Литературная матрица. Россия глазами иностранцев

Многие из москвитян никогда и ничего не делают даром и, меряя одним только аршином своих нравов души других, не в состоянии постигнуть, чтобы кто-нибудь хотел быть бескорыстно добрым ˂…˃

Москвитяне, всегда пропахшие чесноком и луком, все без различия ходят часто в бани и, закаленные привычкою, подвергают себя без перемежки влиянию чрезвычайного жара и стужи без всякого вреда для здоровья. ˂…˃ В общественных банях бывают в большом числе и женщины простого звания; но хотя моются там отдельно от мужчин за перегородкой, однако же совсем нагие входят в одну дверь с ними, а если которой-нибудь придет такая охота, она останавливается на ее пороге да и не стыдится разговаривать при посторонних с мужем, который моется с самою вздорною болтовнею. Да даже и сами они, вызвавши кровь таким же, как и мужья их, сечением и хлестанием, к самой коже, тоже бегут к ближней реке, смешавшись с мущинами и нисколько не считая за важность выставлять их нахальным взглядам свою наготу, возбуждающую любострастие.

Странно сказать, а при такой беспорядочной жизни обоих полов в Московии многие доживают до глубокой старости, не испытав никогда и никакой болезни. Там можно видеть сохранивших всю силу семидесятилетних стариков, с такою крепостью в мускулистых руках, что выносят работу вовсе не под силу нашим молодым людям. ˂…˃

Купцы всегда подкрепляют свои обманы ложной божбой и клятвой при торговых сделках; эти люди такой шаткой честности, что если торг не тотчас же кончен отдачею вещи и уплатой цены за нее, то они легкомысленно разрывают его, если представится откуда-нибудь позначительнее барыш. В ремесленниках тоже совсем нет добросовестности и верности^[56].

1663–1664 гг.

Из сообщения о посольстве английского короля Карла II в Московию

Московиты, или русские, это те, которых древние называли роксоланами, а сами они похваляются происхождением от греков, коим во многих делах усердно подражают. Однако я осмелюсь именовать их сибаритами и теми, кто сравнительно со всеми прочими народами заслужили репутацию великих пьяниц.

По телосложению они весьма схожи с немцами, отличаясь в большинстве своем полнотой и крепостью. Бояре (так называют знатных людей) тщеславятся толстыми животами, почитаемыми признаками благородства. Длинные бороды (как и у немцев) здесь также в большом почете, как свидетельство мужественности, и тот, у кого длиннее борода, пользуется бóльшим почетом. ˂…˃

Московиты (как явствует из их торговых дел) люди недюжинного ума, хитрости и сноровки. ˂…˃

Привычные к весьма жестокому обращению, воспитанные в рабстве и подчинении, они весьма хороши на войне как солдаты. Не имея в своей жизни удобств и удовольствий, московиты могут сражаться не из чувства воинской доблести, а по одному только повиновению. Леность, каковая в других странах почитается источником всех пороков, судя по всему, присуща этому народу, поелику они питают отвращение ко всякому труду. Только сила и нужда могут принудить их работать, и они часто предпочитают порку честному, но тяжелому труду.

От сего проистекает столь распространенное среди них пьянство, коему не подвержены лишь немногие. Духовенство не составляет исключения сравнительно с мирянами, как мужчинами, так и женщинами, старыми и молодыми. Все они заражены скотским соперничеством перепить друг друга. Надобно сказать, что крепкие напитки необходимы для поддержания жизни в сей стране, как главнейшее средство противу холода, да и летом их нельзя почитать бесполезными. Но вместо умеренного употребления оных для поддержания жизненных сил, пьянство приводит к уничтожению сих последних. ˂…˃ В прежние времена не менее распространено было и курение табака, но в 1634 г. царь и патриарх сочли за благо строжайше воспретить это, ибо многие, одурманившись, сжигали свои дома. Среди бедняков иные тратили все деньги на табак, не оставляя ничего для пропитания. Кроме сего, патриарх особливо негодовал на то, что перед святыми образами испускается отравленное зловонное дыхание. Теперь табак употребляется чаще, чем в последние годы, поелику курильщиков преследуют уже не столь строго. Иностранцам разрешено употребление табака, и московиты всячески заискивают перед ними, готовые ради одной щепотки чуть ли не молиться на них. Предаваясь пьянству, они впадают еще и в распутство, и даже содомский грех не остался здесь в неизвестности. ˂…˃

Любезность и вежливость у русских столь редки, и неудивительно, что они так скупы на них перед иноземцами; если они с кем-нибудь вежливы и предупредительны, значит, им, несомненно, нужно что-нибудь вытянуть от него. ˂…˃

Что касается Ливонии, то, несомненно, ее жители, бесконечно менее сообразительны, чем московиты. ˂…˃

[На возвратном пути]

Теперь расскажу о том, как мы достигли границы Московии, проехав за 11 месяцев более пяти сотен лиг через обширную сию страну. Среди сей варварской нации видели мы мало цивилизованного обращения, и каждый чувствовал великую радость оттого, что покидает Московию и возвращается в свою родную страну. Даже разговор местных жителей вызывал у нас отвращение, а оттого, что каждый из них, за исключением самого Великого Князя, находится в рабском состоянии, то и мы сами могли почитать себя свободными, лишь выехав из Московии. Один из нас, горя нетерпением, при виде встречающих посла господ из Риги воскликнул с восторгом: «Эти люди похожи на христиан!» – как будто московиты не имеют ничего с ними общего. ˂…˃

В Риге мы оказались уже не среди русских, и общались с вежливыми, цивилизованными людьми, а не с грубыми, неотесанными варварами. Теперь мы повсюду видели восхитительную чистоту и добрый порядок. ˂…˃

Восьмого сентября совершился торжественный въезд посла в Стокгольм, где он был принят со всеми возможными изъявления чрезвычайного дружества. По всей справедливости можно сказать, что хотя здесь и не было того блеска и церемоний, как в Москве, но зато много больше искренности, радушия и благопристойности. И ежели московиты выказывали только свою силу и тщеславие, то шведы одну лишь благожелательность и любезное обращение^[57].

28 мая (7 июня) 1666 г.

О донесении шведского посла Юхана фон Лилиенталя

Иностранца должен был сильно поразить разгул русских на масляной неделе. Лилиенталь с ужасом описывает поведение русских; много было убитых и побитых. Несмотря на строгий указ о том, чтобы после четырех часов никто не выходил на улицу с оружием, несмотря на то что на улицах шли патрули, безобразия не прекращались. Полиция не всегда отличала виновных от невиновных, нередко забирала в приказ и совсем мирных жителей^[58].

1663–1666 гг.

Из «Политики» Юрия Крижанича

˂…˃ нашего народа умы не развиты и медлительны, и люди неискусны в ремесле и мало сведущи в торговле, в земледелии и в домашнем хозяйстве. ˂…˃

˂…˃ люди наши косны разумом и ничего сами не выдумают, если им этого не покажут.

˂…˃ люди наши ленивы и нерасторопны и сами себе не сделают добра, если не будут принуждены силой. ˂…˃

Русское обличье не отличается ни красотой, ни ловкостью, ни свободой, а скорее говорит смотрящим людям о рабской неволе, тяготах и малодушии. Наши воины ходят, стянутые тесными платьями, будто бы их запихали в мех и зашили [в нем], головы у них голые, как у телят, бороды запущены, и [они] кажутся более похожими на лесных дикарей, нежели на ловких и храбрых воинов. ˂…˃

Еду и образ жизни наш чужеземцы ругают и приписывают нам грубость и неопрятность. Ибо деньги мы прячем во рту. Мужик дополна наливает братину питьем, обмакивает в нее оба пальца и подает гостю пить. Квас продают грязным. Посуда у многих оказывается немытой.

Датский король сказал о наших послах: «Если эти люди несколько раз ко мне придут, то придется построить для них свинарник, ибо там, где они побудут, полгода никто не сможет жить из-за смрада».

В иной стране о наших послах в общенародных еженедельных известиях было написано с насмешкой: «Если, дескать, они заходили в какую-нибудь лавку, чтобы что-нибудь купить, то после их ухода целый час никто не мог войти [туда] из-за смрада».

А в некоем городе, в гостинице под названием «У золотого вола» останавливались наши послы, и в [этой] обычно чистой обители был нестерпимый смрад и удивительная грязь. ˂…˃

Первая причина несчастий и бедности – роскошь в одежде. Рубашки вышивают золотом и шелком, сапоги прошивают медными нитками, мужчины носят жемчуг – такого безобразия нет нигде в Европе. Наигоршие черные люди носят шелковые одеяния. Их жен не отличить от первейших боярынь. Жемчуга в стране нет, а все до самого низшего хотят носить жемчуг. Красок в стране нет, а все до самого низшего хотят носить крашеные ткани. ˂…˃

…когда пишут что-либо о русском или о каком-нибудь славянском народе, пишут, как видим, не историю, а язвительную и шутейную песнь. Наши пороки, несовершенства и природные недостатки преувеличивают и говорят в десять раз больше, чем есть на самом деле, а где и нет греха, там его придумывают и лгут. ˂…˃

По красоте лица и телосложению мы не можем сравняться с иными, более красивыми народами.

Язык наш скрипуч, нуден, убог и, действительно, беднее всех знаменитых европейских языков.

И поэтому неудивительно, что и ум у нас неразвитый и медлительный и что мы не сильны ни в каких хитростях. Все великие народы превосходят нас хитростью, а главная вина тому – несовершенство языка, ибо чего мы не можем назвать словами, того мы не можем и придумать как следует.

А признаком того, что мы сами не можем ничего хорошо и умно придумать, является нескладность нашей одежды. Так что во всяком мудром мы должны брать пример и образец у иных народов. ˂…˃

Я считаю наш народ средним между цивилизованными и отсталыми народами. Дикими я называю татар, калмыков, остяков, цыган и подобных им людей, кои не имеют ни жилья, ни человеческих порядков. Мы превосходим их человечностью, но, с другой стороны, некоторые из них превосходят нас ловкостью, другие проворством и почти все – плутовством либо хитростью.

А человечные народы (то есть итальянцы, французы, немцы, испанцы и древние греки) превосходят нас человечностью и всеми врожденными свойствами ума и тела: обличьем, речью, умом, здоровьем, одушевлением, трудолюбием и способностями. Также – правдивостью, набожностью, трезвостью и всяческим благонравием. Также – и всякими дурными чертами и пороками и особенно злословием, руганью, злобой и жестокостью. Ибо у этих народов есть множество страшных ругательств и проклятий и множество нечестивых и срамных слов, которых наш язык лишен, и эту его бедность можно почитать за счастье, как давно заметил папский посол Поссевино.

Мы же по сравнению с этими политичными народами не вполне чистоплотны, мало холены, полунемы, в науках не сведущи, всякими вещами бедны и почти что совсем нищи. А кроме всего этого, мы отягощены некоторыми общенародными пороками, особенно ленью и расточительностью, а что хуже всего – весь народ пьянствует от мала до велика, миряне и церковники, наинизшие и наивысшие.

Отсутствие красноречия, лень, разгул и расточительность – наши врожденные свойства или четыре первоначальные черты, из коих мы кажемся сотканными.

Из всех народов именно мы от природы особенно разгульны и расточительны. Ибо и давнишние наши предки, пребывая еще в язычестве, главным идолом считали Радигоста (покровителя пиров и угощений), в честь коего пировали и упивались. А ныне вместо праздника Радигоста мы празднуем две недели святого Николу и Масленицу, и всю Святую неделю, и крестины, и именины, и поминки, и особые праздники. И прежде бывали придворные пиры для послов, и еще бывают придворные угощения для бояр, священников и дворян. И во всех этих случаях мы все и всегда напиваемся домертва.

Что сказать о нашем пьянстве? Да если бы ты ˂…˃ весь широкий свет кругом обошел, нигде бы не нашел такого мерзкого, гнусного и страшного пьянства, как здесь, на Руси. Между тем ведь в иных, более теплых странах пьют гораздо больше хмельного питья, нежели у нас. А в иных местах пьют и меньше, однако ведь нигде нет такого удивительного пьянства.

Пьянство же – самый гнусный из всех пороков и грехов, который делает нас противными Богу, отвратительными для всех народов, ни на что не годными и превращает нас из людей в скотов. У итальянцев, испанцев и турок муж, которого однажды увидят пьяным, теряет все уважение и не считается достойным никакой общественной должности, ни большой, ни малой. ˂…˃

Во-первых, у нас – среднее обличье, а чужеземцы – красивы и, следовательно, горды и надменны, ибо красота порождает гордость и надменность. И поэтому они нас презирают, уничижают, ни во что не ставят, оплевывают.

Во-вторых, мы лишены красноречия, а их язык богат, красноречив и полон оскорбительных, ругательных, насмешливых, язвительных слов.

В-третьих, мы – тяжелодумы и простосердечны; они – преисполнены всяческих хитростей.

В-четвертых, мы – расточители и кутилы и не ведем счета приходу и расходу, а раскидываем свои деньги даром; они – скупы, жадны, все объяты корыстью. Днем и ночью заботятся лишь [о том], как бы наполнить свои мешки, а наши пиры и угощения осмеивают.

В-пятых, мы – ленивы в работе и в учении; они старательны и не проспят ни одного подходящего часа.

В-шестых, мы довольствуемся убогими вещами и скромной жизнью; они – не знают меры в роскоши и бесконечно изнежены, и вовек не насыщаются, а всегда разевают рот и хотят иметь все больше и больше.

В-седьмых, мы – жители бедной земли; они – уроженцы богатых, роскошных стран – приносят к нам всякие товары, служащие для роскоши и наслаждений: жемчуг, шелк, камни, виноград, сахар, плоды и прельщают нас этими приманками, как охотники зверей.

В-восьмых, мы говорим и думаем попросту и попросту поступаем: если поссоримся, то снова и помиримся; – у них сердце – скрытное, неискреннее, ядовитое, и лицо обманчивое, и обидного слова, кое им скажешь, до смерти не забудут. ˂…˃

Из того, что сказано, пойми и заключай так:

Во-первых, природным недостатком народа нашего, как мы уже говорили, является любовь к пирам и тщеславное гостеприимство и вследствие этого расточительность и обнищание. А за этим неизбежно следует жестокость по отношению к подданным. Ибо не счесть в нашем народе людей, которые вменяют себе за честь то, что они много пируют и без причин расточают свое имущество. А когда у них не останется необходимых средств, нещадно притесняют и прижимают бедных подданных, своих соотечественников. ˂…˃

Во-вторых, нет у нас природной бодрости [духа] и некой благородной и славной осанки или дерзости и воодушевления, чтоб мы с достоинством относились к самим себе и к своему народу. Люди, имеющие такую бодрость [духа], не терпят, чтобы ими правил чужеземец, разве что [их] принудят. А наш народ и сам, добровольно приглашает чужеземцев к себе на престол.

Татары и турки, даже убегая, не дадут себя даром убить, а защищаются до последнего издыхания. А наши воины, если побегут, то больше не обернутся, но позволяют, чтобы их секли, словно мертвых. ˂…˃

В-третьих, великая народная беда наша – неумеренное правление. Не умеют наши люди ни в чем держаться меры и идти средним путем, а всегда плутают в крайностях и погибелях. В одном месте у нас слишком распущенное, своевольное, беспорядочное правление, а в другом месте – слишком твердое, строгое и жестокое. На всем широком свете нет такого беспорядочного и распущенного королевства, как Польское, и такого крутого правления, как в этом славном Русском государстве^[59].

Октябрь 1667 г.

При личном свидании со шведским резидентом польские послы дали волю выражению своей антипатии к московитам. Если бы, сказал один из послов, мне пришлось продолжительное время сноситься с этой нацией, я впал бы в полное отчаяние^[60].

1659–1667 гг.

Из сочинения Сэмюэла Коллинза

˂…˃ русский народ очень недоверчив и подозревает всех иностранцев, которые расспрашивают о политике или религии. Он совершенно предан невежеству, не имеет никакой образованности ни в гражданских, ни в церковных делах. И видя в науках чудовище, боится их, как огня, оправдывая таким образом древнее изречение: Ars nullum habet inimicum praeter ignorantem (одни невежды враги наук). ˂…˃

Русские обходятся с женами жестоко и держат их в строгом повиновении; но прежде они обращались с ними еще бесчеловечнее, нежели теперь. ˂…˃

Я желал бы, чтоб англичане взяли с русских судов пример в скорости решений, не подражая им в подкупности.

Русские почти во всех своих действиях отличны от других народов.

Я ничего не могу сказать против великолепия, богатства, милосердия и добродетели Царя, но не имею также причины и хвалить русских за прямодушие; потому что они вообще лукавы, не держат мирных договоров, хитры, алчны, как волки, и с тех пор, как начали вести торговлю с голландцами, еще больше усовершенствовались в коварстве и обманах^[61].

1668 г.

Большим ущербом для шведов и других иностранцев было и постановление, сделанное <…> относительно почтовых сообщений. Помимо установленной почты запрещено было пересылаться письмами через частных лиц; в Пскове и Новгороде за этим очень строго следили; «Неслыханное дело, – восклицает наш резидент, – чтобы нельзя было отправлять писем с кем и когда пожелаешь!». Жалобы слышались и от других иностранцев: письма их вскрывались, прочитывались, иногда и конфисковывались^[62].

1668–1669 гг.

Ян Стрёйс в Московии

Псков (Pletskov) большой город, добрых два часа в окружности. Он окружен частью каменными, а частью деревянными стенами. Дома сложены из больших бревен и балок без всякой красоты и великолепия. Но издали город благодаря множеству церквей и башен имеет привлекательный вид; внутри же это не что иное, как жалкое гнездо, которое нельзя сравнить даже с самым незначительным городом в Нидерландах. <…>

Истинные русские, или московиты, <…> коренасты, толсты и жирны телом, с особенно нескладными головами, руками и ногами. Простой народ крепок по природе, переносит всякие невзгоды, редко спит на мягкой постели, иногда на соломе, а чаще всего на деревянных скамьях. Зимой все – отец, мать, дети, работник, служанка – перебираются в общую комнату, приготовленную для этого, и спят там вповалку. У них мало утвари, и она состоит из грязных горшков, мисок, деревянных плошек, кувшинов, оловянных чарок для водки и кубков, которые почти никогда не бывают чистыми. Они совсем не стараются украсить стены, как это делают голландцы; у них только одна или несколько картин, писанных красками, чаще всего св. Николай. Они рабы по природе и рождены для рабства, они весьма редко работают добровольно и без принуждения; их всегда понуждают к тому побоями. Они так привыкли к своему рабству, что, получив свободу после смерти своего господина или по доброте его, снова продают себя в рабство. Тот, кто хочет заставить их работать, вынужден, сколько бы в нем ни было доброты и сострадания, прибегать к кулакам и палкам. Их скверно кормят, что способствует распространению воровства. Также часто происходят убийства <…>

Это все, что можно сказать о простом народе, но зажиточные люди ведут более спокойную жизнь, хозяйство и стол держат лучше, особенно когда принимают гостей, ибо последние приносят больше прибыли, чем убытка, и всякий знает, сколько ему подобает принести с собой, почти так же, как на вестфальских свадьбах. Они мелочны, бережливы в еде, потому что держат много крепостных и до пятидесяти-шестидесяти лошадей, которых нужно прокормить <…>

Они называют водку вином и считают ее самым почетным напитком; ее пьют без разбора мужчины и женщины, духовные и светские, дворяне, горожане и крестьяне, до и после еды, целый день, как у нас вино; в нее добавляют перцу и считают это лекарством. Простой народ так падок на водку, что даже в сильные морозы пропивает, если нет денег, верхнюю одежду и шапку, и более того: сапоги, чулки и рубаху, и выходит из кабака или трактира в чем мать родила. Мужчины и женщины (главным образом из простонародья) проявляют большую страсть к водке, они напиваются и дома, и в корчмах до такой степени, что многие женщины оставляют в залог свое платье, теряют стыд и честь и открыто, как неразумные твари, предаются разврату; такая безнравственность и распущенность в прежние времена не считалась постыдной, а только потешной забавой. Но теперь, когда его величество по настоянию патриарха сократил число небольших и тайных питейных домов и запретил открывать их под страхом смертной казни, стало немного лучше: остались только с разрешения его величества, открытые питейные дома с подачею пива, меда и вина и курением табака. Московиты страстные курильщики табака, который, хотя в 1634 г. и вышло строжайшее запрещение, курят тайно.

Московиты, как уже сказано, неловки и неуклюжи с виду, но обнаруживают великую смекалку в торговых делах. Они исключительные обманщики и предатели, жены часто доносят на своих мужей его величеству, если те держат их в большой строгости и подчинении, обвиняя их в плутовстве, чтобы развестись с ними, вследствие чего мужья печальным образом попадают в ссылку, в Сибирь. <…>

Народ в Московии завистлив и сварлив, употребляют в разговоре различные дурные, невоздержанные, бранные и постыдные слова, но у них редко доходит до драки и еще реже берутся они за ножи. И когда с течением времени в Москве поселились иностранцы, которые не переносили брани, возникло много недоразумений, и был установлен денежный штраф с каждого, кто вздумает ругать власть, приказных или знатных людей. <…>

Женщины Московии обычно хорошо сложены, у них гладкая и белая кожа, но тем не менее они мажут свои лица мазями и делают это так искусно, как шут, посыпающий свое лицо мукой. Они красят кисточкой щеки и чернят брови, воображая, что это делает их необычайно красивыми. <…>

После венца женщины редко появляются вне дома, почти не посещают друзей, живут как в заточении. Обычно они плохо одеваются, но когда хотят понравиться мужу или поднести чарку водки гостю, или пойти в церковь, то наряжаются и всячески мажутся и красятся <…>

…простые пользуются большей свободой. Детей они воспитывают не так нежно, как голландцы, отнимают их от груди после двух-трех месяцев, а по достижении двух лет заставляют поститься. <…>

У них существуют еще другие странности и суеверия при соитии; они считают большим грехом, если московит разделит ложе с иноземной женщиной, но легким и простительным делом, когда русская женщина отдается чужеземцу. Причина в том, что если родится от этого ребенок, его воспитают в московской вере, как бы не от того отца, в противном случае, когда отец московит, мать воспитает ребенка в своей вере.

Для соблюдения чистоты в Москве и всех других городах и деревнях много бань, которые, подобно турецким и персидским, служат для здоровья и удовольствия, и почти каждый знатный человек имеет баню при доме.

Общественными банями пользуются мужчины и женщины, молодые и старые, без различия. Раздевшись догола, все входят в одну дверь, прикрывая иногда свой срам ни чем иным, как пучками высушенных березовых веток, которыми растирают тело, предварительно побрызгав на него водой, что происходит, когда они парятся на скамейках. Они переносят невероятную жару и прыгают, распарившись, в холодную воду, а иные даже голыми катаются по снегу. Итак, мужчины и женщины, молодые и старые, выбегают без стыда и страха из бани, так что их каждый может увидеть. Нам кажется удивительным, что столь быстрый переход от жара к холоду не отражается на их здоровье; но привычные к этому с детства, они закалены и не чувствуют перемены. Дети восьми и девяти лет бегают по льду босиком, как гуси. И хотя они не придают омовению столь священного значения, как муххамедане, тем не менее всякий, помочившись, умывается, но так как в остальном они крайне нечистоплотны и грязны, то приходится избегать их близости^[63].

1670–1672 гг.

Яков Рейтенфельс. Сказания светлейшему герцогу Тосканскому Козьме Третьему о Московии

Делая общую оценку московскому воинству, должно считать его пехоту несомненно лучшею, нежели конницу, ибо она более старается о завоевании и защите городов, нежели об удачных стычках в открытом поле. Вполне справедливо выразился царь Иван Васильевич, что для русских на войне нужны шпоры, а для поляков – узда, так как он воочию убедился, что они более обладают способностью к повиновению и перенесению невзгод, нежели страстью к сражениям. <…>

Что касается до нравов московских купцов, то они весьма способны к торговым делам и крайне искусны во всякого рода хитростях и обманах <…>

Число искусных мастеров, некогда весьма небольшое в Московии, в наше время сильно увеличилось, и само мастерство в высокой степени усовершенствовалось. Этого русские достигли благодаря становящемуся с каждым днем все более свободным обращению с иностранцами, а также и природной понятливости и способности их ума. <…>

Деревенские жители в Московии называются крестьянами (chrestiani), или черным или лесным людом, ведут хотя и самый простой образ жизни, но далеко не самый счастливый, ибо, являя собою наружно, в пище, одежде и ежедневных трудах как бы образец простоты Золотого века; они до настоящего времени при этом находятся в глубочайшем неведении относительно всего, относящегося до Божественного Откровения, и нравы их до того грубы, что нет возможности вполне достойно оплакать их. Они проводят жизнь совершенно по-детски, чтобы не сказать чего худшего, без самых необходимых сведений о Законе Божьем, не умея молиться и только раз в году принимая Св. Тайны. Когда мы ехали в Московию, то вдосталь насмотрелись на возбуждающее сожаленье невежество их. <…>

В <…> Московии голод утоляют хлебом пшеничным, ржаным, бобами с чесноком, а жажду – водою, в которой заквашена мука, или свежезачерпнутой из колодца или из реки. При таком-то скудном питании они жадно, как никто другой, пьют водку, считая ее нектаром, средством для согревания и лекарством от всех болезней.

Мосхи весьма способны переносить всякого рода трудности, так как их тела закалены от рождения холодом. Они спокойно переносят суровость климата и нисколько не страшатся выходить с открытою головою под снег или дождь, равно как и на зной, словом, в какую бы то ни было погоду. Дети трех-четырех лет от роду зачастую, в жесточайшие даже морозы, ходят босые, еле прикрытые полотняною одеждою, и играют на дворе, бегая взапуски. Последствием сего являются знаменитые закаленные тела, и мужчины, хоть и не великаны по росту, но хорошо и крепко сложенные, из которых иные, совершенно безоружные, иногда вступают в борьбу с медведями и, схватив за уши, держат их, пока те не выбьются из сил; тогда они им, вполне подчиненным и лежащим у ног, надевают намордник. Калек или возбуждающих жалость несчастных, обладающих каким-нибудь природным недостатком, меж них встречается крайне мало. <…> Внешний вид женщин несколько более изящен, но лицо у них круглое, губы выдаются вперед, и брови всегда подкрашены, да и все лицо разрисовано, ибо они все употребляют притирания. Обыкновение румяниться считаются в силу привычки столь необходимыми, что женщину, не пожелавшую покрасить свое лицо, сочли бы за надменную и стремящуюся отличиться перед другими, ибо она-де дерзко считает себя достаточно красивою и нарядною и без краски и искусственных прикрас. <…>

Если можно приписывать душевные наклонности влиянию климата родины и постоянному рабскому состоянию, то, конечно, мосхи главным образом по этим причинам являются грубыми и трусливыми, ибо жестокость они почти не относят к числу пороков, но считают ее вполне дозволенною и необходимою, а также следуют все и иным, еще более необузданными страстям. Так же сильно подчиняются они и чувству страха <…> Что касается всего более возвышенного, то они в этом и поныне оказываются тупыми и неспособными, и эта тупость поддерживается в них климатом и весьма грубым напитком – водкою, которою они постоянно напиваются. Засим они подозрительны, пропитаны, так сказать, подозрением, ибо, будучи вероломными по отношению к другим, и сами не могут верить кому бы то ни было. К лести они столь склонны, что у них вошло в постоянный обычай придавать лицу приятное выражение, простираться всем телом по земле, покрывать руку бесчисленными поцелуями и подкреплять льстивые, ложные речи клятвою. Для друзей они делают многое даром, но всегда с каким-либо расчетом для себя, особенно же крайне дерзко полагают, что иностранцы обязаны им всем, и стараются извлечь пользу каким бы то ни было образом из них всех. <…> Все же русские не настолько отреклись уже от всех хороших качеств, чтобы не обладать совершенно, наряду со своими пороками, и некоторыми добродетелями. Они отличаются, в особенности, беспримерной благотворительностью по отношению к бедным: для их просьб у них всегда открыты уши и разжаты руки, так что в Москве зачастую можно видеть не без изумления, как целые толпы нищих получают около домов богатых людей пищу или иную какую-либо милостыню. В несчастье они также всегда тверды духом, не поддаются скорби, а к счастью, которое служит самым верным средством для испытания души, они относятся равнодушно; мало того, они, не впадая ни в чрезмерную печаль, ни в чрезмерную радость, постоянно, что бы ни случилось, утешают себя следующими словами: Так Богу угодно, Он так устрояет все к лучшему. <…>

В пище они крайне невоздержны и с жадностью набрасываются на нее, а в чувственных удовольствиях и пьянстве могут потягаться с кем угодно. Ибо, не допуская ни под каким видом публичных домов и преследуя даже строжайшим наказанием всякое распутство, они, тем не менее, до того дошли в необузданном увлечении этим грехом, что не разбирают, принося жертвы Венере, ни пола, ни способов. Погруженные в глубочайшее невежество, они, по правде сказать, не в состоянии понять тяжести этого преступления и полагают, что исполняют все, что требует праведность христианина, если снимут с шеи крест или закроют изображения святых, прежде чем приступят к совокуплению с блудницею или мальчиком, ее заменяющим. Женщины питают особенное расположение и страсть к иностранцам, несмотря на то что их родственники и мужья крайне тщательно оберегают их от всякого общения с ними и даже лицезрения. Невоздержанность в пище, которою они грешат как у себя дома, так и на торжественных пирах, до того обуяла их, что они этот гнусный порок считают удовольствием или необходимостью. Они думают также, что невозможно оказать гостеприимство или заключить тесную дружбу, не наевшись и напившись предварительно за одним столом, и считают поэтому наполнение желудка пищею до тошноты и вином до опьянения делом обычным и делающим честь. Большая часть богатых людей проводят день в спанье и еде и, благодаря бездействию, всю жизнь откармливаются. <…> В праздники им позволено, даже дано преимущественное право напиваться безнаказанно допьяна; тогда можно видеть, как они валяются на улицах, замерзнув от холода, или развозятся, наваленные друг на друга в повозках и санях, по домам. Об этот камень часто спотыкается и слабый пол, а также и непорочность священников и монахов. История прошлого показывает, что из-за этого же порока нередко погибало войско и многие города, а именно: когда Стефан Баторий, знаменитый непобедимый король польский, вел войну против царя Ивана Васильевича ради возвращения себе Ливонии, то он, хорошо зная природу русских, послал весьма вместительную бочку с водкою московскому гарнизону в осаждаемой им крепости Динабург, как бы в знак своего к ним сострадания.