Бороться-то она умела, но, если чувствовала, что победа недосягаема, находила в себе силы отойти, невзирая на уязвленное самолюбие.
Сегодня как раз настал такой черный день. Поняв, что Дрейк для нее потерян навсегда, она решила исчезнуть из его жизни, сохранив при этом хоть каплю чувства собственного достоинства.
В общем, Лаури Перриш сдается. Так сказать, вывешивает белый флаг.
Глава четырнадцатая
Казалось, Дженифер в тот день никогда не уляжется спать. Возбужденная приездом отца, она выкидывала такие фокусы, которые Лаури в другое время никогда не потерпела бы.
Но, наконец, малышка угомонилась. Лаури искупала ее, уложила в постель и поцеловала на ночь. Когда девочка прочитала на языке жестов молитву, Лаури едва сдержалась, чтобы не разреветься. Опустившись на колени, она обняла крошку, прижала ее к себе, с наслаждением вдыхая аромат чистого детского тельца. «Я люблю тебя, Дженифер», – проговорила она и вышла из комнаты. Свет выключать не стала – это сделает Дрейк.
Лаури вошла к себе в спальню и закрыла за собой дверь, но не прошло и нескольких секунд, как к ней постучали.
– Да?
– Не желает ли дама спуститься вниз и испить со мной перед камином бокал вина? – На пороге, весело улыбаясь, возник Дрейк. – Чудесная ночь выдалась для этого, не правда ли?
Последние слова явно намекали на то, что и для других дел ночка как раз то, что надо.
Лаури едва не вскипела от ярости, и только огромным усилием воли смогла подавить ее. Ну и нахал! Решил, что стоит ее пальцем поманить, и она тут как тут. Ничего, она ему покажет, где раки зимуют.
– У меня болит голова, – отрезала она. – Наверное, погода меняется… Впрочем, это не важно. Но так или иначе, я плохо себя чувствую и собираюсь лечь спать. Думаю, что сон принесет мне больше пользы, чем бокал вина.
– По-моему, дама чересчур привередлива, – все еще надеясь ее расшевелить, проговорил Дрейк.
– Извини, Дрейк, но у меня нет никакого желания спускаться вниз.
Секунду он молча смотрел на нее, потом пожал плечами:
– Как хочешь. Утром увидимся.
И вышел из комнаты.
Лаури, прислушиваясь к звукам, доносившимся из соседней комнаты, принялась беспокойно ходить взад-вперед. Дрейк, похоже, включил телевизор, потом немного погодя выключил его, прошел в ванную. Зашумела вода. Так, умывается на ночь. Значит, скоро ляжет спать.
Наконец дом погрузился в тишину. Лаури осторожно открыла дверь, на цыпочках добралась до лестницы и прислушалась. Ни звука, ни огонька. Вернувшись в свою комнату, она на всякий случай выждала минут двадцать, потом натянула пальто, накинула на голову капюшон, вытащила из-под кровати чемодан и, крадучись, спустилась с лестницы.
Тихонько открыв входную дверь, вышла на крыльцо. Ветер стих, но снег по-прежнему валом валил. Поставив чемодан, Лаури, соблюдая все меры предосторожности, закрыла за собой дверь, потом, осторожно ступая, спустилась по обледеневшим ступенькам и, скользя и спотыкаясь, направилась к стоявшему на подъездной дорожке «Мерседесу».
Дверца машины, казалось, примерзла намертво. После нескольких яростных, но тщетных попыток открыть ее одной рукой Лаури кинула чемодан и сумочку прямо в снег и вцепилась в дверцу обеими руками. Та неожиданно поддалась, едва не сбив Лаури с ног.
Закинув чемодан с сумочкой на заднее сиденье, Лаури села за руль. Даже сквозь кожаные перчатки руки пробрал леденящий холод, и она вздрогнула. Ну и мороз! Даже теплое пальто не спасает. А что если машина не заведется?
Несколько раз нажав ногой на педаль газа, попробовала завести двигатель. Тот, чихнув несколько раз, заглох.
– Черт! – выругалась Лаури и попробовала еще раз. Безрезультатно. Снова и снова пыталась она пробудить машину к жизни и, когда уже потеряла всякую надежду, двигатель внезапно заработал, и шум его показался Лаури самым прекрасным звуком на свете.
Все время, пока Лаури пыталась завести мотор, она не сводила тревожного взгляда с входной двери, боясь, что Дрейк услышит грохот. Однако этого не случилось – видимо, ветер заглушал все остальные звуки. Бросив в сторону дома последний взгляд, Лаури выжала сцепление, и колеса заскользили по обледеневшей земле.
До этого момента Лаури и не думала о том, как она поведет машину в такую пургу. Правда, ей частенько приходилось ездить по заснеженным улицам родного городка. Однако штат Нью-Мексико не сравнить с Небраской. Там плоские, как блин, равнины, здесь – высокие горы…
Ужас охватил ее, когда машина внезапно перестала слушаться руля, и ее занесло на другую сторону подъездной дороги. Упрямо закусив нижнюю губу, Лаури попыталась выровнять машину. Это ей удалось, хотя и с величайшим трудом. Однако она решила не отступать и еще крепче вцепилась в руль. Дрейк-то сумел добраться из Альбукерке до дома в эту непогоду. А если смог он, то и она сможет. Ждать до утра нельзя – дорога обледенеет еще больше.
Целых десять минут потребовалось Лаури, чтобы добраться до конца подъездной аллеи и попытаться выехать на дорогу, ведущую в Уиспез. Это оказалось не так-то просто. Чтобы на нее свернуть, требовалось сначала притормозить, что Лаури и сделала, однако машина и не думала останавливаться. Тогда, решив, что ей удастся вырулить на дорогу, не притормаживая, Лаури слегка, лишь на какие-то несколько сантиметров, повернула руль.
Но и этого оказалось достаточно. Машину тут же резко занесло, и Лаури уже бессильна была что-либо сделать. Несчастный автомобиль мотало из стороны в сторону. Лаури, обезумев от страха, инстинктивно дала по тормозам. Колеса тут же заклинило, и машина съехала задом в занесенный снегом кювет. Лаури сидела, задрав ноги вверх, голова ее болталась где-то внизу – точь-в-точь в кресле зубного врача, – однако при всем при этом была цела и невредима. Машина, похоже, тоже ничуть не пострадала – в кювет она съехала плавно, не было слышно ни скрежета, ни стука, ни удара обо что-то. Одна беда – в снегу, видимо, засела крепко-накрепко.
Лаури выключила двигатель и решила подумать, как ей быть дальше, но не успела. Дверца внезапно распахнулась, и она даже испугаться не успела, как перед ней возникло лицо Дрейка. Таким злым видеть его ей еще не доводилось.
– Цела? – рявкнул он.
Лаури кивнула, не зная, радоваться этому обстоятельству или огорчаться. Сейчас она больше боялась Дрейка, чем попасть в автокатастрофу.
Схватив ее за руку, Дрейк принялся вытаскивать ее из машины. Резко высвободившись, она потянулась за сумкой и чемоданом.
– Оставь их в покое! – завопил Дрейк.
На нем была дубленка, но застегнуть ее он, видимо, впопыхах забыл, и теперь длинные полы ее развевались на ветру, пока он, с трудом переставляя ноги в глубоком по колено снегу, пытался выбраться из кювета. Лаури он бесцеремонно тащил за собой. С неба валил снег, их окружала кромешная тьма.
Вдруг Лаури споткнулась и почувствовала, что нога у нее подвернулась. Она громко вскрикнула, но Дрейк, похоже, не услышал. А может, ему было все равно.
Когда они, наконец, выбрались из кювета, Лаури вздохнула с облегчением: наконец-то передохнут, однако Дрейк еще крепче схватил ее за руку и, скользя, спотыкаясь, падая, нещадно понося всех и вся, двинулся по направлению к дому, хотя как он ориентировался в этой адской мгле, одному Богу известно. Злой он был при этом, как черт. Шагал себе впереди с непокрытой головой, не обращая ни малейшего внимания на пронизывающий, холодный ветер и снег, шапкой покрывавший его растрепанные волосы.
Очень скоро Лаури выбилась из сил и еле-еле плелась за ним следом. Заметив это, Дрейк как следует встряхнул ее и крикнул сквозь завывание вьюги:
– Если ты так и будешь передвигаться со скоростью черепахи, мои следы занесет снегом и мы не найдем дороги! Ты этого хочешь?
Лаури испуганно взглянула на него и прибавила шагу.
Наконец они добрались до дома. Лаури начала подниматься на крыльцо, но поскользнулась и чуть не скатилась вниз. Дрейк бесцеремонно подхватил ее под мышки и, толкнув плечом входную дверь, втащил в дом.
На негнущихся, бесчувственных, словно деревяшки, ногах Лаури пошла к лестнице. Ей хотелось сбежать от Дрейка, и чем скорее, тем лучше. Однако он, похоже, разгадал ее намерение, потому что мигом оказался у нее за спиной и, схватив за запястье железной рукой, потащил к камину.
– Сиди здесь и не двигайся! – грозно приказал он, а сам, опустившись на колени, разворошил кочергой едва тлеющие угли и положил на решетку несколько поленьев. Когда они вспыхнули, Дрейк повернулся к Лаури.
Если бы она уже не промерзла до костей и не тряслась от холода как цуцик, то сделала бы это сейчас под его горящим от ярости взглядом. Рот его был плотно сжат, а на скулах играли желваки. Дрейк, не отрываясь, смотрел на нее, а потом поднял руки.
Лаури вздрогнула, решив, что он сейчас ее ударит. Однако вместо этого он взял ее за плечи и притянул к себе:
– Если ты еще хоть раз посмеешь выкинуть такой фокус, я тебя так взгрею, что впредь не повадно будет! Слышишь?
Он еще разок встряхнул ее, да так, что голова беспомощно замоталась из стороны в сторону.
– Что ты собиралась этим доказать? А?
Лаури уже немного согрелась и теперь почувствовала, как вместе с теплом к ней возвращается злость и обида. По какому праву он ее допрашивает? Она всего лишь работает на него, и только. И может уйти, когда пожелает, не дав ему никаких объяснений.
Вырвавшись из его стальных рук, Лаури в гневе вскочила с дивана. Теперь они стояли лицом к лицу, как два боксера, оценивающие силу друг друга перед поединком.
– Если ты беспокоишься о машине, то я оставила наверху записку, что она будет находиться на стоянке в аэропорту, и ты сможешь забрать ее, когда тебе 6у-дет удобно! – выдала Лаури, гордо вскинув подбородок.
– К черту машину! – взревел Дрейк. – Дженифер ты тоже оставила записку, объясняя, почему удрала? Она ведь, наверное, стала бы интересоваться, куда ты подевалась!
Лаури тут же смешалась и пробормотала что-то нечленораздельное.
– Говори громче. Я не расслышал, – резко сказал Дрейк.
Его надменность вывела Лаури из себя.
– Я сказала, – выпалила она, – что предоставила тебе возможность с ней объясниться!
– И что я ей должен рассказать, по-твоему?
Ее душил гнев. Лаури понимала, что это единственное доступное ей средство в борьбе с его высокомерием.
– Ну, например, то, что я достаточно уважаю себя, чтобы удовольствоваться лишь ролью любовницы актера, который только и ждет, что каждая встречная женщина при виде его тут же падет к его ногам! Что поскольку я люблю ее и мне небезразлично ее будущее, меня оскорбляет и возмущает эта жалкая интрижка! Что мне платят за то, что я учу ее, а не за то, что сплю с ее отцом.
Грудь ее порывисто вздымалась, тело было словно туго натянутая струна.
– Я уйду отсюда, даже если мне придется идти пешком! И мне наплевать, что мы с тобой больше никогда не увидимся!
С этими словами Лаури отскочила от Дрейка и бросилась к двери.
– Нет! – послышался его сдавленный крик. В голосе слышалась такая мука, что Лаури резко остановилась, будто споткнувшись обо что-то. «Интересно, притворяется или нет» подумала она и, решив проверить, медленно обернулась. Глаза его, только что метавшие молнии, теперь смотрели на нее с отчаянием и мольбой.
– Не оставляй меня, Лаури! Прошу тебя! Дрейк рухнул на колени, обхватил ее руками и прижался к ней лицом.
– Я поклялся, что никогда больше не полюблю, ни единую женщину! А сам влюбился! И теперь никуда тебя не отпущу!
Не соображая, что делает, Лаури принялась смахивать капельки воды, в которые превратился снег, с серебристо-каштановых прядей. А потом опустилась на пол рядом с ним.
– Что ты говоришь, Дрейк? – едва выдохнула она, пристально вглядываясь в его лицо.
Неужели играет какую-то очередную роль? Может, решил завершить пьесу трагикомической сценой, в которой будущее двух любящих сердец висит на волоске? Нет! Боль и отчаяние, отразившиеся на его лице, были настоящими. Лаури поняла: он говорит искренне.
Откинув со лба влажную от снега прядь волос, Дрейк между тем тихонько спросил:
– Ты, наверное, решила, что я заявился сегодня сюда только затем, чтобы продолжить то, на чем мы остановились? Ведь так?
Лаури кивнула.
– А приглашая тебя спуститься вниз и выпить со мной бокал вина, собирался сыграть великолепную сцену совращения, верно?
Она снова кивнула.
– Ну что ж, ты не ошиблась, – смущенно признался Дрейк. – Но сначала я собирался просить тебя признать нашу женитьбу настоящей. У меня всегда было такое ощущение, что после венчания, которое совершил твой отец, так оно на самом деле и было.
– Дрейк, – прошептала Лаури, – но почему ты мне раньше об этом не сказал?
– Почему? – усмехнулся он. – А ты бы мне поверила? Ты ведь всегда не веришь своим глазам, ищешь какие-то скрытые мотивы. Ежик ты мой милый.
И Дрейк, наклонившись, коснулся губами ее лба.
– Я знаю тебя лучше, чем ты сама себя знаешь, Лаури Перриш Ривингтон, – продолжал он. – В первый же день, когда мы познакомились, я сказал, что у тебя все на лице написано.
Дрейк ласково погладил ее по щеке.
– Твой Поль, должно быть, был сущим негодяем. Из того немногого, что ты мне рассказала, можно без труда представить, в каком кромешном аду ты жила, наверное, он бывал мрачным и угрюмым, а через секунду веселым и радостным, и тебе все время нужно было держать себя в руках, чтобы, не дай Бог, не ранить его хрупкую душу. Ведь так?
– Да, – ответила Лаури, недоумевая, откуда он все это знает.
– Что ж, у меня характер тоже не подарок. Но если я, по-твоему, заходил слишком уж далеко, ты без колебания ставила меня на место. Видимо, инстинктивно чувствовала, что я не такой, как Поль, слабый и беспомощный, что я никогда не стану топить свое горе в вине. Я прекрасно понимаю, как нелегко жить с человеком, который все время на людях, – продолжал Дрейк. – Но что бы обо мне ни говорили, что бы ни писали, не верь ни единому слову, пока я сам не скажу, что это правда. И еще. Если вдруг моя артистическая карьера потерпит крах, знай, что я всегда найду способ заработать на жизнь. Для меня моя профессия – лишь ремесло, но никак не страсть. Вы с Дженифер всегда есть и будете для меня важнее, чем работа.
Дрейк перевел дух.
– Ну вот. Если ты считаешь, что сможешь смириться с моими артистическими замашками, так уж и быть – я смирюсь с твоим бешеным темпераментом.
– Это у меня-то бешеный темперамент! – возмущенно воскликнула Лаури, тут же попавшись на удочку.
Дрейк расхохотался, и она, смутившись, тоже улыбнулась и спрятала лицо на его груди.
– Да, ты совсем не похож на Поля. И я тебе теперь верю, – прошептала она.
Сердце ее радостно билось в груди, а все-таки какая-то тень омрачала ее счастье. И Лаури поняла, что это за тень. Сьюзен…
– Дрейк, а как же Сьюзен? – спросила она, словно головой бросилась в омут.
– Сьюзен? – повторил он и вздохнул. – Так и знал, что ты спросишь меня о ней.
– Ты все еще любишь ее? – не отставала Лаури, поражаясь собственной смелости.
Дрейк ошарашено глянул на нее:
– Так вот о чем ты думала?
Лаури кивнула:
– Когда ты впервые поцеловал меня, ты признался, что любил свою жену.
– Ну да. Когда-то и в самом деле любил. И сильно. Нам было хорошо вместе. И в постели тоже…
Ревность вспыхнула в Лаури с новой силой и, должно быть, это чувство отразилось у нее на лице, поскольку Дрейк, пристально взглянув на нее, усмехнулся, однако через секунду снова стал серьезным:
– Она была красива и умна, но в ней отсутствовало самое главное – душа. Не хочется плохо говорить о покойнице, но говорить хорошо – значит покривить душой. Такой эгоистичной и испорченной женщины, как она, я еще никогда не встречал. А честолюбива была настолько, что с ума можно было сойти.
Дрейк снял дубленку и помог раздеться Лаури.
– Это она заставила меня сниматься в этой мыльной опере. Сам я хотел продолжать учиться, но у Сьюзен на мой счет были другие планы. Она хотела, во что бы то ни стало, выйти замуж за знаменитость. Дрейк горько усмехнулся:
– За эту жизнь, жизнь с кинозвездой, жизнь на всеобщем обозрении она бы все отдала. Однако следует отдать ей должное – Сьюзен стремилась блистать во всем. И в балете тоже, а поэтому репетировала с утра до вечера. Когда она забеременела, я думал, она кастрирует меня. Противозачаточные таблетки она принимать не желала – от них, видите ли, поправляются, а когда узнала, что у нее будет ребенок, свалила всю вину на меня.
Они прислонились к каминной решетке. Дрейк обнял Лаури за плечи и, взяв ее руку, провел пальцем по просвечивающим жилкам.
– Какие у тебя красивые руки, – пробормотал он. Поднеся ее руку к губам, он нежно поцеловал ладонь.
– Я боялся, что она сделает аборт, однако после девяти месяцев скандалов и истерик она произвела на свет Дженифер, и я был вне себя от счастья.
Дрейк опять замолчал и встал, не сводя глаз с огня в камине. Причудливые тени играли на его лице, высвечивая каждую черточку.
– Дженифер было полгодика, когда мы обнаружили, что она не слышит. Можешь себе представить, Лаури, что я пережил! Я винил себя во всех смертных грехах, мыслимых и немыслимых. Чего только не передумал! И никак не мог понять, за что Господь так жестоко обошелся со мной. Даже подумал грешным делом, может, за то, что десятилетним мальчишкой как-то залез в чужой сад за яблоками. Сейчас это самобичевание кажется просто смешным, тогда же мне было не до смеха. Однако мои переживания не шли ни в какое сравнение с отчаянием Сьюзен. Она кляла меня на чем свет стоит, крича, что она никогда не хотела ребенка. Видишь ли, Сьюзен больше всего на свете ценила совершенство во всем. Танцевать – так только отлично. Муж – самый лучший, равно как и ребенок. А Дженифер, сама понимаешь, как-то не отвечала этим требованиям.
Он надолго замолчал, поворошил носком ботинка дрова в камине и только потом продолжал:
– Как-то раз я вернулся с работы позже обычного. Из комнаты Дженифер доносился отчаянный плач. Я вошел к ней… Она лежала в своей кроватке мокрая насквозь, замерзшая и голодная. Я пришел в ярость и бросился искать Сьюзен. Она… она…
Продолжить Дрейк не смог и закрыл лицо руками. Сердце Лаури готово было разорваться от горя. Она все поняла, однако утешать его не стала. Этим страшным воспоминаниям суждено навсегда остаться с ним. Тут уж ничего не поделаешь. Ей повезло в свое время, что не она обнаружила тело Поля. Дрейку не выпало такого счастья.
– Она лежала в ванной в луже крови, – наконец сказал он. – Вскрыла себе вены… И, похоже, задолго до моего прихода.
Он долго молчал, потом опустился на ковер рядом с Лаури, обхватил ее руками и притянул к себе.
– Я так и не простил ее. Просто не мог. На похороны, которые устроили ее родители, идти отказался. Ее родные недвусмысленно дали мне понять, что не хотят иметь ни со мной, ни с Дженифер никаких отношений. Как же! Ведь мы ограбили их, отняв самое дорогое, что у них было. Их ненаглядное сокровище… Их Сьюзен… Отстранившись, Дрейк заглянул Лаури в глаза:
– С тех пор я поклялся, что никогда ни в кого больше не влюблюсь. Я любил Сьюзен, а когда по-настоящему понадобились ее любовь и поддержка, она меня бросила. Но я изменил своей клятве, Лаури, и влюбился в тебя. И ты не можешь меня сейчас оставить, понимаешь? Иначе я этого не переживу.
Дрейк в порыве отчаяния прижался к ее губам. Лаури ответила ему, вложив в свой поцелуй всю любовь, которую испытывала к нему.
Наконец они отстранились друг от друга, и Дрейк продолжил свой рассказ:
– Я поехал в Нью-Йорк по двум причинам. Во-первых, решить свои дела на студии, а во-вторых, сходить на могилу Сьюзен. Я там никогда не был. Даже передать тебе не могу, какую ненависть и горечь я испытывал при одной мысли о своей жене. А теперь понимаю, что ждал от нее слишком многого, а нужно было просто принимать ее такой, какая она есть. Впрочем, это относится к любому из нас. Но пока я не влюбился в тебя, я не умел прощать. А теперь умею, и этому научился у тебя, моя рыжеволосая красавица. Помнишь тот день, когда Дженифер устроила разгром в твоей комнате? Ты тогда ужасно разозлилась и отшлепала ее, но ты же ее и простила. Она никогда не сомневалась в том, что ты ее любишь. Вот так и я должен был съездить на могилу Сьюзен и простить ее, прежде чем предложить тебе свою любовь. Я хотел, чтобы она была незапятнанной ничем.
Снова долгий поцелуй.
– Ты сегодня спросил об этих коробках, которые лежат в стенном шкафу, – заметила Лаури после того, как они наконец-то оторвались друг от друга. – Я решила, что ты хочешь показать Дженифер фотокарточку Сьюзен. А потом услышала, как ты учишь ее говорить слово «мама».
– Так вот что ты подумала!
Дрейк, запрокинув голову, расхохотался:
– Я спросил про эти коробки, потому что теперь наконец-то нашел в себе силы их разобрать. Раньше я не мог заставить себя прикоснуться ни к чему, что ей принадлежало. А сейчас я просмотрел их и отложил кое-что для Дженифер. Когда-нибудь, когда она подрастет, мы расскажем ей о матери.
Он протянул руку и, взяв Лаури за подбородок, заглянул ей в глаза.
– А «мама» я ее учил говорить, потому что решил сделать тебе сюрприз. Отныне я хочу, чтобы она только так тебя называла. А когда мы поженимся, ты ей станешь самой настоящей матерью.
– Дрейк… – начала было Лаури, но он, не дав договорить, закрыл рот поцелуем.
– Ну что, согрелся? – звенящим от счастья голосом проговорила Лаури. – Ой, Дрейк, что ты делаешь? – вдруг вскрикнула она.
Они сидели в ванной, полной горячей воды, когда Лаури внезапно почувствовала на своем теле его неугомонные руки. Однако ее возмущение не возымело никакого действия. Дрейк и не подумал убирать руки, наоборот, принялся ласкать Лаури еще исступленнее, пока с ее губ не сорвался глубокий стон. Лаури взглянула в зеркала, расположенные напротив ванной. Хотя комната была освещена лишь одной свечой, их отражения виднелись совершенно отчетливо.
– Когда тебе в голову пришла такая отличная мысль побарахтаться здесь вдвоем? – улыбнулся Дрейк.
– Когда я впервые сюда вошла, – хихикнула Лаури. – Я вдруг увидела нас вместе в этой огромной ванной и чуть было не бросилась закрывать Дженифер глаза, да вовремя поняла, что эта пикантная сцена существует лишь в моем разнузданном воображении. Впрочем, Дженифер вполне может унаследовать одну из твоих черт – полное отсутствие стыдливости, – задумчиво добавила она.
– А что, у меня и вправду есть такая черта?
– Ты же сам мне как-то сказал, что начисто лишен скромности.
– Да ну? – искренне удивился Дрейк. – Наверное, просто нужен был предлог, чтобы голым залезть с тобой в постель.
– Ах ты…
Не найдя, что сказать, Лаури принялась брызгать ему в лицо водой. Она предавалась этой невинной забаве, а руки Дрейка бродили по ее телу.
– А знаешь, когда я влюбился в тебя? – хрипло спросил он.
– Дрейк… – ахнула Лаури, почувствовав, что он добрался до особенно чувствительного места.
– Нет, а когда? – поспешно проговорила она, боясь, что скоро голос перестанет ей повиноваться.
– Когда мы были в ресторане «Русская чайная» и ты совершенно откровенно объяснила, чего мне стоит ждать от Дженифер, а чего нет. – Он усмехнулся. – Да уж, угораздило попасться на удочку этой бешеной девице, которая разнесла Дрейка Слоуна в пух и прах, ничуть не заботясь о том, что он не какой-то простой актеришка, а суперзвезда. Надо отдать тебе должное, в тот день ты выглядела просто потрясающе. Я мысленно раздевал тебя, представляя, какая ты без одежды. Однако действительность превзошла все ожидания.
Последние слова он ради пущей убедительности подкрепил жестом – в очередной раз проведя руками по ее телу.
– А когда ты поняла, что любишь меня? – спросил он после очередного поцелуя.
– А разве я когда-нибудь говорила, что люблю тебя? – подколола Лаури.
Бурная реакция Дрейка на эту невинную шутку просто ошеломила ее. Он рывком притянул ее к себе, не обращая внимания на то, что вода выплескивается через край.
– Ты любишь меня, Лаури? Ну скажи, что любишь!
Вынув из воды мокрые руки, Лаури проговорила на языке жестов: «Я очень тебя люблю». И эта внезапно наступившая тишина была красноречивее любых слов.
Дрейк перевел взгляд с ее рук на изящную грудь, и непреодолимое желание дотронуться до нее овладело им.
Наклонив голову, он поочередно коснулся губами розовых сосков, а потом поглотил их своим ртом, лаская языком и легонько посасывая.
Наконец, оторвавшись от ее груди, Дрейк, задыхаясь, проговорил:
– Думаю, еще несколько дней до города не добраться. Согласишься ли ты пожить со мной в незаконном браке до тех пор, пока мы не доедем до Альбукерке или Санта-Фе и не поженимся?
Лаури провела языком по его груди, добралась до подбородка, губ, усов и, обхватив Дрейка руками за бедра, притянула к себе, чувствуя, как мало-помалу наливается силой его мужское естество.
– А что ты сделаешь, если я отвечу нет? – игриво спросила она.
– Тогда я утоплю тебя! – зарычал он, опуская голову.
– Тогда да, Дрейк, да, да, да!