000
ОтложитьЧитал
© Никольская Анна, 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2024
* * *
«Столь маленькие и беспомощные крылья служат лишь для того, чтобы доказать: это птица»
Томас Герберт, «Повесть о многолетнем путешествии в Африку и Большую Азию, начатом в 1626 году»
Маврикийская манишка
В то ясное, погожее утро Патрик Фицджеральд Додо сидел на борту шхуны «Моцарелла» (в своем любимом плюшевом кресле) и по давно заведенному обычаю удил водоросли. Вчера кончился шторм, бушевавший в океане добрых шестнадцать суток. В ознаменование этого события Патрик Фицджеральд прополоскал горло морской водой с щепотью сушеных рапанов и надел парадную манишку. Заметим, что манишка хранилась в кованом сундуке – том самом, что стоял в кубрике, рядом с пыльными доспехами – и не открывался что-то около десяти лет. Манишка была побита молью, однако по-прежнему красива и зелена, как флора острова Маврикий.
Водорослей сегодня было немного.
«На супчик хватит», – подумал Патрик Фицджеральд и улыбнулся краешком рта.
За долгие годы вынужденного уединения он привык довольствоваться малым. Он был неприхотлив и немногословен даже в мыслях, а как звучит собственный голос, давно забыл.
Солнце стояло в небе ровнехонько над головой Додо, что было чертовски приятно. Патрику Фицджеральду казалось, что солнце светит специально для него – Патрика Фицджеральда. Он даже решил было снять манишку (та была связана из чьей-то шерсти и сильно щекотала зоб), помахать ей светилу и перекинуться с ним парой дружеских фраз. Но потом резко передумал.
Потому что на горизонте Патрик Фицджеральд Додо увидел неопознанный плывущий объект.
Вареный рапан
«Гм», – подумал Патрик.
Он встал с кресла, закрепив удочку между палубными досками, и спустился в кубрик. В него вела маленькая винтовая лестница из сосны, до блеска отполированная ветром и Патриком собственноручно. Надо сказать, что все на шхуне у Патрика было отдраено, выскоблено, вышкурено и покрыто пчелиным воском. Бархатные шторы на иллюминаторах – и те были раз и навсегда отутюжены, накрахмалены и не колыхались даже в десятибалльный шторм. И не потому, что Патрик денно и нощно ждал прибытия гостей, желая произвести на них хорошее впечатление. А совсем по другой причине. Просто во всем этом – в сияющих балясинах, вощеных полах и благоухающих свежестью простынях – и заключался Патрик Фицджеральд. Можно сказать, выглаженные с обеих сторон портьеры были его второй натурой. То есть привычкой, заведенной за долгие годы морских скитаний.
– Аккуратность, планирование и пунктуальность, – любил повторять сам себе Патрик, колдуя над завтраком, – лучшие наши добродетели.
Чьи это – «наши», он никогда не уточнял. Неудивительно, что меню завтрака на «Моцарелле» планировалось заранее (а именно за две с половиной недели). Завтрак подавался на чистом китайском фарфоре без единой трещинки, ровнехонько в 7 часов 35 минут 00 секунд.
Как видите, Патрик Фицджеральд был чрезвычайно педантичной персоной. То есть скрупулезной или щепетильной – это как вам больше нравится. Поэтому, когда он открыл сундук (второй раз за это утро и целых десять лет!), достал из него бинокль, поднялся на капитанский мостик, подкрутил окуляры и увидел, что именно плывет в его направлении, Патрик пришел в сильное волнение.
Неожиданности.
Вот что Патрик Фицджеральд не любил больше всего. И еще сюрпризы.
Появление на горизонте шлюпки с… с… В общем, с кем-то там на борту было волнительно вдвойне. Это был неожиданный сюрприз! Патрик поморщился от досады.
Он захотел развернуть «Моцареллу» на сто восемьдесят градусов, поднять все паруса и, пока еще не поздно, смыться. Но что-то его остановило. Любопытство? Быть может. Привычка все планировать загодя, включая избранный раз и навсегда курс? Вероятно. Или же это было сострадание? Согласитесь, тому, кто лежал сейчас на дне шлюпки, посреди океана, было тяжко. Возможно, бедняга при смерти! Его мучает жажда, голод и солнце, которое как раз сегодня раскалилось добела.
Одним рывком Патрик сдернул с себя манишку и бросился на нижнюю палубу. Там у него была складная веревочная лесенка, ее-то Патрик и принялся судорожно разматывать.
Тем временем шлюпка плыла прямо на «Моцареллу», навстречу взволнованному Додо. Уцепившись за перекладину, он с беспокойством вглядывался вдаль и уже мог разглядеть очертания пассажира. Гм, это было какое-то странное существо. Оранжевое полукруглое существо – с малюсенькой головой и гигантским туловищем. Такого необычного субъекта Патрик Фицджеральд не видел еще никогда. А ведь ему, на минуточку, было целых одиннадцать лет. Патрику даже пришлось отвести ненадолго взгляд и как следует моргнуть несколько раз – чтобы удостовериться: ему это не мерещится.
Не мерещилось. Шлюпка, как намагниченная, подплыла к «Моцарелле» и глухо тюкнулась носом в борт – будто поцеловала. Патрик снова поморщился. Запах из шлюпки шел невыносимый. Его вдруг пронзила страшная догадка: а что, если он уже умер? Ну этот – оранжевый. Умер и теперь смердит, как вареный рапан, – вон и мухи вокруг роем вьются! Откуда только взялись, непонятно.
Его следует сбросить в воду – на съедение акулам. А лодку рачительный Патрик заберет себе и выкрасит свежей голубой краской. Додо спрыгнул в шлюпку, чтобы исполнить задуманный план. Он с опаской оглядел тело, еще раз подивившись его уродливости, и стал подтаскивать его к корме, чтобы перевалить через борт. Как вдруг существо застонало.
От неожиданности Патрик Фицджеральд отпрыгнул в сторону и сам чуть не свалился в воду. Он вовремя взмахнул крылом и пошатнулся, с трудом удерживая баланс. Надо сказать, что Патрик от природы был неуклюж и неловок, особенно если находился за пределами собственного судна.
Патрик с ужасом уставился на оранжевое существо. Оно вдруг открыло маленькие круглые глаза (они оказались коричневого цвета) и сказало:
– Пить.
И самым поразительным было то, что Патрик Фицджеральд Додо его отлично понял.
Стоя на одной ноге
Из иллюминатора светила луна. Сегодня она была большая и идеально круглая, словно вывели ее по небу циркулем. Кроме луны вверху ничего больше не было – ни звезд, ни облаков. Даже редкие чайки, отважившиеся залетать так далеко в океан, не кружили в эту ночь над «Моцареллой». Шхуна лениво покачивалась на волнах, поскрипывая и вздыхая старой деревянной грудью.
На рабочем столе Патрика горела лампа под зеленым абажуром. Додо работал. Иногда по ночам на него находило вдохновение. Даже не находило – оно обрушивалось на Патрика всей мощью, как тайфун, как ураган. Оно заставляло мчаться в кабинет, падать за стол и писать, писать. Перо, словно само собой, носилось по бумаге, оставляя строчку за размашистой строчкой. Мысли летели далеко вперед – Патрику лишь оставалось следовать за ними, не отставая и не притормаживая ни на минуту. «Любая заминка смерти подобна», – думал он в такие моменты, с головой ныряя в труды.
Патрик писал мемуары вот уже одиннадцать лет – почти всю свою жизнь. Он писал их с тех самых пор, как научился читать и писать. Он писал их каждый день, просиживая за работой по добрых четыре часа. Он писал их в бурю и в дождь, на рассвете и на закате, писал сидя, лежа и стоя на одной ноге, писал сразу помногу и всего по одной скупой строчке в день. Он писал, воодушевляемый страстным желанием наконец дописать. Но и безо всякого желания он все равно писал, подгоняемый привычкой доводить начатое до конца.
Однако в лунную ночь писалось Патрику слаще всего. Именно в такую ночь Патрик Фицджеральд получал от работы истинное наслаждение. Маленькими глотками он пил из пузатой кружки чай с долькой нектарина и прислушивался к шелесту волн. Мемуары ложились на бумагу неспешно и гладко – даже буквы не прыгали у него, как всегда. Патрик чуть отстранился от стола и немного полюбовался на убористо исписанную страницу. По большому счету, ни ради потомков и ни ради истории писал мемуары Додо. Он писал их даже не ради искусства или, например, всемирного признания, а просто так – для себя.
Для себя. Может быть, поэтому они выходили у Патрика славными.
– Пить! – снова послышалось из-за стены.
Патрик встал и, прихватив с собой чайник в цветочек, пошел в соседнюю каюту.
Уши пришельца
Пять дней Существо – так походя окрестил его Патрик – провело без сознания. Додо уложил его в гамак, подвешенный к низкому потолку каюты, и хорошенько разглядел. После детального осмотра стало ясно, что Существо вовсе не оранжевого, а светло-голубого цвета. Оранжевым было лишь его нелепое одеяние, сделанное, кажется, из резины и надутое воздухом. После нескольких попыток Патрику Фицджеральду все-таки удалось Существо раздеть и укутать в теплое одеяло. Не смотря на жару в каюте, Существо беспрерывно тряслось, так и не приходя в сознание. Оно страшно мерзло, что, впрочем, было неудивительно. На коже Существа Патрик не обнаружил ни пуха, ни даже перьев. Шерсть цвета «соль с перцем» покрывала лишь его голову и нижнюю часть странной, плоской морды.
Патрик протянул крыло и потрогал Существо за нос. Он был не костяной и загнутый книзу, а прямой и обтянутый мягкой водонепроницаемой кожей. Впрочем, все туловище было точно таким же. Согревшись, Существо поменяло цвет – с бледно-голубого на розовый. На четырех вялых конечностях пришельца было ровно по пять щупальцев, которые легко гнулись внутрь, но не наружу. Раскрыв Существу маленькую пасть, Патрик с неудовольствием обнаружил внутри тридцать два зуба. Причем шесть их них были отлиты из чистого золота, Патрик мог бы поклясться. Но больше всего Додо удивили уши пришельца: они тоже были кожаные и походили на морские раковины среднего размера. У Патрика никогда не было ушей (только аккуратные дырочки), поэтому он где-то даже позавидовал Существу. Наверняка, обладатель подобных локаторов имеет удивительно тонкий слух, о котором всю жизнь мечтал Патрик.
Напоив пришельца из чайника, Додо опустился рядышком на табурет и задумался. Судя по всему, Существо быстро идет на поправку. Еще пару дней назад можно было надеяться, что пришелец не выживет – уж слишком он был слаб. И Патрик надеялся, не будем этого скрывать. Все-таки гораздо безопасней жить в океане одному, нежели делить борт «Моцареллы» с хозяином тридцать двух зубов и двадцати щупалец. Кто знает, а вдруг пришелец – кровожадный хищник? И придя в себя, он первым делом съест своего спасителя? Такую вероятность нельзя было исключать. Именно по этой причине вчера Патрик крепко-накрепко обмотал Существо бечевкой, которую завязал на четыре морских узла. Береженого бог бережет.
С другой стороны, пришелец не выглядел таким уж опасным. К тому же он был довольно старый. Об этом свидетельствовали глубокие морщины на морде и множество седых волос на скальпе. Патрик не был силачом, но одолеть пришельца такого небольшого размера наверняка бы сумел. Не зря же на протяжении многих лет, ежедневно, перед завтраком он делал зарядку и принимал контрастный душ.
И все-таки где-то глубоко в душе Патрик Фицджеральд надеялся, что они с пришельцем поладят. Что он окажется приятным собеседником и скромным едоком, что немаловажно. В этом случае Патрик вполне может смириться с пребыванием Существа на борту. Какое-то непродолжительное время, естественно. Ближайший порт находится отсюда в пятнадцати сутках пути. Патрик проверил это по картам – он еще никогда не был ни в одном в порту и с трудом представлял, что это вообще такое. Однако он наверняка сможет доставить туда пришельца в целости и сохранности. Разумеется, если тот не предпочтет высадиться где-нибудь на необитаемом острове.
Патрик взглянул украдкой на Существо и остолбенел. Оно лежало с широко открытыми глазами и в ужасе таращилось на Додо. Оно явно находилось в сознании и при этом, кажется, было чем-то страшно напугано. Патрику тоже понадобилась минутка, чтобы прийти в себя. А придя, он решил, что с его стороны было бы здравомысленно немного разрядить атмосферу.
– Добрый день, – сказал Патрик как можно мягче и приятней. У него это хорошо получилось – голос Додо был бархатным, в прапрабабушку.
– Зд-др-равствуйте, – сказало Существо и судорожно сглотнуло.
– Хотите кокосового молока с щепоткой корицы? – дружелюбно предложил Патрик.
– Н-н-не от-т-ткажусь, – согласился пришелец и красноречиво подвигал связанными конечностями.
– Минутку, я вас сейчас развяжу, – спохватился Патрик. Он уже понял, что пришельца бояться не стоит. Тот, кто пьет кокосовое молоко с корицей, не может быть так уж опасен.
Стараясь не прикасаться к Существу, Патрик один за другим аккуратно распутал узлы и освободил его. Пришелец благодарно покашлял и принялся разминать затекшие щупальца.
– Никуда не уходите, я сейчас, – сказал Патрик, выходя из каюты и прикрывая за собой дверь.
Пришелец промолчал.
В камбузе Патрик Фицджеральд откупорил свежий кокос, приправил его корицей и вставил внутрь соломинку. Он даже сделал пробный глоток, дабы удостовериться, что молоко не скисло. Патрику почему-то вдруг очень захотелось, чтобы Существу у него понравилось. Чтобы ему захотелось погостить у Патрика подольше. Откуда в голове взялись такие мысли, он затруднился бы ответить. Ведь живя один одинешенек, Патрик и не догадывался, что радушие и гостеприимство у Додо в крови.
В каюте Существа не оказалось. Но ведь Патрик запер его снаружи на два замка! Куда оно могло подеваться? Додо стоял посреди каюты с кокосом в лапе и судорожно озирался. Потом он заглянул в гамак, пошарил за занавесками, залез на антресоли… Все ясно – пришелец забрался в шкаф. Но зачем он это сделал? Ведь Патрик был так с ним любезен!
Минутку поразмыслив, Додо поставил кокос на тумбочку и уселся в гамак. Раз Существу угодно сидеть в шкафу, да будет так. В самом деле, светскую беседу можно вести и из шкафа, почему нет?
– Скажите, пожалуйста, вам там уютно? – осторожно поинтересовался Патрик.
В шкафу что-то скрипнуло, однако Существо не проронило ни звука.
– Прошу, не бойтесь меня. Я не причиню вам никакого вреда. Видите ли, дело в том, что я не ем мяса. Я даже рыбу редко ем, да и то исключительно в вареном виде. Я предпочитаю питаться плодами и сушеными водорослями. Это чрезвычайно полезно для пищеварения и окружающей среды.
Патрик немного помолчал, давая пришельцу шанс что-нибудь ответить. Потом он продолжил.
– Признаюсь, я чертовски рад нашей встрече (тут он хотел добавить «старина», но потом передумал). Мне еще не доводилось видеться и разговаривать с живым человеком. Ведь вы же человек? Хотя что я такое говорю? С мертвым человеком мне тоже еще не доводилось разговаривать, что, впрочем, естественно. Простите, я, кажется, немного запутался. Честно говоря, мне вообще давно не доводилось разговаривать вслух. Обыкновенно я веду безмолвные беседы – с самим собой. Я искренне надеюсь, что вы простите мне мое косноязычие.
Говоря все это, Патрик ужасно нервничал. Ему очень не хотелось еще больше напугать пришельца. Но, кажется, именно это он только что и сделал. Дверцы шкафа заходили ходуном – наверное, еще чуть-чуть и Существо снова лишится чувств.
Патрик посидел немного в тишине, прислушиваясь к биению собственного сердца внутри и шелесту волн снаружи. Он все надеялся, что пришелец вот-вот выберется из шкафа… Но нет.
Через сорок пять минут Патрик Фицджеральд встал и подошел к двери.
– Я сейчас уйду, а вы располагайтесь. Каюта в полном вашем распоряжении. Ужин я подам через иллюминатор в шесть часов тридцать пять минут. Это будет вчерашний суп, надеюсь, вы не против. Часы вы найдете на тумбочке, там же – свежий кокос. Да, если вам понадобится гальюн – он за занавеской. Кстати, в шкафу живет крыса – довольно наглая, будьте осторожны, не наступите ей на хвост. Кажется, это все.
Так сказал Патрик Фицджеральд своему незваному гостю, притаившемуся в шкафу. Выйдя из каюты, Додо не стал запирать дверь на ключ.
Туника из пододеяльника
Еще несколько дней Существо не выходило из шкафа. Однако оно ело, пользовалось туалетом и иногда даже тайком выглядывало из иллюминатора. То есть, в сущности, Существо из шкафа все-таки выходило. Но никогда в присутствии Патрика.
Додо относился к этому с пониманием. На то, чтобы освоится в новом доме, вернее, на корабле, любому понадобится какое-то время. У самого Патрика времени было предостаточно. Ведь вот уже много лет он никуда не спешил. Ему не нужно было ходить на работу, чтобы оплачивать счета. Не нужно было вставать спозаранку, чтобы успеть на электричку (хотя спозаранку он все равно вставал). Ему даже не нужно было следить за временем и ежедневно подводить часы, чтобы никуда не опоздать. Да что часы – настенный календарь за текущий год висел на стенке в гостиной скорее для украшения, нежели для пользы дела.
Ведь и особых дел у Патрика не было. По большей части он их себе придумывал сам – чтобы не заскучать. Всем известно, что от скуки в голове заводятся дурные мысли.
Но в последние дни Патрику было не до скуки. Он даже забросил писать – все время уходило на то, чтобы приготовить Существу микстуру, что-нибудь вкусненькое или подобрать ему очередную книгу. Больше всего пришельцу нравились книги про птиц, с красивыми яркими картинками. Именно их он тайком брал в шкафу у Додо под покровом ночи. А рано утром неизменно возвращал на место. С каждым днем Существо становилось смелей и смелей. Теперь оно передвигалось уже по всей «Моцарелле», избегая, однако, случайных встреч с Патриком. Додо не нравилось, что пришелец разгуливает по шхуне в чем мать родила. Он полагал, что даже в самую жаркую погоду джентльмену положено носить по крайней мере шляпу. Поэтому, хорошенько порывшись в сундуке, он подобрал Существу кое-что из одежды и подсунул ему в шкаф.
На следующее утро пришелец, то и дело натыкаясь на углы, продефелировал мимо Патрика – в белой тунике и шляпе с пером. Туника была сделана из старого пододеяльника, а перо Патрик выдернул из собственного хвоста. Оно давно мешало ему ходить. Завидев Патрика, Существо отнюдь не прошмыгнуло мимо, как делало все эти дни. Оно приподняло шляпу и слегка кивнуло головой. Этот произвело на Патрика Фицджеральда неизгладимое впечатление. Его догадки подтверждались: пришелец обладал не только животными инстинктами, но и хорошими манерами. И даже интеллектом! Вполне вероятно, что оно не просто рассматривает в книжках картинки, но и бегло читает на языке Додо! О, это было бы чудесно. Даже в самых смелых своих мечтах Патрик не представлял, что однажды сможет завести с пришельцем живую беседу о том о сем.
Однако именно это вскоре и произошло. А произойдя, перевернуло всю дальнейшую жизнь Патрика Фицджеральда Додо.
С ног на голову.
На языке додо
В то утро Патрик испек оладьи. Он полил их кленовым сиропом и подал пришельцу на серебряном подносе. Вернее, по заведенному обычаю, просунул его в иллюминатор. Когда в ответ на чистом языке Додо послышалось «Доброе утро, Патрик!», Патрик Фицджеральд решил, что ослышался.
– Сегодня отличный денек, не правда ли?
Пришелец высунулся из иллюминатора и теперь широко улыбался. Было заметно, что он изо всех сил старается понравиться Патрику и настроить его на дружелюбный лад. Такие резкие перемены в поведении Существа, признаться, ошеломили Додо. Он не был к ним готов, хотя и в тайне надеялся, что таковые произойдут.
– Ваши оладьи пахнут восхитительно, – сказало Существо и громко понюхало воздух над оладьями. – Не желаете ли составить мне компанию?
– Не откажусь, – тоже очень тепло улыбнулся Патрик. – Минутку, я только захвачу столовые приборы.
Они расположились за столиком, в каюте у Существа. В иллюминатор светило солнце, отражаясь в до блеска отполированном подносе, и заставляя Патрика щуриться. Он ел оладьи вилкой с ножом и то и дело украдкой поглядывал на пришельца. У того оказались отменные манеры: он пил кофе, не забыв при этом вынуть ложку из чашки, и даже ни разу не швыркнул. Правда, он то и дело проносил чашку мимо рта и пытался разрезать вместо оладьи тарелку. Однако жевал он с закрытым ртом.
– Дорогой Патрик! – доев оладьи, церемонно провозгласил пришелец. – Я приношу вам свои глубочайшие извинения!
– За что? – не сразу сообразил Додо.
– За свое непростительное поведение. Я был с вами безбожно груб и бестактен. Я прожил у вас в шкафу целую вечность просто потому, что я вас жутко боялся. Я был не в себе – это все из-за кораблекрушения. Оно сыграло с моим разумом злую шутку.
– Это ничего, – пожал плечами До-до. – Такое случается.
– Патрик, вы – благородный человек. Вы спасли мне жизнь, и я отблагодарю вас ровно тем же. Вернее, я хотел сказать, что обязательно чем-нибудь вас отблагодарю! Всенепременно! Даю вам честное благородное слово!
– А откуда вы знаете, как меня зовут?
– Я прочел это в ваших книгах. Они же у вас все подписаны – в правом верхнем углу, на второй странице. Крупным разборчивым почерком!
«Так, так. Значит, он все-таки умеет читать», – занес в свой мысленный блокнот Патрик.
– А как ваше имя? – спросил он, делая маленький глоток кофе.
– Ах да! Я же забыл представиться! Меня зовут Спагетти. Теодор Спагетти – к вашим услугам.
– Мне очень приятно, господин Спагетти, – Патрик протянул Теодору крыло, и тот с превеликим удовольствием его пожал. – Вы что-то упомянули о кораблекрушении…
– О, Патрик, это было ужасно! Нас болтало в океане целых пять дней! А потом, в ту жуткую ночь – как вспомню о ней, так вздрогну – нас накрыло гигантской волной и перевернуло. Буквально вверх тормашками! Всех смыло за борт, включая юнгу и кока. И только ваш покорный слуга сумел уцепиться за шлюпку – это его, в конечном итоге, спасло.
– Кого? – не понял Патрик.
– Меня!
– Ах да. А что же стало с капитаном?
– Этого мне доподлинно не известно. Предположительно, он ушел на дно – вместе со своим кораблем.
– Какой мужественный человек, – задумчиво отозвался Патрик.
– А я, не поверите, даже не успел спасти свои чемоданы!
– В них было что-то ценное?
– А как же! В них была вся моя жизнь! – крикнул господин Спагетти, вскочил и принялся мерить шагами узкую каюту.
Патрику Фицджеральду показалось странным, что чья-то жизнь может заключаться в обыкновенных чемоданах, но вслух он этого не сказал.
Однако скоро все стало на свои места.