Убить Ангела

5

По всей вероятности, видео было снято на мобильный телефон. В фокусе камеры появились двое мужчин среднего телосложения в джинсах, темных футболках, черных балаклавах и солнцезащитных очках. Судя по смуглым рукам, уроженцы Ближнего Востока. Молодые, моложе тридцати. На видимых участках кожи – ни шрамов, ни татуировок.

Помещение за их спинами занавешивала простыня.

Мужчины по очереди вознесли благодарственную молитву своему Господу и присягнули в верности халифу Абу Бакру аль-Багдади – иракскому лидеру ИГИЛ. Оба говорили по-итальянски, сверяясь с бумажкой и время от времени поглядывая в объектив.

– Мы солдаты «Исламского государства», – сказал левый. – Это мы нанесли удар по поезду, куда нет ходу нашим братьям-иммигрантам. В таких поездах разъезжают богачи, финансирующие войну против истинной религии.

Затем заговорил правый. Голос у него был глубже, а произношение – типично римское.

– Мы никогда не перестанем сражаться с вами. Вам не спастись ни в командировках, ни в турпоездках, ни в своих постелях. По закону шариата наши действия совершенно оправданны. Вы угнетаете правоверных, заключаете их в тюрьмы, забрасываете бомбами. Мы же ударим по вам.

Левый:

– С благословения Аллаха мы завоюем Рим, сломаем ваши кресты и превратим в рабынь ваших женщин. Вам не укрыться от нас даже в собственных спальнях.

– Мы закрываем лица, потому что намерены бороться с вами, пока не умрем мученической смертью, – заключил правый.

Когда видео закончилось, наступила гробовая тишина. Ролик проигрывался на жидкокристаллическом экране клуба постоянных пассажиров на вокзале Термини, который охранялся карабинерами в масках из группы специального назначения, вооруженных автоматами. Среди изогнутых клубных диванчиков толпилось с полсотни высокопоставленных чиновников из различных полицейских и военных подразделений. Когда снова включили свет, все заговорили наперебой, и генерал карабинеров, председательствующий на совещании, был вынужден призвать к тишине.

– По одному, пожалуйста.

– Вы полагаете, что они действуют вдвоем или являются представителями более крупного формирования? – спросил один из полицейских чиновников.

– В настоящий момент ничего нельзя сказать с уверенностью, – ответил генерал. – Как вам известно, сейчас каждый второй буйнопомешанный объявляет себя воином халифата. Однако без высокого уровня подготовки и доступа к редким химическим веществам осуществить подобный террористический акт было бы невозможно. Следовательно, нельзя исключать связь с кадрами ИГИЛ.

Коломба, до сих пор стоявшая поодаль, прислонившись к одной из стеклянных стен, подняла руку:

– Находились ли в поезде лица стратегического значения?

Присутствующие начали перешептываться, разглядывая Коломбу, но генерал и бровью не повел:

– Насколько мы знаем, нет. Но расследование только началось. – Он обвел взглядом собравшихся. – Кризисная группа Министерства внутренних дел уже совещается с министром и премьер-министром. Довожу до вашего сведения, что уровень террористической угрозы повышен до «Альфа-один», что, позвольте напомнить, означает возможность новых терактов. Мобилизованы все правоохранительные структуры. Рим объявлен зоной, запретной для полетов, воздушное сообщение временно приостановлено по всей стране. Станция Термини закрыта до новых распоряжений, а метро не откроется, пока не закончат проверку саперы.

На минуту в зале замолчали. Все пытались переварить чудовищность сложившегося положения: Италия превратилась в зону военных действий.

– Какие вещества использовали террористы? – наконец спросил тот же полицейский чиновник.

Генерал кивнул женщине в темном костюме. Это была Роберта Бартоне из миланской лаборатории судебной экспертизы – для друзей просто Барт. Коломба знала, что в своем деле Роберте нет равных, но никак не ожидала встретить ее здесь.

– Доктор Бартоне из лаборатории ЛАБАНОФ возглавляет группу судмедэкспертов, проводящих аутопсию жертв, – сказал генерал. – Прошу вас, доктор Бартоне.

Барт встала за прилавок, заменяющий кафедру, и подключила ноутбук к жидкокристаллическому экрану.

– Предупреждаю, изображения довольно отталкивающие. – Она нажала на пробел. На экране появилась фотография баллона спрея, завернутого в упаковочную бумагу. От насадки отходили два провода, подключенные к таймеру на батарейках.

Началась сутолока. Каждый пытался занять место с лучшим обзором; кто-то в задних рядах возмутился, что ничего не видит.

– Этот литровый баллон, – пояснила Барт, – нашли при обыске саперы. Он был подключен к вентиляционной системе. – На экране показался снимок открытой панели в стене поезда: за ней проходила электропроводка и резиновые трубки. – В двадцать три тридцать пять электромагнитный клапан открылся, и содержавшийся в баллоне газ попал в вагон люкс. Клапан был подключен к «Нокии-105» французского производства. Это был одноразовый мобильник, на который, по всей вероятности, поступил звонок с другого одноразового телефона. К расследованию уже подключилась почтовая полиция^[4].

Барт нажала на клавишу. Взглядам предстала фотография вагона, снятого с порога двери, в которую входила и Коломба. Были ясно видны первые трупы. Барт снова защелкала по клавиатуре, и по экрану побежали изображения тел погибших. В зале раздался ропот.

– Почти тотчас же после вдыхания газ вызвал у пассажиров судороги, внутренние кровоизлияния и расслабление сфинктеров.

Еще один щелчок по клавише. Старик с тростью.

– Несмотря на то что смерть выглядит насильственной, мужчина сам напоролся на трость во время предсмертных конвульсий. Исходя из внешнего вида тел и скорости наступления смерти, команда биозащиты выдвинула версию о том, что использовался нервно-паралитический газ – «Ви-Икс»^[5] или, быть может, зарин. Поэтому были приняты меры по полному карантину территории. Однако, прибыв на место, я уже при предварительном осмотре тел заметила лиловые пятна гипостаза.

Щёлк. Розоватое пятно на обнаженной спине трупа, лежащего на секционном столе.

– Я также заметила блеск крови.

Щёлк. Пятно крови на одном из кресел.

Один из полицейских торопливо вышел через автоматические двери, прикрывая рот ладонью.

– Это навело меня на мысль, что злоумышленники использовали не нервно-паралитический газ, а иное, в некотором роде более классическое вещество. При дальнейшем исследовании образцов гипотеза подтвердилась. – Барт помолчала. – Цианид, – наконец дрогнувшим голосом произнесла она.

Щёлк. Схема строения молекулы.

– Синильная кислота в газообразном состоянии, – уже тверже продолжила Бартоне. – Как многие из вас знают, цианиды вступают во взаимодействие с железом в клетках, блокируя дыхательную цепь. Жертвы погибают в судорогах, поскольку эритроциты перестают переносить к тканям кислород. Они продолжают дышать и тем не менее задыхаются. Кровь становится ярче из-за насыщенности кислородом.

Щёлк. Одно из окон вагона люкс.

– Газ рассеялся через дверь вагона и щели в окнах, чему способствовали движение поезда и падение давления во время прохождения через тоннели.

Щёлк. Мертвый проводник.

– Увы, когда кондуктор открыл двери, концентрация газа была еще чрезвычайно токсичной, и доза, которую он вдохнул, оказалась смертельной. К счастью, затем цианид еще больше рассеялся в воздухе, однако агент Польфер, вошедший в поезд после кондуктора, вдохнул достаточно, чтобы у него начались респираторные проблемы, а по дороге домой он потерял сознание. Ему немедленно оказали медицинскую помощь, и сейчас он вне опасности.

В зале снова зашумели. Барт прервалась, и генерал карабинеров опять потребовал тишины. Коломба подумала, что бездельника-агента настигла мгновенная карма.

– Как бы там ни было, – продолжила Барт, – всем, кто входил в вагон или вступал в контакт с телами погибших, ввели профилактическую дозу гидроксокобаламина. По нашим прогнозам, никаких проблем серьезней легкой тошноты и головной боли у них не будет.

– Почему газ попал только в первый вагон? – изучив фотографии, спросил генерал.

– Потому что нам повезло.

Щёлк. Грубый набросок вентиляционной системы. Схема выглядела так, словно нарисована от руки, и, по всей вероятности, так и было.

– Видите красный круг? Здесь находится обменник, который распределяет потоки воздуха, поступающего в вагон люкс и остальные вагоны. – Барт указала ручкой на кружок поменьше. – Баллон был подключен сюда – пятью сантиметрами ниже вентиляционного узла. Если бы террористы подключили баллон выше воздухообменника, газ попал бы во все помещения поезда, включая кабину машиниста, и жертв было бы в десятки раз больше.

Последовали новые вопросы, но у Коломбы так трещала голова, что ей пришлось выйти из зала на свежий воздух.

Уже через несколько секунд к ней, закуривая на ходу, подошел начальник мобильного подразделения Маурицио Курчо. Прошло семь месяцев с тех пор, как Коломба вернулась на службу, и все это время они поддерживали самые теплые отношения.

– Все хорошо? – спросил он.

Не так давно Курчо сбрил усы, и Коломба никак не могла привыкнуть к ироническому, почти ехидному выражению, которое придавала его лицу изогнутая верхняя губа.

– Просто немножко отупела. Есть шансы установить происхождение цианида?

– По мнению доктора Бартоне, это будет нелегко. Цианид не промышленный. Он изготовлен на дому из какой-то вишни, что растет везде и всюду.

– Лавровишня, – сказала Коломба. Такая вишня росла у нее в саду, когда она работала в Палермо, и была единственным растением, которое ей удалось не угробить. – Значит, у ИГИЛ есть лаборатория в Италии.

– Или целый арсенал. А вероятно, и то и другое, причем, возможно, не в единственном числе. Правда в том, что мы ни черта не знаем. – Он бросил окурок в переполненное мусорное ведро. – Рано или поздно это должно было случиться.

– Могло быть и хуже.

– Но мы не знаем, что задумали эти сукины дети. Необходимо найти их, прежде чем они еще что-то натворят. Поезжайте домой, передохните. Вы выглядите так, словно вот-вот свалитесь без чувств.

– Думаю, сейчас не самое подходящее время для отдыха.

– Хотя бы примите душ, Коломба. Простите за прямоту, но от вас воняет, как в раздевалке.

Она покраснела:

– Увидимся в участке.

Наскоро попрощавшись и обнявшись с Барт, которая укорила ее, что она никогда не звонит, Коломба велела одному из агентов отвезти ее домой. Всю дорогу, пока полицейский предпенсионного возраста высказывал опасения, что грянет третья мировая, она не отводила взгляд от окна, за которым пролетал смазанный город. Стоило прикрыть веки, и перед ее глазами снова появлялись искаженные лица отравленных пассажиров. Запах дезинфицирующего средства, исходящий от ее одежды, сменялся стоящим в вагоне зловонием крови и дерьма. А потом давним смрадом обгоревших трупов, разорванных взрывом С-4 в парижском ресторане, где чуть не лишилась жизни и она сама. Тот день она называла только Катастрофой.

Коломба снова видела, как ударная волна настигает пожилую женщину, ее разлетающиеся кости вонзаются в соседей по столику, а в разбитое окно вылетает горящее тело молодого человека, который вместе с женой отмечал годовщину свадьбы. В какой-то момент Коломба задремала, а когда проснулась, в ушах еще звенел собственный крик. В горле неприятно першило, как бывает, когда перенапряжешь голос. Похоже, она и правда кричала во сне, потому что водитель немного испуганно косился на нее краем глаза.

Она вошла в дом, перед глазами все плыло. Ее двухкомнатная квартира, обставленная мебелью из «ИКЕА» и с блошиных рынков, находилась в старом палаццо на набережной Лунготевере, недалеко от Ватикана. Хотя Коломба жила здесь уже четвертый год, берлога до сих пор выглядела безликой и необжитой. Единственным уютным уголком было обитое красной кожей кресло в гостиной, окруженное стопками потрепанных книг, которые она мешками закупала на книжных развалах, чередуя классику в мягких обложках с бульварными романами забытых писателей. Коломбе нравились разнообразие и неожиданные сюжетные повороты, а книги стоили так дешево, что любое чтиво, показавшееся ей скучным, она могла без зазрения совести выбросить, прочтя всего несколько страниц. В настоящий момент она медленно продиралась сквозь «Милого друга» Мопассана – такого зачитанного, что иногда бумага рвалась прямо под ее пальцами.

Она встала под душ, а когда обсыхала, завернувшись в халат-кимоно, ей позвонил Энрико Малатеста. Этот финансист был женихом Коломбы, пока она не попала в больницу после парижского взрыва, мучаясь приступами паники и чувством вины. Тогда-то он и сделал ноги, а снова объявился в ее жизни всего пару месяцев назад. Якобы нашел в ящике стола старую фотографию – ну прямо как в песенке «Претендерс».

Энрико утверждал, что соскучился, но, по всей вероятности, у него просто-напросто не складывалось с личной жизнью. У Коломбы язык не поворачивался послать его куда подальше. Когда-то она к нему испытывала привязанность, да и трахался он отлично. Это вечно мешало ей бросить трубку.

– Я слышал о теракте, – сказал Энрико. Судя по шуму на заднем плане, он был уже в парке – скорее всего, на вилле Памфили. Ему нравилось выбираться на пробежку ранним утром. Бегать любили они оба. – В Интернете пишут, что ты там была.

– Значит, так и есть.

– Да ладно тебе! Была или нет?

Выйдя из ванной, Коломба села на край кровати, которая притягивала ее как магнит.

– Была.

– Я думал, молния не бьет в одно место дважды.

– Очень тактично… Как бы там ни было, это не так. На такой работе, как у меня, люди превращаются в громоотводы.

«Особенно некоторые», – добавила она про себя.

– Как это было?

– Жаждешь горяченьких подробностей?

– Ты ведь знаешь, я всегда их любил, – весело отозвался Энрико.

«На что это ты намекаешь? – мысленно спросила Коломба тоном, который больше подошел бы ее матери. – Что ты имеешь в виду?»

– Нет никаких подробностей, – отрезала она. – Страшные смерти, вот и все.

– Говорят, кто-то взял на себя ответственность за теракт.

– Говорят.

– И что пассажиры отравились газом.

– Да. – Неожиданно для себя она добавила: – Я и сама чуть им не надышалась. Пожалуй, я действительно вдохнула небольшую дозу.

– Ты шутишь?..

– Нет.

– Как ты? – Голос Энрико звучал тепло и искренне, но, возможно, он, как обычно, морочил ей голову. На сей раз Коломба решила принять его беспокойство за чистую монету и откинулась на постель в распахнувшемся на бедрах халате. Внезапно ей так сильно захотелось Энрико, что она положила руку себе между ног.

– Все хорошо, не волнуйся, – сказала она.

«Какого хрена ты творишь? Забыла, что этот говнюк бросил тебя, не дождавшись даже, пока тебя выпишут из больницы?» Она не забыла, как он ее предал, но помнила и другое.

– Что значит «не волнуйся»? Ясное дело, я волнуюсь. Ты дома? Я загляну к тебе перед работой.

«Да, загляни».

– Нет, в другой раз, я уже ухожу.

«Не слушай меня и приходи».

– Я всего на пять минут, – сказал Энрико, почувствовав, что ее воля слабеет.

«Да. Приходи. Приходи скорее!» – мысленно взмолилась Коломба.

– Нет, мне нужно идти, – сказала она и повесила трубку.

«Ну ты и шлюха, – с досадой подумала она. – Нашла время».

Разнежившись от вожделения, она невольно закрыла глаза и блаженно провалилась в омут сна.

Через час ее разбудил звонок домашнего телефона. Коломба так отвыкла им пользоваться, что не сразу его узнала. Нащупав трубку, она чуть не выронила ее из онемевшей, как под анестезией, руки. Звонил секретарь Курчо. От нее требовалось как можно скорее явиться на службу: начинались облавы.

6

Центральный полицейский участок находился в здании бывшего доминиканского монастыря на улице Сан-Витале, в двух шагах от Императорских форумов. На шестом этаже того же здания располагался и следственный отдел государственной полиции. Чтобы хоть немного проснуться, Коломба решила добраться туда пешком. Путь пролегал через площадь Треви. В любой другой день фонтан Бернини окружала бы плотная толпа, но сегодня здесь не было никого, кроме небольшой кучки унылых туристов.

«Бомбовый психоз. Держитесь подальше от людных мест», – подумала Коломба, хотя никаких взрывов не было и в помине. По крайней мере, пока. Еще через пять минут она вошла в участок через главный вход, увенчанный надписью «Sub Lege Libertas» – «Свобода под сенью закона», – и поднялась на шестой этаж, где находилось девять отделов мобильного подразделения. Здесь девяносто полицейских делили девятнадцать кабинетов, два туалета, переговорную, ксерокс, два принтера, один из которых не работал с незапамятных времен, а также комнату ожидания для посетителей и крошечный изолятор. Из-за чрезвычайных обстоятельств все отгулы и выходные отменили, и в коридорах было не протолкнуться. Агенты обменивались хмурыми взглядами, почти никто не улыбался. Повсюду бормотали телевизоры и радиоприемники.

Несколько коллег были в курсе ее злоключений и попытались ее расспросить, но Коломба молча обошла их и вошла в душную, переполненную переговорную. Вместе еще с тридцатью полицейскими, на лицах которых отражалась разной степени усталость, она выслушала распоряжения министра внутренних дел. Террористов пока не удалось идентифицировать, поступил приказ срочно собрать максимальное количество информации и установить личности исламских экстремистов, находящихся на территории Италии, а также сочувствующих им лиц. Другими словами, им предстояло перевернуть вверх дном всю страну в надежде, что всплывут хоть какие-то зацепки.

– Кодовое название операции – «Решето», – сказал Курчо, повернувшись к потрепанной карте Рима, висящей на стене рядом с еще более ветхой, склеенной скотчем картой Италии. – Операция началась или в ближайшие часы начнется во всех крупных итальянских городах. Мы поделили Рим с карабинерами и «зелеными беретами». На нас Ченточелле, Остия, Касилина и Торре-Анджела.

Все эти районы находились на периферии, где буйным цветом цвели мелкая преступность и торговля наркотиками.

Из-за спины Коломбы донеслось чье-то приглушенное ворчание:

– Ну почему нам никогда не достается улица Корсо?

– В каждый отряд, – продолжал Курчо, – войдет по трое агентов под командованием вышестоящего офицера из их отдела. Вас поддержат патрульные, спецназ и культурный посредник. Каждый отряд будет управляться одним из членов целевой группы, сформированной Министерством иностранных дел для координации различных подразделений. Не превращайте это в вопрос званий и старшинства, потому что ответственность за операцию ляжет на них и именно им предстоит получать отмашки от разведслужб. Есть вопросы?

Вопросов, по крайней мере осмысленных, никто не задал. Коломбе достался восточный район Ченточелле, поскольку расположенный там исламский центр был ей уже знаком: один из его посетителей задушил жену и именно она защелкнула на нем наручники в первые дни по возвращении на службу.

– Притащим в зубах первую же косточку, если нам вообще хоть что-то подвернется, – сказал Сантини, когда Коломба зашла к нему в кабинет, чтобы получить последние распоряжения. Он сидел, положив левую ногу на стол. В прошлом году во время операции ему заменили одну из артерий пластиковой трубкой, и нога до сих пор не до конца восстановилась, зато болела в два раза сильнее, чем раньше. В три. – Если найдешь хоть один просроченный вид на жительство, арестуй всех и закрой заведение.

– Мы только подольем масла в огонь, – вздохнула Коломба. – Вот дерьмо.

– Такова жизнь, Каселли. Хочешь поставить под сомнение авторитет начальства? – с иронией спросил Сантини.

Коломба фыркнула:

– Есть еще распоряжения, шеф?

Он сунул в рот сигарету, собираясь, по обыкновению, выкурить ее у открытого окна. Так он поступал зимой и летом.

– Всем надеть бронежилеты, о’кей? И не самовольничай, как обычно.

Выйдя из кабинета Сантини, Коломба захватила из шкафа пуленепробиваемый жилет, а из комнаты отдыха – трех амиго. При виде ее они тотчас вскочили. Тремя амиго были Альберти, лысый, сложенный как регбист инспектор Клаудио Эспозито, которого уже дважды отстраняли за рукоприкладство в отношении подозреваемых и сослуживцев, и вице-комиссар Альфонсо Гварнери – веселый, как зубная боль, тормоз с бородкой эспаньолкой. Это коллективное прозвище изобрел Альберти, и он же был единственным, кто его использовал. По мнению Коломбы, они больше походили на трех болванов: если бы не она, эта троица так бы и просидела в участке до пенсии, перебирая бумажки.

По дороге к Ченточелле она, устроившись на заднем сиденье, пролистала распечатку с последними подвижками в расследовании. Покойник в сером костюме оказался шестидесятидвухлетним доктором Адриано Мэйном, анестезиологом из клиники Джемелли, который входил в научный совет миланской клиники «Вилла Реджина» и возвращался домой после сложной операции.

Модника звали Марчелло Перукка. Этот тридцатилетний владелец дискотеки «Голд» на улице Аппиа Антика и еще нескольких ночных заведений лишился водительских прав и вынужден был путешествовать поездом.

Женщиной на каблуках была пятидесятилетняя пиарщица Паола Ветри, известная в мире шоу-бизнеса благодаря работе с актерами масштаба Де Ниро и Ди Каприо. Пожалуй, именно ее смерть вызвала больше всего шумихи.

Старика с тростью в горле звали Дарио Баллардини. Когда-то этот семидесятидвухлетний бизнесмен владел мебельной фабрикой, но перед кризисом продал ее китайцам и вышел на пенсию. Он направлялся в Рим, чтобы навестить дочь, а последний поезд предпочел потому, что страдал от бессонницы и, очевидно, любил доводить родню до белого каления.

Тридцатидевятилетняя Орсола Мерли, напротив, возвращалась домой к мужу-строителю. Несколькими часами ранее ее машина сломалась, и ей пришлось сесть на поезд. Это ее Коломба обнаружила в туалете.

Мужчина в позе Супермена оказался тридцативосьмилетним миланцем Роберто Копполой – востребованным визуальным мерчандайзером, который направлялся в Рим, чтобы курировать открытие модного французского бутика на улице Бабуино.

Остальных четверых погибших гламурный флер не окружал. Двое из них – тридцатилетний гражданин Италии Джамилуддин Курейши и тридцатидвухлетний обладатель вида на жительство Ханиф Аали – работали стюардами, или как там называют тех, кто подает кофе в поездах. Оба были родом из Пакистана. Разведслужбы проверяли их на предмет связи с исламскими экстремистами, но пока расследование не принесло никаких результатов. Последними двумя жертвами были двадцатидевятилетний уборщик Фабрицио Понцио и открывший дверь в вагон кондуктор, чье имя Коломба уже знала.

При помощи телевизионщиков и администрации железных дорог удалось отследить пусть и не всех, но большинство пассажиров поезда. Тщательный анализ их показаний также ни к чему не привел. К счастью, никто из них не отравился, хотя в приемных покоях римских больниц, заполнившихся ипохондриками, разразилась настоящая паника.

Полицейские просматривали тысячи часов записей камер видеонаблюдения на миланском вокзале Чентрале и римском Термини, надеясь выяснить, кто вошел в поезд и подключил баллон к вентиляционной системе, но к настоящему моменту их однообразный труд был бесплодным. Зато звонки мифоманов и ложные сообщения о готовящихся терактах раздавались по всему полуострову.

Пытаясь взять ситуацию под контроль, Министерство иностранных дел сформировало группу магистратов, которые, в свою очередь, координировали работу целевой группы, находящейся под надзором разведслужб. Теперь структура управления настолько разветвилась, что оставалось лишь гадать, кто принимает важные решения. Возможно, никто – вполне по-итальянски.

К удивлению Коломбы, в группу магистратов вошла Анджела Спинелли, с которой она работала над делом о погребенных в озере трупах, – очередное воспоминание, которое Коломба предпочла бы стереть из памяти навсегда. Однако, когда она случайно задремала, убаюканная движением автомобиля, прошлое снова закружилось у нее перед глазами. Разбудил ее Альберти, смущенно прикоснувшийся к ее руке:

– Госпожа Каселли, мы на месте.

Она выпрямилась. Голова стала тяжелой, как арбуз.

– Спасибо.

Сидящий за рулем Эспозито выпростал из-за ворота золотой крестик, оставив его болтаться поверх необъятного бронежилета.

– На счастье, – сказал инспектор.

– Убери. Мы не инквизиция, – велела Коломба.

Инспектор неохотно заправил крестик под футболку, прижав к волосатой груди: волосами он зарос всюду, кроме головы.

– Хотите знать мое мнение, госпожа Каселли? Немного инквизиции тут не помешает. А иногда и пара зуботычин.

– Ей твое мнение до лампочки, Клаудио, – сказал Гварнери. – Пора бы тебе это усвоить.

– Ну и ладно. Попадете в ад, не жалуйтесь, – проворчал Эспозито, паркуясь.

Когда-то двухэтажное здание исламского центра в Ченточелле занимала автомастерская, и на одной из его стен еще можно было заметить следы старой вывески: за тэгами и граффити на арабском и итальянском языках виднелись число 500 и приставка «Авто». Центр находился в переулке, который оканчивался оградой заваленного мусором и выброшенными электроприборами пустыря, где ночами собирались парочки и барыги.

В полдень, когда к зданию подъехали Коломба и три амиго, его уже окружили десятки бронированных фургонов спецназа и полицейских машин. В тупике тремя рядами выстроились полицейские, экипированные для борьбы с уличными беспорядками. Вход в центр им преграждала сотня выкрикивающих лозунги по-арабски иммигрантов с Ближнего Востока, среди которых были даже дети.

Противостоял манифестантам полицейский в штатском, в котором Коломба узнала инспектора Кармине Инфанти из своего отдела. Поняв, что его включили в целевую группу, она не слишком обрадовалась – Инфанти был конченым кретином.

– Говорю вам, освободите дорогу! – раскрасневшись, кричал он.

– Мы не имеем никакого отношения к халифату, – на хорошем итальянском сказал мужчина в коричневом костюме. – Мы здесь среди друзей. А вы заявляетесь к нам, как гестапо.

– Друг, мы всего лишь исполняем свой долг. А теперь дай пройти и скажи своим приятелям, чтобы посторонились!

– Вы не имеете права! Это наш храм! – снова возмутился араб.

Трое или четверо стоящих позади него манифестантов прокричали что-то в его поддержку. В толпе начали скандировать новые слоганы.

– Мне плевать, чей это храм. У вас десять секунд, чтобы убраться с дороги, или мы сами вас подвинем, ясно?

Инфанти сорвался на крик, и спецназовцы, подняв щиты, двинулись к демонстрантам. Коломба инстинктивно шагнула между ними, сунув удостоверение в лицо самому старшему по званию офицеру.

– Спокойно, ребята. Это не поможет, – сказала она.

Руководитель подразделения окинул изучающим взглядом сначала корочку, а потом и ее саму.

– Вы не командуете операцией, – сказал он.

«Он прав. Я уже иду против приказов».

– Как тебя зовут?

– Инспектор Энеа Антиоко… Госпожа Каселли.

– Хорошо, инспектор Антиоко. Если ты без причины атакуешь гражданских, у тебя будут большие неприятности. Ясно?

Побагровев от гнева до кончиков ушей, Антиоко все-таки приказал своим людям остановиться.

«Добро пожаловать в клуб моих ненавистников», – подумала Коломба и, велев трем амиго оставаться со спецназовцами, подошла к Инфанти:

– Привет, Кармине.

– Госпожа Каселли? – сказал он, перекосившись, будто жевал лимон, да притом гнилой. Когда-то они были на «ты», но те времена давно прошли. Они отошли в сторону, чтобы поговорить, не переходя на крик. – Что вы здесь делаете?

– Вас поддерживаю. Итак, что случилось?

– Сами видите, они не дают нам войти. Я вынужден приказать идти на штурм.

– А где культурный посредник?

– Посредников на всех не хватило. Обстоятельства чрезвычайные, госпожа Каселли. Поэтому я войду в центр, даже если в результате кому-то не поздоровится.

– Дай мне пять минут. – Не дожидаясь ответа, Коломба подошла к толпе, остановилась в метре от первого ряда манифестантов и обратилась к мужчине в коричневом костюме, стоящему сразу позади них: – Позови имама.

– Нет никакого имама.

Коломба шагнула вперед и показала на собственное лицо:

– Не придуривайся. И давай поживей, я пытаюсь избежать заварухи. Рафик меня знает.

Мужчина сказал что-то по-арабски своим товарищам и исчез внутри. Через пару минут толпа расступилась, и из центра медленно, будто прогуливаясь по пляжу, вышел седобородый старик в куфии, очках в тяжелой оправе и свободной белой джеллабе, развевающейся на ветру.

– Госпожа Каселли, – на безупречном итальянском произнес он, подойдя к ней. Он избегал смотреть ей в лицо, поскольку никогда не разглядывал женщин без паранджи.

– Имам Рафик.

– Здесь нет террористов. Игиловцы – и наши враги тоже.

– Но нам необходимо это проверить, имам. Сами знаете, как все устроено.

– Так убедите в этом их. – Старик показал на толпу. – Я им не начальник, а наставник.

Коломба указала ему на выстроившихся со щитами спецназовцев. Из-за их спин показались оперативники в масках и с автоматами наперевес: на место прибыл ОБР – отряд по борьбе с терроризмом.

– Видите этих бойцов, имам? Я им тоже не начальница. И мне очень сложно держать их на поводке. Вы действительно хотите, чтобы пострадал кто-то из ваших правоверных? Прошу вас. Здесь дети.

Имам продолжал смотреть в невидимую точку за левым ухом Коломбы.

– Мы не имеем отношения к поезду. Милостивый Аллах запрещает убийство невинных.

– Я вам верю. Но я должна проверить.

Искоса взглянув на нее – большего он не мог себе позволить, – имам дал согласие на обыск.

Коломба вернулась к Инфанти, который свирепо затягивался сигаретой.

– Вас пропустят. Имам вас проведет.

– Давно пора, – недовольно сказал он.

– Но я пойду с вами, – сказала Коломба. – Имам знает меня, а я знаю это место.

– А ведь я могу потребовать, чтобы вы ушли, вы это понимаете?

– Попробуй.

Инфанти не осмелился. Как выяснилось впоследствии, малодушие сослужило ему дурную службу.