший руководитель Македона, начальник Красноярской почтово-телеграфной конторы, теперь уже статский советник Артур Густавович Нитц, несмотря на превосходство в чине, держался с Македоном на равных, особенно когда по его просьбе Македон устроил телефонисткой дочь Артура Густововича Александру. А после того как они вместе побывали на свадьбе чиновников конторы Михаила и Надежды Агаповых, приглашённые в качестве поручителей на Венчание, Македон с Лидой стали частыми гостями в доме Артура Густавовича и Александры Георгиевны. У статского советника было три дочери: Александра, Маргарита, Конкордия и сын Александр. Когда в Красноярск после окончания Николаевского кавалерийского училища прибыл сын Войскового казачьего старшины Михаила Семёновича Каргополова Михаил, в их доме на Театральной площади состоялось знакомство дочери Артура Нитца Маргариты с молодым красивым сотником. Объединение казачьих семей с чиновниками почтово-телеграфной конторы в начале 20 века стало «модным», престижным в Красноярске. Для этого были свои резоны. Почтово-телеграфное ведомство предъявляло к своим работникам, даже простым почтальонам, очень высокие моральные требования, нравственная дисциплина была железной. Чтобы жениться или выйти замуж, нужно было непременно получить «благословение» Иркутского начальства, а то и Московского. Поэтому семьи почтовиков были крепкими. Эта дисциплина и ответственность в соединении с казачьим патриотизмом и уважением к старшим помогали составить практически идеальную семью, в то время, когда нигилистические взгляды и свободные нравы властно входили в уже начавшую меняться жизнь Российского государства.
Вновь была казачья свадьба, на которую, конечно, были приглашены и Македон с Лидой. Михаил Михайлович Каргополов, смелый, храбрый, грамотный и при этом интеллигентный – произвёл на Македона сильное впечатление. А впоследствии удивительный разворот его жизни, выразившийся вслед за принятием священного сана его мученической кончиной, подтолкнул Македона к тому, чтобы изменить свою жизнь, повернув её практически на 180 градусов.
Глава 3. Крушение
Эту страницу своей биографии отцу Македонию вспоминать не хотелось. Он бы с радостью вычеркнул её из своей памяти, как умолчал о ней, составляя послужной список в 1936 году. Но слов из песни не выкинешь… Закружило голову у 28-летнего Македона. В своих честолюбивых мыслях он почти идентифицировал себя с героем своих юношеских фантазий – великим полководцем Александром Македонским.
В жизни Македона всё складывалось хорошо. Очень хорошо. Как-то слишком правильно. Учёба, служба в армии, престижная работа, женитьба… Тогда у Македона впервые появилось, вернее, сознательно оформилось в душе предчувствие. Оно подсознательно жило в душе с раннего детства. Предчувствие, неоднократно подтверждённое опытом, что когда всё хорошо – обязательно будет плохо…
Николай Хотяинцев был не только хорошим специалистом, но и отличным товарищем. Став крёстным его старшего сына, он ввёл молодого Македона в высшее общество, форпостом которого в Красноярске служило Общественное собрание. Открытое в 70-х годах, оно планировалось как место досуга горожан, но стало почти настоящим казино. Здесь играли на деньги в бильярд, кегли, лото, домино и, конечно, в карты. Была запрещена только рулетка, считавшаяся азартной игрой. Это место было очень популярным – играли почти все слои населения, даже духовенство. Македон стал поигрывать в карты. Игра, которую он начал по вполне себе практическим соображениям – расширение круга знакомств в городе, установление приятельских отношений в высшем обществе, в общем, чуть ли не служебная необходимость, – незаметно превратилась в страсть. Лида, конечно, была недовольна, плакала, часто бывали ссоры. Жалованья заведующего, довольно приличного, стало не хватать на тот уровень жизни, в который успел втянуться Македон. И вот – первые проигранные 300 рублей. Чтобы заплатить карточный долг, Македон взял казённые деньги, убедив себя, что потом вернёт. Но скоро, очень скоро рука вновь потянулась к государственной казне.
Казённые деньги дали Македону свободу. Отношения в семье наладились. Не имея сил бросить игру, Македон между мирной совестью и миром в семье выбрал второе. Как ни крути, укоры совести легче переносить, чем слёзы и упрёки жены. Днём, в суете, совесть особо-то и не беспокоила. Но по ночам снились кошмары – то разгневанный начальник, распекающий за растрату, то строгий жандарм с саблей на боку, густыми усами и выпученными глазами. Начальник был реальный, а жандарм, видимо, с какой-то книжной картинки, впечатлившей Македона ещё в детстве…
Наступил 1906 год. Македон получил телеграмму от начальника Иркутского почтово-телеграфного округа Семенцова с указанием – подготовить телефонную сеть к сдаче Томскому округу, составив полный список абонентов, повёрстную тетрадь, ведомость по материалам. Ничего подобного никогда раньше не требовали от Македона. Документация была в беспорядке. Да и по всей стране не было даже приблизительно единых тарифов на подключение и обслуживание телефонов. Каждая губерния устанавливала размер оплаты самостоятельно. Через короткое время пришла ещё одна грозная телеграмма от Семенцова, а по почте был выслан образец требуемой документации. Македон не на шутку испугался. К тому времени размер «взятых взаймы» казённых денег уже был сопоставим с его годовым жалованьем – 600 рублей. О том, чтобы вернуть такие деньги в казну, не могло быть и речи.
В один из ближайших церковных праздников Македон пригласил в гости Артура Густавовича Нитца, который уже полгода как оставил должность начальника Почтово-телеграфной конторы, по старости. После обеда Македон признался во всём. Немного помолчав, Артур Густавович сказал:
– Македон Романович, так уж у нас на Руси повелось – есть такие должности, которые из-за несоответствия уровня ответственности и положенного жалованья подразумевают возможность, я бы сказал, «необходимость» пользования привилегиями служебного положения. Твоя должность, хоть и новая, безусловно, входит в разряд таковых. Ты в городе – человек видный, и тебе необходимо поддерживать приличный должности уровень жизни, иметь определённый вес в обществе – даже для пользы дела. И любое высокое начальство, поверь старику, это прекрасно понимает. И будет прикрывать тебя. До тех пор, пока не перейдёшь кому-то дорогу. Что ты всё отписываешься почтой да телеграммами? Мой тебе совет – съезди в Томск, поговори с начальником «уста в уста», расскажи о состоянии дел в Красноярске. Можешь привезти какой-нибудь сувенир – приятный, но недорогой…
Македон засобирался в Томск. Начальник Томского почтово-телеграфного округа, статский советник Дмитрий Дмитриевич Франц, был уже немолод и на вид – добродушен. Македон довольно прозрачно намекнул новому начальнику о некотором беспорядке в финансовой документации ГТС. Тот шутливо погрозил пальчиком, ухмыльнулся в усы и нарочито строгим голосом продекламировал Гоголя: «Смотри, Македон Романович! Не по чину берёшь!» Проблема была решена. Македон успокоился, брать «в меру» казённые деньги стало для него привычным и обыденным делом.
В июле 1907-го в возрасте трёх месяцев умерла дочь Серафима – ещё одна рана на сердце Македона и Лиды. В 1900-м они похоронили совсем маленькую Надежду, через год – месячного сына Виктора, и вот опять утрата. В те годы ранняя смерть детей была обычным делом. Из-за низкого уровня медицины очень многие не доживали до года, и к этому относились довольно спокойно. Из пяти детей оставались в живых первенец Александр и пятилетняя Клеопатра. Какая-то мистическая история – как Александр Македонский и его сестра Клеопатра…
В середине 1909-го ушедшего в отставку Франца на посту начальника Томского ПТО сменил Пётр Иванович Диатолович. Македон опять поехал в Томск. Диатолович встретил Македона довольно сухо, сразу обозначив дистанцию. Но подарок взял. «Македоний Романович, я Вас ценю как грамотного и ответственного работника. Но вынужден предупредить: наведите порядок в финансовой отчётности!» Македон серьёзно задумался. Дело было ещё и в том, что он только что получил первый классный чин коллежского регистратора. Это долгожданное событие было важной вехой в его карьере, отсутствие положенного по должности чина давно томило Македона, уязвляло самолюбие и было, возможно, одной из внутренних причин его вольных взаимоотношений с казной: он как бы «добирал» казёнными деньгами недостаток чести.
При вступлении в чин Македон произнёс положенную Присягу. Нельзя сказать, чтобы она потрясла его, но всё же… Он клялся Всемогущим Богом ничем не вредить Государю. Македон сходил к исповеди в Покровский храм и твёрдо решил прекратить казнокрадство, впервые честно определив для себя этим неприятным словом наименование своего греха. Но решимости хватило ненадолго. Время покаяния для Македона ещё не наступило.
В декабре 1909 года в Красноярскую телефонную сеть неожиданно нагрянула ревизия, выявившая недостачу почти 13 тысяч казённых рублей. Конечно, таких денег Македон не брал, виной был полный беспорядок в документации. Прежнее Иркутское начальство до минимума, можно сказать, полностью упразднило отчётность. Для руководства важно было увеличение числа абонентов. Тарифы менялись чуть ли не каждый месяц. Более того, заведующему ГТС негласно было дано право снижать или увеличивать тариф, в зависимости от состоятельности абонента, а если случалось, что кто-то не мог в полном объёме производить оплату, телефон всё равно не отключали. Ревизоры же поступили просто – умножили количество абонентов на последнюю официальную ставку тарифа – и передали дело следствию.
Но факт хищения был, и Македон его признал. 19 декабря 1909 года он был заключён под стражу.
Что почувствовал Македон? Безусловно, было раскаяние. Но больше – обида. Обида на судьбу, на Бога… «Почему я?» «За что?». «Ведь в с е так живут». В марте, когда на его место был назначен младший механик Пётр Николаевич Герасимов из Томска, в голове у Македона сложилась версия произошедшего и объяснение «неожиданной внезапности» ревизии. Помощником начальника Томского ПТО был бессменный инженер-электрик, коллежский асессор Герасимов… Эта версия была очень убедительной, казалась ему очевидной. Она усыпляла совесть, переводила ответственность на внешние обстоятельства – всё-таки он перешёл кому-то дорогу…
В ожидании суда
Красноярская тюрьма. Предварительное заключение. Допросы. Так прошли полгода. Делом Македона занимался знакомый адвокат. Он успокоил – дело шито белыми нитками, означенная сумма недостачи – 13 тысяч рублей – не имеет никакого документального подтверждения.
Из развлечений в тюрьме – храм по воскресеньям, библиотека. Македон впервые прочёл почти всю Библию, но сердце оставалась холодным к Священному Писанию, а принуждённая общая молитва перед отбоем вызывала почему-то неприязнь. Недаром говорят: невольник – не богомольник.
Но в стремительно развивающийся под диктатом технического прогресса Красноярск властно входило Электричество. Оно отвоёвывало у города всё новые и новые территории, требовало грамотных специалистов.
Через полгода, проведённых под следствием, по ходатайству вновь избранного городского головы, Павла Степановича Смирнова, Македон был освобождён из-под стражи и принят электротехником на строительство городского освещения. Тогда он и познакомился с владыкой Никоном.
Владыка, деятельный и энергичный, не только взялся за устройство богослужебной жизни, придав ей благочиние, красоту, торжественность, но затеял перестройку Архиерейского дома, одним из пунктов которой должно была стать его электрификация. Встреча Македона с архиереем состоялась во временном кабинете, куда владыка велел подать чай с баранками. Он поведал Македону о своих планах, особенно подробно остановился на электрификации домового храма Иоанна Предтечи, где необходимо было предусмотреть раздельное включение светильников сообразно с богослужебным уставом.
Встреча вызвала взаимный интерес. Владыке понравился воспитанный, грамотный Македоний, имеющий глубокие знания и собственное мнение во многих областях. От технических вопросов разговор перешёл в область духовно-нравственную – о научно-техническом прогрессе, о революционных настроениях в столице, о сложных взаимоотношениях с Западом. К тому же выяснилось, что они с владыкой земляки – оба из могилёвских крестьян. Разговорились.
– А что Вы думаете, Македоний Романович, о человеке? Что значит в нём образ и подобие Божие?
– Я понимаю так, что это свобода, возможность мыслить, выражать мысли словом, творческий дар, возможность любить.
– Ну, это всё душевные качества. А почему человек выглядит именно так? Или тело не включено в образ и подобие?
Македон пожал плечами, дав понять владыке, что это выше его разумения.
– А я вот скажу, что думаю об этом предмете. Есть такое древнее предание о том, как денница, высший из Ангелов стал сатаной. Когда Бог создал человека, то Архангел Михаил повелел всем Силам Небесным поклониться Адаму как образу и подобию Самого Бога и сам первым поклонился человеку. Денница восстал против этого. Гордость не позволила. «Я – выше, я – могущественнее, наконец, я – раньше». Вот и отпал от благодати Божией, стал противником Ему. Отсюда и ненависть диавола к человеку. Эта же история есть, кстати, в Коране. Но я вот о чём хочу сказать. Обратите внимание на свидетельство Апостола Павла, вложившего в уста Бога Отца слова о Сыне: «Также, когда (Бог Отец) вводит Первородного во вселенную, говорит: и да поклонятся Ему все ангелы Божии». Так кому же должны были поклониться ангелы? Забудьте на время о времени (простите за тавтологию), такие понятия, как «раньше» – «позже» с Вечностью не сообразуются. Вспомните Тайную вечерю. Спаситель предлагает ученикам Свою Плоть и Кровь ещё прежде, чем пролил Её, прежде Креста. Так о ком говорит это древнее предание, Коран? Об Адаме или о Христе? А вот я думаю, что Адам был создан по образу и подобию Иисуса Христа, хотя по материальному исчислению времени был раньше его. Я не открываю этих своих мыслей публично и никому не навязываю. Ещё в ереси обвинят. Но вот с вами, Македоний Романович, решил поделиться…
Македон тогда плохо понимал, о чём идёт речь. Больно далеко от него был этот предмет и богословские изыскания владыки.
Веру в Бога Македон впитал с младенчества, как большинство русских людей того времени. Но Санкт-Петербург и студенческая среда, уже развращённая религиозным нигилизмом, охладили духовную жизнь Македония. Он исполнял, что требовалось – говел и причащался в Великий пост, в воскресенье посещал храм вместе с супругой и детьми. Но, скорее, по требованию приличий и благонадёжности, чем по зову сердца.
За время работы по электрификации Архиерейского дома Македон ближе познакомился со священниками, узнал внутреннюю церковную жизнь. Он успокоился, пришла надежда, что всё обойдётся. В участок не вызывали. Вновь стал посещать собрание и даже поигрывать в карты…
Но следствие продолжалось. Даже покровительство знакомых чиновников, отставного статского советника Артура Густавовича Нитца и самого градоначальника не могли остановить колесо Фемиды. 25 апреля 1913 года состоялся суд. Приговор – «лишить всех особых прав и преимуществ и отправить в исправительные арестантские отделения на 8 месяцев и 12 дней» с учётом времени предварительного заключения. Поданная в Правительствующий Сенат апелляционная жалоба осталась без последствий.
Так был сокрушён «Александр Македонский», сын карниловского крестьянина, приехавший в Сибирь, чтобы покорить Красноярск, а, может, и весь мир. Прежний Македон остался за воротами арестантского отделения. Но, несмотря на страдания, крушение надежд и честолюбивых планов, Македон смог увидеть в произошедшем Руку Божию. В глубине души он давно понимал, что за внешним благополучием скрывается какой-то страшный обман. И вот теперь, лишившись свободы, а вместе с ней всех привилегий, совсем недавно казавшихся ему главной ценностью жизни, он впервые за долгие годы почувствовал себя свободным.
Так понимал отец Македоний теперь. Но тогда эта мысль была на самом дне его сознания, он ещё не мог сформулировать её для себя.
Когда 25 апреля 1913-го под конвоем Македон был доставлен в Красноярскую тюрьму, ему показалось, что он попал в совершенно другое место. «Он попал» – даже эти слова можно было взять под сомнение, в кавычки. Это был уже не о н. На предварительном следствии Македон всё-таки чувствовал себя человеком. Хоть и бывший, но заведующий ГТС, коллежский регистратор, полный надежды, что всё разрешится и вернётся. Со стороны знакомых не было какого-то презрения, осуждения, скорее – понимание и сочувствие. Даже то, что во время следствия он был в своей гражданской одежде, вселяло чувство временности своего такого «тюремного» положения. Выданный же сейчас Сташевскому серый суконный арестантский костюм как будто уничтожил, убил в нём человека.
На первой вечерней поверке, когда выкрикнули его фамилию, она показалась ему чужой, некрасивой, неуместной, стыдной. Между словами «арестант» и «человек» нельзя было поставить знак равенства. Даже к животным отношение у охранников было лучше – уважительнее. В тюрьме была одна собака, прикормившаяся у кухни, несколько кошек, которых держали надзиратели из-за множества шныряющих по камерам крыс и мышей. Животных могли погладить, ласково обратиться Мурка, Шарик. Они были вольные… Арестант был – Никто. Его презирали и побаивались…
Теперь, из застенков ачинской тюрьмы, вспоминая места своего заключения, где на каждого арестованного приходилось минимум четыре квадратных метра жилого пространства, где была довольно приличная пища, где был свой храм, библиотека, – ему хотелось смеяться над своими тогдашними моральными страданиями. Да там был почти рай! Действительно, всё познаётся в сравнении…
Через неделю Македон был отправлен этапом в Минусинск, где несколько дней пробыл в камере новенького тюремного замка, только в прошлом году построенного взамен сгоревшей деревянной тюрьмы, а затем – в Верхне-Усинское – место отбывания наказания. Вся дорога заняла почти месяц, особенно труден был переход в Верхне-Усинское, через тайгу, вьючными тропами.
Арестантское отделение в Верхне-Усинском занимало два деревянных барака. Бараки были довольно новые, построены недавно, с началом строительства Усинского тракта.
Чем ближе подходили к Верхне-Усинскому, тем тяжелее становилось на душе у Македона. Несмотря на трудности пути, хотелось как можно дальше отодвинуть момент прибытия на место наказания, которое казалось жутким из-за неизвестности и неопределённости.
И вот – Верхне-Усинское. Тяжёлые деревянные ворота тюрьмы-острога закрылись за спиной двух десятков вновь прибывших этапом арестантов, которым предстояло провести вместе разные сроки. Когда Македон входил в барак, защемило сердце: как-то встретят его арестанты-старожилы? В растерянности стоял он у входа, сжимая в руках вещевой мешок.
Дежурный молча указал на свободные нары. Народу в бараке было совсем немного: все были на работах. На обед дали щи, большой ломоть хлеба. Щи были так себе, а хлеб – замечательный. На территории острога была своя пекарня. Вечером вернулись с работ арестанты, принеся с собой запах леса и пота. Барак заполнился почти наполовину – часть каторжников проживала во временных бараках и палатках, устроенных прямо на месте строительства тракта, в дальней от Верхне-Усинского части. На Македона глядели усталые, подозрительные глаза, среди которых выделилось одно лицо, явно доброжелательное. Незнакомый арестант, ободряюще улыбнувшись, подмигнул ему. Из сердца будто вынули иглу. Как он был благодарен этому человеку за такую нужную ему в этот скорбный час поддержку!
Потом была баня, новая рабочая одежда.
Через неделю прибыли две повозки с арестантами. Вид у них был такой усталый и измождённый, что Македону стало страшно. На следующий день Македон с двумя десятками товарищей ехал на строительство дороги. Этим ему и предстояло заниматься в течение оставшихся семи месяцев заключения.
Усинский тракт, 1913 год
В конце XIX века из Минусинского округа был выделен Усинский. Дорог в новом округе не было. Было два пути сообщения с деревнями Минусинского округа – по Енисею, а летом – ещё вьючными тропами. Этим путём пользовались купцы для торговли с Урянхаем и Китаем и называли его «чайный путь». Он был гораздо короче, чем путь через соседнюю Иркутскую губернию. Поэтому Иркутским генерал-губернатором был решён вопрос и выделены деньги на проектирование и строительство Усинской колёсной дороги, которое началось в августе 1910 года. Дорога длиной 175 км и шириной 6,5 метра должна была пройти от деревни Григорьевки до Турана. На строительстве работали крестьяне-переселенцы, а с 1912 года – каторжане и политссыльные. Строительство велось вручную с помощью кирок, таратаек, лопат, катков. От деревьев трассу расчищали топорами и пилами, взорванную скальную породу долбили кувалдами, возили на ручных тачках. Жили в бараках и шалашах, под надзором охраны. Раз в неделю часть арестантов увозили в Верхне-Усинское – помыться в бане и немного прийти в себя, этими же подводами обратно привозили на смену, отдохнувших. Менялась и охрана. Участок, где трудилась бригада Македона, был недалеко от Верхнеусинского, и жили они там.
Работали весь световой день. Только с наступлением темноты арестованных запирали в бараке – или временном, на месте строительства, или в Верхне-Усинском. Тогда начиналась свободная жизнь. Почти каждый имел какое-нибудь рукоделие – вырезали, шили, чеканили. Эта работа, для себя, была в радость. Работали при свечах. Кто-то просто отдыхал, небольшая группа играла засаленной колодой в карты. Желающие умудрялись даже найти вино. Много ругались, но как-то беззлобно, по привычке, воровство было делом обычным, естественным, за которое никого даже не осуждали и особо не обижались. Но серьёзных безобразий и драк почти не было, за этим строго следило всё лагерное общество, чтобы не раздражать начальство – иначе всем будет плохо. Правда, с появлением политических этот порядок стал рушиться. Они хотели показать своё бесстрашие и свободу и через это докучали начальству, и много причиняли зла остальным.
В октябре, через четыре месяца непосильной работы, у Македона внизу живота вздулась шишка величиной с куриное яйцо. Боль была невыносимой, на ближайшей подводе его отправили в Верхне-Усинское. Врач, осмотрев, вынес вердикт – «паховая грыжа, к тяжёлым работам не способен». После двухнедельного пребывания в лазарете Македона оставили в острожном бараке на лёгком труде.