000
ОтложитьЧитал
Дар божий
На тесте две полоски. Я смотрела и смотрела на него, не веря собственным глазам. «Наверное, тест бракованный», – думала я, второй тоже выдал две полоски. Боялась поверить в это, неужели Бог смилостивился на до мной и у меня будет ребёнок?
Первый раз поняла, что очень хочу ребёнка, где-то в двадцать три года и эта мысль стала навязчивой идеей. Целью любых романтических отношений было зачатие ребёнка. Шли месяцы, годы, а желание так и оставалось желанием. Ходила по врачам, но они разводили руками: «Никаких отклонений нет! У вас всё в порядке»
Что интересно: меня совсем не смущало отсутствие мужа. Нет, в желающих зайти на чай и остаться на ночь, недостатка не было. Но все они, как правило, были «счастливо» женаты и не спешили ничего менять в моей, а тем более в своей жизни. Скажу больше: я даже предпочитала иметь отношения с женатыми кавалерами, просто потому, что они не влекли за собой ни какой ответственности. Был вечный праздник свидания и никаких забиваний гвоздей и стирки носков. Но ребёнка у меня всё-таки не было.
Я настолько измучила себя этим желанием, что стала ненавидеть рассказы родных и знакомых об их детях, и чтобы не мучиться ещё больше, уходила в сторону, как только возникала тема детей.
Потом наступило безразличие, мне было уже тридцать шесть. Я смирилась: «Ну, нет, значит, нет! Живут же люди как-то без детей? Выше головы не прыгнешь, значит, буду жить только для себя»
Новые отношения тоже отличались от остальных. Во-первых, он был не женат и моложе меня на шесть лет; во-вторых, мне нравилось быть женой, а не просто любовницей. Но ему я об этом не говорила, напротив, открыла все карты: про то, что живу для себя любимой, и детей быть не может.
А тут этот тест. На следующий день сходила к врачу для верности. После вопроса доктора: «Будете оставлять или направление на аборт выписывать?», расплакалась. Уставшая докторша посмотрела на меня и выставила в коридор для успокоения.
Мама тоже заволновалась: «Что думаешь делать? Ведь возраст уже?» А у меня даже тени той мысли об аборте не возникало. Встал вопрос: «А как же сказать любимому о свалившемся на меня счастье?» Ведь получалось, что я его обманула, обещала беззаботную сексуальную жизнь, а в результате: пелёнки, распашонки? Но меня в тот момент этот вопрос волновал косвенно, я решила, останется – значит останется, а уйдёт – значит, буду растить одна.
Он не ушёл, и наступило сладкое время ожидания. Я исполнительно посещала врача, благо никаких серьёзных проблем и осложнений не было.
Примерно на четвёртом месяце, пришла на очередную явку. Докторша послушала меня и стала мерить давление, по её округлившимся глазам я поняла, что что-то идет не так, от чего-то подскочило давление. На следующих двух визитах всё повторилось, докторша была молода и пошла, проконсультироваться к заведующей. А та не видя меня в глаза, а, глядя в мою карточку, написала: « Предложить прерывание беременности» Прочтя этот автограф, у меня случилась истерика. Немного успокоившись, сказала, что никаких абортов делать не буду. И меня положили в стационар.
Ненавижу больницы, но выбора не было. Там, чудный доктор Роман Николаевич, после осмотра спросил: «А по какому поводу тебя сюда сослали? У тебя же всё в порядке?». Говорю:« Да вот давление зашкаливает» Ничего не ответил доктор, головой покачал и послал меня на консультацию к кардиологу. Та, тщательно осмотрев меня и мою карточку, дала заключение, что у меня синдром белого халата. То есть при виде «спецодежды» доктора – повышается давление, а «в остальном прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо».
Меня выписали с тем условием, что дважды в день буду мерить давление и записывать показания в дневничок, и предъявлять его каждый раз при посещении доктора.
Потом, меня, как старородящую (ужасное слово), послали на консультацию в генетический центр. Потому что был риск рождения ребёнка с синдромом Дауна. Там сделали первое УЗИ и, не спрашивая, хочу я знать или не хочу, сказали, что у меня будет мальчик, и что он абсолютно здоров.
Я ела витамины, слушала красивую музыку и не смотрела ужастики. По вечерам мы вслух читали толстенную книгу под названием «9 месяцев», это было очень хорошее время.
На восьмом месяце послали на консультацию к терапевту. Пожилому доктору, недавно перенёсшему инсульт. Может, раньше он и был специалистом в своей области, но видимо укатали сивку крутые горки.
Он сопел, пыхтел, издавал ещё какие-то звуки и в результате послал на консультацию к эндокринологу, сообщив при этом, что у меня очень маленький и плохо развитый плод. Как он это определил, не знаю, но к эндокринологу я пошла.
Этот, напротив, был молод и энергичен, на больных не смотрел и ездил по кабинету на офисном кресле. Велел мне лечь и оголить шею, что я и сделала. Подъехав ко мне, смачно намазал меня гелем и начал изучать мою щитовидку. Потом (так же молча) откатился к столу и стал что-то писать в карточке, не поворачиваясь, спросил: «А на что собственно жалуемся?». «Да ни на что, просто я на восьмом месяце беременности и терапевт из женской консультации прислал провериться». Вот тут он в первый раз посмотрел на меня: «На каком месяце?» А надо вам сказать, что я всегда была девушкой крупных форм и беременность моя так удобно расположилась на моём обширном теле, что практически не была заметна. Доктор деликатно сплюнул и видимо мысленно выругался, порвал все бумажки, которые написал до этого и послал меня домой, сказав, что очень он хотел бы посмотреть в глаза тому терапевту, который меня сюда прислал.
Приближался час икс, я с самого начала знала, что мне будут делать кесарево сечение, потому пришла сдаваться заранее. Ничего не боялась, только хотела поскорее увидеть того, кто так усиленно и настойчиво толкал меня изнутри последние пять месяцев.
Нас было двое на плановое кесарево, я была первой. Моя соседка по палате ждала вторую девочку и волновалась только о том, чтобы ей сделали специальную манипуляцию по перевязке труб, потому как больше двоих детей она не хотела.
Меня привезли в операционную рано. Врачей ещё не было, и медсестра гудела: «Вот, не могли подождать, мы ещё не готовы, а роженица уже на столе». Пришли врачи, мне поставили укол, и я стала слышать всё как в трубу. Сначала они ходили мимо меня, а меня била нервная дрожь, потом меня накрыли зелёными простынями с дырками, и я успокоилась.
«Ой, какая большая!», – глядя на меня, сказала одна из врачей, а другая ей ответила: «Ну и, слава богу, а то в этих мелких надоело ковыряться, то ли дело тут – есть, где разгуляться». Последнее, что услышала, прежде чем окончательно провалиться в наркоз: «А ты знаешь кто вторая? Ленка из нашего овощного. Не всё ей нас обвешивать – сегодня она наша клиентка»
Проснулась сразу, мне сказали, что всё в порядке у меня здоровый мальчик, потом перевезли в реанимацию и до вечера усыпляли уколами всякий раз, как только открывала глаза. Я только на следующий день узнала, что у меня резко подскочило давление и были ещё проблемы с моими хроническими болячками. Утром следующего дня первой увидела ту саму Ленку из овощного, она уже сидела, завернувшись в обрывки простыней, и призывала меня последовать её примеру. «Давай, давай! Не лежи, я по первой беременности знаю. Лежать хуже, потом тяжелее будет, лучше раньше». И я ей поверила, было нестерпимо больно, но не лежать же всю жизнь.
На третий день нас перевезли в отделение, мы не могли дождаться, когда же нам привезут кормить наших кровиночек. И вот, наконец, услышали шум да гром, это везли большую каталку, так называемый трамвайчик с мелкими пассажирами, требующими сиську.
Когда я взяла его на руки – слёзы текли не переставая, это был неуправляемый процесс. Много ещё было переживаний, как правильно накормить, как ухаживать, да как пеленать. А самое главное как назвать?
Я уже давно была озадачена этим вопросом, вариантов много, но решимости выбрать один не хватало. Пришли мама и муж, стали спрашивать, что я решила? А я и не знаю что сказать. Тогда мама говорит, что в тот день были именины у Артёма, может так и назвать? Этот вариант был в моём списке, и я с облегчением выбрала.
На десятый день нас выписали, мы приехали домой. Очень была рада всех видеть, но почему-то хотелось, чтобы все поскорей разошлись и мы бы остались одни. Гости это поняли и вскоре разошлись.
Зашла в комнату и увидела, как муж тихонько сидит у кроватки и смотрит на Артёма. Вот оно – счастье подумала я тогда.
Засыпая, почему-то вспомнила отца, он не дожил. Он очень переживал за меня, что семьи нет, детей нет. Когда он заболел, и надежды уже не было, я научилась ставить уколы и всякий раз, когда это делала, он мне говорил: «Вот на мне натренируешься и будешь детишек своих лечить». Уже много лет как отца нет с нами, но я очень часто разговариваю с ним, особенно когда неоткуда ждать помощи. И вдруг поняла, что если бы меня не прооперировали шестого апреля, то Тёмка бы родился пятнадцатого – а это день рождения моего отца!
Всё встало на свои места, это он похлопотал за меня и Господь сжалился и послал мне свой дар.
Секс – это комедия положений
Это был самый обыкновенный завод, каких в нашем городе мастеров не меряно. Много разных людей на нём трудилось, и в их числе наши герои.
Она – женщина с трудной судьбой, рано постаревшая от забот о пьянице муже и двух ребятишках. Он – бывший урка, больше половины жизни отдавший разным зонам.
Он быстро вычислил, что женщина ищет мужского внимания, и стал откровенно её домогаться. Ещё никто в жизни не уделял ей столько внимания. И было совсем неважно, что эти домогания носили похабный характер. Муж уже давно несостоятелен как мужчина, а тут такой напор изголодавшегося по сексу мужчины. Единственное, что смущало и одновременно волновало её – это обилие татуировок на его теле. И все они были не просто картинками, а отличительными знаками его прошлой жизни, о которой он так упоительно рассказывал. Но ещё больший интерес вызывали те, которых она не могла увидеть из-за одежды, а он всё манил и манил: «Вот, мол, останемся наедине, и ты такое увидишь, что в музей ходить не надо».
Недолго поломавшись, в одну из ночных смен сдалась. Кроме бытовки другого места для уединения не было, но желание было так велико, что они напрочь забыли о не закрывающихся дверях.
Да, и ещё об одной особенности своего организма он забыл её предупредить, а именно о том, что вместо правого уха у него был искусно сделанный протез. Так получилось, что в одной из тюремных разборок ему отрезали ушную раковину. Но тот, кто это сделал, очень раскаивался в причинённом вреде здоровью, а потому не пожалел денег на хороший протез. Силиконовое ухо практически не отличалось от настоящего и держалось на невидимых присосках.
Так вот, вернёмся к нашим любовникам, страсть неудержимо овладела обоими, и они с аппетитом ей отдались. В момент наивысшего наслаждения она исступленно обняла его погладила по волосам, потом рука соскользнула на ухо. Видно нажала на него сильнее, чем это было можно, в результате чего протез отстегнулся и остался у неё в руке. Он же ничего не почувствовал (ухо в их сексуальных играх играло не основную роль), она тоже не сразу поняла, что это за предмет у неё в руке. Но, в следующий момент всё-таки посмотрела на содержимое своего кулачка и пришла в дикий ужас. Напомню, что ухо было как настоящее, глядя на него дамочка заорала так, что заглушила грохот всех виброустановок грохочущих в цеху. Обезумев от ужаса, выскочила в цех, совсем забыв о том, что не совсем одета (а если точнее, совсем раздета), так и бежала неглиже, размахивая ухом и крича, что есть мочи.
Брошенный на полпути любовник, тоже не сразу понял, в чём дело, а когда пришел в себя, оделся, как ни в чём не бывало, вышел в цех. Там, вместо крика, уже стоял дикий хохот.
На следующий день она уволилась и больше на заводе не появлялась. Он же ещё долго продолжал там трудиться, совершенно не испытывая никакого стеснения от случившегося.
Вот только тётки на его уговоры посмотреть на татуировки в укромном уголке больше не велись, говорили со смехом: «Да ну, вдруг у тебя ещё что-нибудь отстегнётся в самый не подходящий момент».
Не было бы счастья
Так не хотелось в тот вечер уезжать с дачи, но выбора не было, на завтра назначен экзамен по газоснабжению.
Мы с братом уже подходили к дому, осталось пройти небольшую рощу. Я остановилась вытряхнуть камешек из босоножки, когда к брату из кустов кинулся какой-то субъект, с твёрдым намерением нанести удар сзади. Я, инстинктивно бросилась вперёд и закричала, они оба резко обернулись, но нападающий не успел опустить занесённый кулак, просто изменил направление движения и автоматически врезал мне в переносицу.
Белый свет померк, показалось, что нос переломился, хлынула кровь. Брат с силой оттолкнул неизвестного «боксёра» и направился ко мне, благо рядом была колонка с водой, кровь остановили. Неизвестный нападающий продолжал лежать там, где и упал. Мы подошли, он оказался мертвецки пьяным и в тот момент уже сладко спал, подложив под щёку недопитую бутылку. Мы попытались привести его в чувства, но это было бесполезно. Тут из кустов высунулись его собутыльники: две синеглазки и один маргинал неопределённого возраста. Они подошли к своему товарищу и каким-то образом разбудили его. На вопрос: «Серёга, ты зачем на людей набросился?» Он сказал: «Я?! Да ни в жисть!» Короче, пошёл в полную несознанку, видя всю тщетность этих разговоров, мы оставили их в роще, а сами поспешили домой.
Посмотрев в зеркало, стало ещё хуже, переносица опухла и раздвинула глаза на угрожающее расстояние. Ночь прошла неспокойно: с учебником в одной руке и куском замороженного мяса, прижатым к переносице. Но это не помогло. Видимо, вместе с ударом, все мои скудные познания из головы вылетели, а к распухшей переносице прибавились два симметричных синяка, устрашающе обрамляющих глаза. С тяжёлым чувством и в огромных солнечных очках покидала я дом.
В институте была предэкзаменационная паника. Дело в том, что наш преподаватель по газоснабжению держал нас где-то между полными идиотами и придурками. Сдать ему предмет с первого раза было практически невозможно, пятёрок не ставил принципиально, а четвёрки только гениям.
Взяла билет и села готовиться, смутные воспоминания всплывали в воспалённом сознании, и я царапала какие-то каракули, предполагая выдать их за ответы на вопросы.
Пробил мой час, и я предстала перед скучающим экзаменатором. Сначала он даже не посмотрел на меня, записывая фамилию в список. Потом поднял глаза и замер, увидев очки угрожающих размеров. Это его заинтересовало и насторожило.
– А что это вы в очках? – ехидно поинтересовался он, – Снимите их, пожалуйста.
– Может не надо? – жалобно попросила я.
– Нет, уж, будьте так любезны! – настаивал он.
Я обречённо вздохнула и стянула их. Сказать, что препод ахнул, значит, ничего не сказать. У него, как у диснеевского волка в мультике, челюсть на стол выпала.
– Господи, что это с вами? – уже сочувственно спросил он.
Терять было уже нечего, и «Остапа понесло»:
– Да вот, видите, что со мной дома сделали за то, что я предыдущий экзамен не сдала?
Он, подавился воздухом и уже жестами показал, чтобы я спрятала эту «неземную» красоту. Потом взял листочек с ответами и тупо посмотрел в него. Какое-то время мы оба молчали, после чего он решительно взял зачётку и, улыбаясь, спросил:
– Что поставить?
– Четыре, – машинально ответила я, не могла же обнаглеть на пять баллов.
Мы мило попрощались, и уже в коридоре я открыла зачётку, там сияла четвёрка. Не знаю, поверил он мне, или его развлёк полёт фантазии, но в тот раз моя четвёрка была единственной на курсе.
Какие симптомы?
Как говорит мой брат: «Все мы здоровы, пока не обследуемся», есть ещё масса подобных изречений. Я это к тому, что все мы чем-нибудь больны. А потому не стоит унывать потому как уныние смертельный грех. И даже (казалось бы) в самой неподходящей ситуации можно найти что-нибудь занятное.
Имела я неосторожность, в раннем возрасте приобрести такую неприятность, как радикулит. И вот страдая от очередного приступа люмбаго (не дай бог вам узнать, как это бывает), днём ещё как-то перекантовалась, а ночью захудело мне так, что пришлось вызывать скорую. Приехал доктор мужчина, какой не могу сказать, потому как лежала лицом в подушку, и пошевелиться не имела ни какой возможности (собственно из-за этого и позвали доктора). Маменька потом рассказывала, что доктор очень даже недурён был. Хорошо, что я этого не видела, а то сгорела бы со стыда, ведь он тоже (пардон) имел сомнительное удовольствие «общаться» только с моей тыльной частью.
Узнав в чём дело, милый доктор поставил укол и присел рядом в кресло, ожидая действия лекарств, ведя неспешные беседы с моей маменькой и рассматривая мою собаку. Папенька мой переживал в соседней комнате и в диалоги не вступал.
Напомню, что дело было в два часа ночи. Вдруг, входная дверь открылась, и на пороге появился человек, лица которого я тоже никогда видела. Он прошел в комнату, и сел на пуфик в моих ногах. Повисла пауза, которую прервал незнакомец:
– Какие симптомы? – осведомился он.
Маменька и доктор вопросительно посмотрели друг на друга.
– Это ваш родственник? – спросил доктор.
– Я думала это ваш сотрудник, – ответила маменька.
Доли секунды понадобились моей матушке, чтобы понять, что на её территорию вторгся враг. Она решительно поднялась и всей своей царской статью двинулась на него с предложением выйти вон. Незнакомец не сопротивлялся, покорно встал и направился к выходу. По пути ещё и успокаивал мою маменьку выступлением на тему: «Не переживай маманя, дочка молодая – поправится».
Лекарство помогло, я, с трудом, но всё же повернулась на спину и провалилась в благословенный сон. Маменька пошла, провожать доктора. Он попросил постоять в парадном пока не спустится вниз и не сядет в машину. Машина на прощанье бибикнула, мол, всё в порядке, и уехала. Но матушка моя на этом не успокоилась, через некоторое время позвонила на станцию скорой помощи и спросила: нормально ли вернулся экипаж? Всё, слава богу, закончилось без происшествий. Оказывается, этот незнакомец подошел к водителю скорой и спросил: «В какую квартиру?», якобы он их встречал и пропустил. После чего поднялся и просто толкнул дверь, которую маменька впопыхах не закрыла.
Не знаю, кто был этот мужчина: наркоман, ищущий очередной дозы смертельно опасного «удовольствия», или просто не здоровый человек от чего-то шатающийся по ночам? Уже много лет прошло после той ночи, но кто бы и чем бы не заболел у нас в доме, всегда слышит один и тот же вопрос: «Какие симптомы?», и как бы не было больно, в ответ на него всегда улыбается.